Выпуск № 7 (284) | 1962 - страница 57

Теме «Пушкин и музыка» посвящена двухчасовая лекция. И то же количество часов отведено в дальнейшем аналогичным темам об Островском, Толстом, Шолохове. Впечатление такое, будто составители программ шли не от музыки, а от заданной схемы.

В некоторых программах и вовсе не ощущалось какой-либо руководящей идеи. Особенно грустное впечатление оставили учебные планы так называемого смешанного профиля.

Вряд ли нуждается в комментариях выдержка из такой, например, смешанной программы: «Французская опера (Гуно, Бизе)», «Творчество Шолохова», «Искусство русского классического балета», «Трагическое, комическое», «Роль советской литературы в коммунистическом воспитании трудящихся», «Польская музыка (Шопен, Монюшко)». «Слоеный пирог»? Пожалуй, даже не «пирог», а какая-то «каша» из эпох, жанров, искусств. Вот вам и типовая программа!

Как же все-таки формируются учебные планы университетов культуры? Кто отвечает за это?

Четыре года назад, когда университеты только начинали свою деятельность, чуть ли не каждый музыкальный факультет возглавлял в качестве декана кто-нибудь из музыкантов. За последнее время ряды деканов заметно поредели. «Декан — это сейчас редчайшее явление», — сообщили мне в филармонии. Именно в тех немногих университетах, где еще работают энтузиасты-одиночки, и планы составлены наиболее интересно, толково, и семинары проводятся (в журнале, например, рассказывалось о хорошей работе университетов Свердловского района и г. Фрязино). В остальных же формированием учебных программ занимаются в основном клубные работники — где-то с участием актива слушателей, а где-то руководствуясь исключительно собственными соображениями. И там, где нет декана по музыке, на помощь может прийти только филармония.

«Мы принимаем самое непосредственное участие в составлении учебных планов, — сказал мне начальник клубного отдела филармонии Н. Бауэр. — Прежде чем заключить договор с организацией, мы обычно детально обсуждаем учебную программу с ее представителями. И не только обсуждаем — советуем, подсказываем. Иной раз приходится спорить, убеждать. Но учтите: в каждом отдельном случае надо считаться с финансовыми возможностями «заказчиков».

Мне удалось присутствовать на беседе работников клубного отдела с представителем одной из организаций. И хотя организация была солидная, спорить и убеждать, на мой взгляд, следовало больше. Разве стоило, например, включать в план отдельную тему «Классическая оперетта», когда на всю советскую музыку предполагалось отвести всего четыре лекции? Я уж не говорю о том, что в организации, где большую часть составляют работники умственного труда, где еще до университета пять лет работал музыкальный лекторий, можно было бы не тратить полтора года на изучение русской классики и быстрее перебраться в нашу эпоху.

Правда, «заказчик» (человек, кстати сказать, из числа просвещенных любителей музыки) уверял, что публика у них не очень интересуется музыкальными лекциями, что для того, чтобы обеспечить приличную посещаемость в университете, надо приложить немало усилий, особенно если речь идет о современной, в частности, советской музыке.

Но вот любопытный факт. Та же организация заключила с филармонией договор на великолепный цикл камерных вечеров с участием З. Долухановой, Д. Шафрана, А. Ведерникова, Р. Керера, оркестра Р. Баршая и др. Здесь ни у кого не возникло сомнение, что эти абонементы разойдутся мгновенно. Но ведь почти все названные исполнители принадлежат к числу ревностных пропагандистов современного музыкального творчества, вряд ли они ограничатся в своих программах популярными произведениями классики. Получается, что концертная практика опережает университетскую программу, а надо бы наоборот.

Я охотно верю, что в кабинете начальника клубного отдела бывают и более острые, трудные разговоры, чем тот, на котором я присутствовала. Однако результаты этих разговоров, отраженные в учебных планах, неоспоримо доказывают, что руководители клубного отдела чаще предпочитают занимать позу стороннего наблюдателя, что они мало подсказывают, мало советуют, мало предлагают.

Работники отдела могут возразить: в конце концов это не наше дело, мы не несем непосредственной ответственности за состояние учебных планов, на то есть научно-методические советы, деканы, руководители клубов. Формально — да, не несет клубный отдел такой ответственности! Но разве формальная точка зрения самая правильная?

Там, где филармонии — государственные организации — ведут массовую просветительную работу, они не могут просто «оформлять договоры». Они призваны активно вмешиваться в учебно-воспитательные планы университетов культуры. У них есть для этого все возможности.

