Донского Наробраза. Меня он привлек в качестве своего помощника.

С присущим ему темпераментом он взялся за работу. Помогал авторитет, который он всей своей деятельностью завоевал в широких кругах общественности Ростова.

Я был свидетелем сцены, которую Гнесин описал в «Воспоминаниях о Ростове»¹. К нему на прием в Наробраз пришла группа рабочих Владикавказской железной дороги. Они обратились с просьбой открыть на Темернике детскую музыкальную школу. Самой трудной проблемой было обеспечение школы инструментами. И вдруг один из рабочих неожиданно помог нам. Оказалось, что под впечатлением давней лекции Гнесина, в которой Михаил Фабианович ратовал за открытие бесплатных музыкальных школ, он начал покупать на базарах поломанные инструменты и чинить их. Теперь он передает все накопленные богатства — восемнадцать скрипок, кларнетов и медных инструментов — школе, о которой хлопочут рабочие.

Трудно выразить, до какой степени мы были поражены и взволнованы этим поступком. Школа была открыта. Рабочие помогли отремонтировать помещение. Вслед за первой была организована вторая школа на другой рабочей окраине — в Нахичевани (впоследствии ей было присвоено имя М. Ф. Гнесина, по инициативе которого она была создана).

Не стоило большого труда найти помещение для школ. В городе было немало особняков, владельцы которых бежали с белыми. Без особых усилий нашлись и педагоги. Но где было взять рояли и пианино?

Очень немногое можно было раздобыть, точнее, реквизировать в музыкальном магазине А. Дидерихса. Но этого не хватало для оборудования хотя бы одной школы, а не трех, как было запланировано. По совету Гнесина, пришлось объявить учет всех роялей и пианино, находившихся в пользовании не только учреждений, но и частных лиц.

Летом 1921 года я распростился с Ростовом и вернулся в воспитавшую меня alma mater уже в качестве ее педагога. На этом закончился первый период — хочется назвать его романтическим — моего общения с Гнесиным. Он был полон горячего интереса к личности Михаила Фабиановича, непрерывного узнавания все новых и новых открывавшихся мне черт его яркой и неповторимой индивидуальности.

В Ленинграде встречались мы с Михаилом Фабиановичем сравнительно редко. Во время Отечественной войны он вместе с Ленинградской консерваторией провел зиму 1942/43 года в Ташкенте. Там он начал хворать. И все же в этот период он написал трио «Памяти наших погибших детей», перекликающееся с «Песней об умерших детях» Малера. Непосредственным побуждением к сочинению трио была скорбь по умершему сыну Фабию.

Вернувшись в Москву, Михаил Фабианович сосредоточился на педагогической работе в Музыкально-педагогическом институте им. Гнесиных (1944–1951). Болезнь прогрессировала и вынуждала полеживать. Я застал Михаила Фабиановича уже в постели. При последнем посещении он мужался и делился со мной планами на будущее, но было ясно, что на выздоровление нет надежды, и скорбное извещение о его кончине не было для меня неожиданным.

Сознание того, что таков закон жизни, не избавляет от боли, но примиряет с нею. Утешает мысль, что Михаил Фабианович прожил если и не очень долгую, то большую творческую жизнь. Он многим дал многое. С глубоким чувством любви и благодарности я вспоминаю дружбу, которой дарил меня человек большого ума и красивой души.

_________

¹ М. Ф. Гнесин. Статьи, воспоминания, материалы. М. «Советский композитор», 1961, стр. 172–173.

ВОПРОСЫ ТЕОРИИ К ИТОГАМ ДИСКУССИИ О СОВРЕМЕННОЙ ГАРМОНИИ

Hауку, теорию, педагогику — ближе к жизни

Письмом в редакцию композитора А. Шнитке, опубликованным в октябрьском номере нашего журнала за 1961 год, началась дискуссия о современной гармонии. Она вызвала широкий отклик — в ней приняло участие четырнадцать музыковедов и композиторов. Материалы дискуссии обсуждались в Ленинградском союзе композиторов, на кафедрах теории музыки Бакинской и Киевской консерваторий. В декабре 1962 года теоретическая группа Московского союза посвятила ей двухдневное заседание, которое по существу вылилось в новую плодотворную дискуссию. Наконец, редакция получила ряд писем и статей, которые не были опубликованы за недостатком места.

Каков же первый вывод из всех этих фактов? Очевидно, пора серьезно обмениваться мнениями по важнейшим специальным теоретическим вопросам музыкального искусства. И не только в области гармонического языка. Сегодня уже видятся контуры будущих наших разговоров о мелодике и ритме, принципах композиции и тембровой драматургии, присущих реалистическому музыкальному творчеству современности.

Однако такой вывод, конечно, не исчерпывает уроков состоявшегося серьезного обсуждения проблем современной гармонии. Уже сейчас можно подвести некоторые его итоги, разумеется предварительные, ибо научная дискуссия, в сущности, только началась. Подводя эти итоги, не будем различать статьи, опубликованные на страницах журнала, от выступлений на заседании в Московском союзе композиторов: между ними много точек соприкосновения; порой авторы вступали в серьезную полемику друг с другом.

Как констатировал председательствующий

_________

На этом заседании выступили Л. Мазель (вступительное и заключительное слово), Д. Житомирский, С. Скребков, В. Цуккерман, М. Марутаев, А. Оголевец, С. Григорьев, В. Берков, А. Шнитке (Москва), В. Цендровский и И. Соколов (Горький), Р. Степанян (Ереван).

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

ВОПРОСЫ ТЕОРИИ К ИТОГАМ ДИСКУССИИ О СОВРЕМЕННОЙ ГАРМОНИИ

Hауку, теорию, педагогику — ближе к жизни

Содержание