Выпуск № 5 (294) | 1963 - страница 5

«Советская музыка», мы увидим, что еще двадцать пять — тридцать лет назад советская музыкальная общественность выражала резкое недовольство состоянием нашей критики, малой ее принципиальностью и честностью в оценках творческой продукции композиторов.

«Может быть, приятнее писать о признанных всеми сочинениях, но еще нужнее говорить о плохих — именно этого нам не хватало», — говорил Д. Кабалевский еще в 1935 году на дискуссии в Союзе композиторов.

С тех пор положение в области профессиональной музыкальной критики не очень изменилось, несмотря на гигантский рост и потребности советской многонациональной музыкальной культуры. Об этом постоянно говорится с трибуны композиторских пленумов и съездов.

Нынешняя система музыкального образования при всем ее несомненном профессионализме страдает пороком академической замкнутости. Молодой музыкант, проводя почти полных двадцать лет в школе, училище и консерватории, в то же время не поддерживает повседневных и многосторонних связей с жизнью даже своего искусства.

Это обстоятельство мешает правильному воспитанию любого музыканта; особенно же тягостно оно сказывается на формировании творческого лица будущего музыковеда, призванного быть критиком, музыкально-общественным деятелем, пропагандистом коммунистической идеологии в искусстве.

Положение еще более осложняется тем, что музыкальные вузы ограничили свою заботу о специализации музыковедов определением их узкопедагогического профиля — историка или теоретика, не прививая им необходимых навыков и умения в области массовой работы, музыкальной журналистики и т. д. Будущие воспитатели новых поколений советских музыкантов — научные работники, редакторы, критики — не приобретают в вузах главного — вкуса к активному участию в нашей общественно-творческой жизни. В результате высшие учебные заведения нередко благословляют на самостоятельную деятельность общественно инертных, аполитичных по своему художественному мировоззрению людей, которые тут же спешат вновь укрыться от жизни за стенами классной комнаты или научного кабинета.

Не потому ли мы так редко встречаемся с подлинно живой мыслью в пухлых томах, выходящих под грифом солидных научно-исследовательских институтов? Не потому ли так много серых, поверхностных брошюр и книг издают наши музыкальные издательства? Не потому ли подавляющее большинство музыковедческих работ обнаруживает методологическую беспомощность их авторов в области идейно-эстетического анализа явлений искусства? Не случайно музыковеды боязливо обходят самые боевые и острые вопросы марксистско-ленинской эстетики, а некоторые легко попадают в сети чуждых ей теоретических идей.

Слабая марксистская вооруженность нашей научной мысли с особой очевидностью проявилась в отношении к современной западной музыке. Безоговорочное отрицание в определенный период культа личности всей без разбора зарубежной музыкальной культуры XX века ныне кое у кого сменилось столь же безоговорочным приятием ряда ущербных явлений буржуазного искусства. В среде ленинградских музыкантов настойчиво выдвигался вопрос о включении курса додекафонии в программу консерваторского обучения композиторов. Отдельные музыковеды Украины и Эстонии заняли воинствующую позицию в пропаганде «современных средств выражения», понимая под этим слепое подражание западным «авангардистам». Идейные шатания, слабость, незрелость мировоззрения обнаруживаются в работах и выступлениях отдельных научных сотрудников Института истории искусств Министерства культуры СССР.

Только плохим знанием истории и слабой идейно-философской оснащенностью можно объяснить возникшие попытки реабилитировать некоторые течения буржуазно-модернистического искусства (в частности, австро-немецкий экспрессионизм) или рассматривать как «золотой век» советской художественной культуры 20-е годы — пеструю картину брожения и борьбы нарождающегося революционного искусства с осколками

различных буржуазных «измов». В этом отношении политически и философски куда зрелее, глубже и прогрессивнее представляется наша музыковедческая мысль довоенных лет, сумевшая зорко разглядеть враждебную идеологию даже в сравнительно новых для нее явлениях буржуазного искусства. Как не вспомнить при этом интереснейшую статью А. Альшванга «Экспрессионизм в музыке»¹ (фрагмент из его исследования, относящегося к 1932–33 годам), содержащую острую критику реакционной идейно-эстетической сущности западного модернистического течения. К сожалению, эта работа тридцатилетней давности до сих пор остается единственным глубоким (хотя в чем-то спорным и далеко не исчерпывающим) критическим исследованием как философских, так и собственно музыкальных основ экспрессионизма.

Незрелость эстетических позиций ряда композиторов и музыковедов, неразработанность многих актуальных проблем советской и современной зарубежной музыки порождают путаницу в умах молодых музыкантов, толкают их на ложный путь.

Об этом немало говорилось на дискуссии последнего пленума Правления Союза композиторов СССР, посвященного творчеству молодежи. О. Чишко прямо заявил, что кое-кто из студентов первого курса Ленинградской консерватории в погоне за мнимым новаторством отрицает значение мелодии, яркого тематизма, устойчивой тональности и признает лишь организующее значение ритма. Отдельные молодые композиторы увлекаются опытами в области серийной музыки еще в стенах музыкальных училищ.

Это тревожный симптом. И хотя подобные явления единичны, они должны привлечь пристальное внимание всей музыкальной общественности, всех, кто несет ответственность за будущее молодых музыкантов, за будущее нашего искусства.

Необходимо коренным образом реформировать постановку профессионального образования композиторов и музыковедов, широко распахнув перед ними двери в жизнь, поставив их лицом к лицу с трудовым народом, с теми, для кого они будут творить, создавая искусство коммунизма.

В полной мере относится сказанное и к творческим организациям композиторов. В публикуемой здесь статье В. Соловьева-Седого, во многом спорной, однако отражено назревшее у многих музыкантов глубокое недовольство замкнутостью в своей профессиональной среде, разобщенностью деятелей различных жанров и видов советского искусства.

Первым шагом к этому должна явиться централизация всей общественно-творческой работы в Союзе композиторов СССР. Необходимо ликвидировать ничем не оправданный параллелизм многих мероприятий, оттягивающих большие материальные средства и распыляющих силы творческого актива. С тем, чтобы интенсивнее пульсировала жизнь в артериях союза, необходимо ввести в состав его актива лучших исполнителей, друзей и пропагандистов советской музыки.

Но самая насущная задача Союза композиторов, как авангарда советских музыкантов, — это широкий выход в жизнь. В рядах союза не должно быть ни одного композитора и музыковеда, который бы не вел широкой шефской работы в рабочей, колхозной или школьной самодеятельности, не посетил новостройки, целинные земли, новые города нашей необъятной Родины, где живет и трудится советский человек. И не только посетил для того, чтобы написать песню или симфонию, прочесть лекцию, показать свои произведения. Советские композиторы и музыковеды должны стать инициаторами решительного повышения музыкальной культуры на местах, добровольными общественными контролерами, созидателями общественно-культурной жизни города или села, колхоза или предприятия.

Сотни писем трудящихся и школьников, летящих со всех концов нашей страны в адрес крупнейших композиторов и исполнителей, в редакции газет и журналов, говорят о жадной потребности народа в приобщении к высокому искусству, о его любви к своим художникам, его неутомимой жажде знаний, стремлении разобраться в самых тонких выразительных деталях музыкальных произведений.

Святой долг советских музыкантов — всем сердцем, всем творчеством ответить на эти требования, удовлетворить эти желания. Народ ждет!

_________

¹ См. «Советскую музыку», № 1, 1959.

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Содержание