ТРИБУНА

Что подлинно волнует сегодня

С. АКСЮК

Статья М. Элик («Советская музыка», № 1 за 196З г.) — хороший повод для спора. Она широкоохватна, написана на острые темы, чувствуется убежденность. Тогда и спор идет не по обочине, а о главном. Прежде всего, о задачах нашего искусства. Бесспорно утверждение автора, что «задачи искусства ныне особо укрупнены, а его ответственность перед эпохой велика как никогда» и что «закономерен вопрос: делают ли "лирики" столь же важное дело, как "физики"?» Но дальше, раскрывая задачи искусства, автор, как мне кажется, сбивается и берет «фальшивую ноту». «Сегодняшний художник, — пишет М. Элик, — не может не ощущать потребность вырваться из сферы личного, достичь в своем творчестве масштабов, соответствующих времени. Что под этим подразумевается? Воспевание величия современника, строящего будущее, проникающего в неведомое, созидающего чудеса? Что ж, и это. Но ограниченной была бы роль искусства, если бы слагание од было единственным его уделом». И здесь же пояснение: «По образному выражению Н. Акимова, «зажигая лампаду перед образом современника, мы не добьемся его яркого освещения».

Итак, оды и лампады как едва ли не единственное средство воспевания современности. Но послушаем Маяковского: «И я, как весну человечества, рожденную в трудах и в бою, пою мое отечество, республику мою!» Что ж это, холодное одическое «воспевание» или чадящая лампадка, перед ликом современника? А «Повесть о настоящем человеке» Прокофьева, «Песнь о лесах» Шостаковича, «Джалиль» Жиганова, «Река-богатырь» Макарова, наши лучшие лирико-героические песни о современниках, многие замечательные произведения советской музыки, воспевающие мужество и подвиги советских людей, — что же, все это — «бронзы многопудье», «мраморная слизь»?

Нет, боязнь слова «воспевание», какой-то эстетский озноб, который ощущают иногда при

его произнесении, отнюдь не оправдываются тем, что в прошлом, в период культа личности, было сочинено немало трескучих, официозно-фанфарных опусов. Испуг и травма — плохие помощники в определении путей и закономерностей искусства. Снисходительно допуская воспевание величия современника («Что ж, и это»!), автор явно недооценивает «отображение богатства и многообразия социалистической действительности» как основы эстетического воспитания масс на примерах и образцах творимой ими же действительности, преображаемой силой искусства. Так боязнь некоторых понятий оборачивается боязнью действительности, воспевание которой никогда не обозначало и не обозначает аллилуйщины, за которой, конечно, могут скрываться такие свойства, как лесть, угодничество, лицемерие, фанфаронство и прочие малопривлекательные вещи культового обихода. Кстати, небесполезно вспомнить объективнейшего Даля. Откройте словарь и узнаете, что «Петь кого, что — воспевать, славить песнею, стихотворением, описывать, изображать поэтически» — это совсем не то, что «петь кому — напевать, льстить, кадить». Оттенки разительные! Подлинные художники чувствовали их необычайно остро. И наиболее остро, может быть, опять-таки наш Маяковский: «Я боюсь, чтоб шествия и мавзолеи, поклонений установленный статут не залили б приторным елеем ленинскую простоту». Верно, когда-то елея пролито было много. Принцип ленинской простоты начал тускнеть в период культа. Сейчас же искусство набирает силы, чтобы воспеть свое отечество, республику свою по законам ленинской простоты.

Я останавливаюсь на этом потому, что есть в искусстве в целом и, между прочим, в музыке скрытые тенденции противопоставить культовым лампиониям, штампам, фанфарным возгласам (по ложно понятым закономерностям соотношения действия и противодействия) мрак и сумрак, темную игру инстинктов, а иногда то же искусственное освещение, только в меньшем количестве свечей; противопоставить как правду и суть действительности. Но между лампиониями и мраком и находится сама жизнь, освещаемая солнцем и творчеством людей. Внести в музыку солнечный луч, согреть человека теплом, восславить (не побоимся слова) труд, подвиги людей, строящих коммунизм, и есть постоянная цель нашего искусства, искусства поисков солнца.

Два произведения, недавно показанные общественности, вызовут, вероятно, живую дискуссию. Я говорю о «Реквиеме» Д. Кабалевского и Тринадцатой симфонии Д. Шостаковича. Оба эти сочинения представляют в связи с «проблемой солнца» большой интерес. (Здесь я могу коснуться только первых своих, неостывших впечатлений.)

И в одном и в другом произведении современность взята в острейшем, можно сказать, кровоточащем своем «разрезе». Д. Кабалевский говорит: «"Реквием" написан о погибших, но посвящен живым, рассказывает о смерти, но воспевает жизнь, рожден войной, но всем своим существом устремлен к миру». Да, тон произведения при всем его драматизме светел. Замечательна музыка там, где она проникнута интонациями юности (особенно хор детей и финал). Превосходна по выразительности музыка отдельных эпизодов (например, «Черный камень»), так индивидуально найденных авторами — композитором и поэтом. По сочинению рассеяны как бы блики солнца. Все это трогает и запоминается. Однако концепция в целом не раскрыта до конца в музыке и в стихах. Ощущается недобор в силе накала, нужного для широкомасштабного произведения такого жанра.

Тринадцатая симфония Шостаковича, симфония-сатира, симфония-памфлет (аналогов я не знаю), — оригинальнейшее произведение в симфоническом жанре. Темы в ней иные. Бичуются пороки и пережитки, наследие эпохи культа, обывательщина, карьеризм. Музыкальные решения предельно рельефны. На черном фоне осуждения (музыка полна трагизма в целом и в ряде эпизодов) вспыхивают ломкие линии и рисунки гротеска, гиньоля, пародии; «страхи и ужасы» преследуют с угнетающей настойчивостью; как набат, призыв, похоронный звон, звучит колокол, звучит на протяжении всей симфонии, скрепляя ее как обручем. Долго накапливались у автора эти настроения, чтобы взорваться здесь, в Тринадцатой симфонии, с таким инфернальным эффектом. Если говорить о свете, то тут он как черная молния; если об огне, то он не согревает, а ожигает. Солнца здесь нет.

Вот как трудно в музыке «вырвать радость» и у настоящих, и у грядущих дней! Это не может нас не волновать. А ведь радость нужно «добыть»! Выплавить ее из тысячи противоположных состояний, преодолеть путь к ней, найти, открыть и передать ее — чувство, столь необходимое, как воздух, свет, солнце. «Секрет» этот, может быть, в наибольшей мере знали Бах, Гайдн, Моцарт, Бетховен, Глинка, Бородин, а из современников — Прокофьев. Радость и свет ощутимы в «Патетической оратории» Свиридова, Седьмой симфонии Шостаковича (изумительная тема Родины), в юношеских концертах Кабалевского, концертах Хачатуряна — во многих произведени-

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

ТРИБУНА

Что подлинно волнует сегодня

С. АКСЮК

Содержание