Однако, сколь бы ни была велика роль учебного плана как основы работы университетов, успех

дела все-таки зависит от того, как И кто выполняет эти планы. И здесь уж филармония полностью в ответе и за содержание, и за уровень занятий. Как же они проходят?

*

...Очередная лекция в филиале Дворца культуры ЗИЛа, расположенного в центре нового рабочего района, посвящалась творчеству Римского-Корсакова. Когда до начала лекции оставалось пять минут, в фойе Дворца было почти пусто. Лишь в одном углу, на стульях, расставленных вдоль стен, сидели, чинно сложив руки на коленях, несколько старушек. «Где же ваши слушатели?» — спросила я у директора. «Да вот», — кивнул он на сидящих. И, перехватив мой изумленный взгляд, добавил: «Только они и выручают, а то бы и вовсе никого не было».

Подождали еще с четверть часа. Постепенно в зале набралось человек пятьдесят, но состав аудитории очень мало «помолодел». Я попыталась узнать у своих соседок тему предыдущей лекции, они недоуменно переглянулись: видимо, попали сюда в первый раз. Если прибавить к этому, что публике никто не предложил раздеться, то все происходившее весьма условно можно было назвать занятием в университете культуры.

Более организованная аудитория собралась в клубе завода «Серп и молот» на лекцию о советской опере и балете. По всему видно было, что большинство слушателей занимается в университете регулярно. По словам клубного работника А. Березиной, в этом году на заводе удалось распространить 750 абонементов (правда, 400 из них купил заводской профком и раздал бесплатно). «Однако стопроцентной посещаемости, — призналась она, — добиться не удалось». Какая уж там стопроцентная! На лекции присутствовало от силы человек 200... Просторный зал Дворца, едва заполненный на одну треть, да к тому же и холодный (немногие решались снять пальто), выглядел очень неуютно.

Конечно, не во всех клубах, где я была, дело обстояло так невесело. Совсем иная атмосфера царила на занятиях в Доме учителя, в клубах «Красная звезда», им. Чкалова и других. Здесь были светлые нарядные залы, в фойе демонстрировались фотовыставки, посвященные предстоящей теме, слушатели шли на лекцию с явной охотой.

Правда, переполненных и даже целиком заполненных залов я не видела нигде. Но встревожило другое. Даже в этих, казалось бы, вполне благополучных университетах молодежь среди сидящих в зале составляла явное меньшинство. Только однажды я видела молодежную аудиторию. Это было в студенческом университете МИИТа, но не на лекции, а на концерте из произведений Бетховена, сопровождавшемся краткими пояснениями лектора. В остальных же клубах приходилось подчас буквально отыскивать в зале молодые лица.

«Не любит у нас молодежь музыку, — заявил мне директор филиала ДК ЗИЛа. — Да и когда ей на музыкальные лекции ходить? Многие ведь по вечерам учатся...»

Если первая часть этого заявления абсурдна и не нуждается в опровержении, то ко второй следует прислушаться. Действительно, у большей части молодежи, особенно рабочей, время достаточно уплотнено — работа, учеба, общественные нагрузки, занятия в самодеятельности. А ведь хочется пойти и в театр, и на концерт, и в кино. Словом, у московских народных университетов есть немало конкурентов. И в таких условиях вопрос о качестве занятий, об их максимальной полезности встает особенно остро.

Филармония располагает группой опытных, квалифицированных лекторов. Большинство из них находят контакт с аудиторией, излагают материал живо, подчас образно, с экскурсами в литературу, живопись, театр. Почти все лекции, которые я слышала, носили монографический характер. Лекторы насыщали свой рассказ интересными фактическими данными, помогающими раскрыть личность композитора, стремились показать ту историческую обстановку, в которой он жил, людей, которые его окружали.

Словом, ни один из лекторов не заставил аудиторию скучать. Тем не менее, чем больше приходилось слушать, тем чаще возникала мысль, что этот увлекательный рассказ лишь прелюдия к чему-то самому главному (на память невольно приходили строки из Ершова: «Это присказка: пожди, сказка будет впереди»).

Лекция кончалась, а сказочное чудо, именуемое музыкой, ради которой, собственно, и собрались люди, оставалось не раскрытым. А ведь лекторы кто меньше, а кто больше, но обязательно говорили о творчестве композитора: называли многие сочинения, пересказывали их сюжеты и содержание, проигрывали музыкальные примеры.

Но спросите у тех, кто слушал, скажем, лекцию И. Петровой о Листе, каковы отличительные черты его музыкального языка, как распознать листовскую мелодию среди сотни других? Думаю, что они затруднятся ответить, поскольку их внимание было в основном поглощено пространным

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

*

Содержание