Новые произведения

М. ТЕР-СИМОНЯН

В СТРЕМИТЕЛЬНОМ ДВИЖЕНИИ ВПЕРЕД

Мы охотно видим выдающиеся достижения в музыкальном искусстве прошлого, пусть порой недалекого, но все же прошлого. И часто забываем, что оно, это выдающееся, возникает и сегодня, здесь, рядом с нами. Как будто и хорошо знаем мы наших современников-композиторов, а все же далеко не всегда достаточно ясно представляем себе диапазон их творческих возможностей: в одних случаях преувеличиваем, в других — недооцениваем эти возможности.

Причины таких заблуждений различны. Считается, например (и не без основания), что один из показателей истинного искусства — большая продуктивность автора. В принципе тут возражать не приходится. Но случается и так, что композитор долго и трудно идет к новому замыслу, много раз переделывает сочинение, пока, наконец, не будет убежден в нем до конца, до последней ноты.

Несколько лет молчал Эдуард Мирзоян. Появились, правда, Симфоническая поэма, Интродукция и Perpetuum mobile для скрипки, музыка к нескольким кинофильмам, но все это было не то, чего позволял ожидать его Квартет, созданный еще в 1947 году. И постепенно закрадывалась в душу тревога: уж не сломила ли творческую волю художника несправедливая критика Квартета, некогда огульно объявленного формалистическим произведением?

Но вот прозвучала так долго ожидаемая Симфония для струнного оркестра с литаврами. И даже самым взыскательным музыкантам стало ясно, что Мирзоян не тот художник, который может молчать. Нет, видимо, все годы после Квартета где-то в глубине его натуры шла неутомимая подспудная работа по шлифовке излюбленных образов, характерных интонаций.

И, как это часто бывает, теперь, уже зная Симфонию и оглядываясь назад, на сочинения, предшествовавшие ей, видишь в них неприметные поначалу штрихи, черты, особенности, без которых путь от Квартета к Симфонии, вероятно, не смог бы быть пройден.

Скажем, киномузыка. Привыкли относиться к ней как к чему-то второстепенному, побочному. А ведь именно здесь, в этом жанре, композитор учится лаконизму мысли, точности интонирования, умению одним-двумя штрихами обрисовать определенный характер, конкретную ситуацию. Быть может, именно киномузыка (например, к фильмам «12 спутников», «Обвал») подсказала кое-что в тематизме Симфонии: предельную сжатость, стремительность развития, отсутствие всего лишнего, что перегружает, тяжелит музыкальную ткань. Работа в кино, бесспорно, отточила стиль мирзояновской музыки, придала ха-

рактерным образам его творчества особую рельефность.

Интересно в этой связи проследить некоторые образно-смысловые «переклички» в музыке двух наиболее крупных произведений композитора — Квартета и Симфонии. И дело тут не только в общем характере воплощенного в них мироощущения, счастливо сочетающего широкий, какой-то «просторный» взгляд на жизнь с глубокой человечностью, искренним лиризмом. Обратимся к вещам более конкретным.

Самая тема Квартета¹, лаконичная, напряженно звучащая, сдержанно драматическая, не прообраз ли суровой главной партии Симфонии? И разве в благороднейшем по чувству дуэте скрипки и виолончели (вторая вариация Квартета) не угадывается мягкий лиризм, трепетность чувства, отличающие побочную партию Симфонии? А тема третьей части Симфонии, таящая в себе огромную взрывчатую силу гнева, непокорности, непримиримости ко злу, — не воспринимается ли она как своеобразное обогащение и развитие образа, запечатленного в скорбной, выразительной третьей вариации Квартета? В каком-то смысле сходны и финалы обоих произведений с их непрерывно бьющимся пульсом неуемной энергии, восторженным славлением жизни, человека. Наконец, оба сочинения демонстрируют особую любовь композитора к струнным инструментам, тонкое ощущение их природы.

Итак, нельзя не заметить «лейтобразности» в лучших сочинениях Э. Мирзояна. И в то же время замечаешь другое: зрелее стала мысль художника, острее чувство, гибче и углубленней поэтическая интонация.

В чем же видится особое, новаторское звучание новой армянской Симфонии, чем обогатила она национальную музыкальную культуру? Можно сказать, что в центре внимания художника народ, его прошлое и настоящее, человеческая личность, ее мысли и сокровенные мечты. И это будет правильно. Но ведь о том же повествует и творчество других певцов современной Армении — А. Бабаджаняна и А. Арутюняна, Г. Егиазаряна, Э. Оганесяна и Дж. Тер-Татевосяна, не говоря уже о таком мастере, как Арам Хачатурян. Пожалуй, точнее будет определить свое, мирзояновское, как уменье увидеть действительность во всем разнообразии ее противоречивых сторон и одновременно во всей неотразимой прелести ее внутренней гармонии.

Да, мир увиден Э. Мирзояном удивительно цельным и гармоничным. Оттого так органичен оптимизм его художественного мышления. Оттого в замысле Симфонии так естественно сплавлены воедино большие общечеловеческие идеи и глубоко лирические (на грани камерности) переживания. Оттого так стройна композиция сочинения и драматургия его образного развития. Оттого, наконец, специфично преломление «национального духа» — духа природы и искусства Армении — в музыке Э. Мирзояна, исполненной неповторимой мягкости, строгости и целомудренной, хочется сказать, величественной чистоты. Не буйная щедрость цветения, дышащая знойным жаром в страстно-темпераментных, сочных мелодиях А. Хачатуряна; не аскетичная суровость каменистых скал Алагяза, отраженная в строго сдержанных образах творчества Э. Оганесяна. Нет, с музыкой Э. Мирзояна всплывают в памяти величавые, но и мягкие, чистые контуры Севанских гор, словно опрокинутые в кристальную голубизну красавца-озера, нежные, тонкие переливы красок Гарнинского края, его окутанные легкой дымкой, уходящие в бесконечную даль бархатные массивы, возникающие перед удивленным взором подобно ожившим полотнам Сарьяна.

И с поистине сарьяновской простотой звучит повествование о народе — простотой, хранящей в себе аромат творчества старых мастеров-классиков и вместе с тем не лишенной интонационной терпкости, присущей музыкальному искусству современности. Например, искусству Прокофьева².

Симфонию Э. Мирзояна не хочется раз-

_________

¹ Он написан, как известно, в форме темы с вариациями.

² Красивая лирическая тема побочной партии первой части Симфонии звучит словно нежная, далекая, пленительная мечта. И только проникновенный, взволнованный «ответ» виолончели придает ей реальность, как бы делает ее досягаемой. Как тут не вспомнить Джульетту-девочку, глядящую на мир с мечтательной улыбкой! По-прокофьевски прозрачна партитура Симфонии. Впрочем, прозрачность эта, конечно, и от Комитаса, умевшего поразительно точно и строго отбирать необходимые выразительные средства.

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Новые произведения

М. ТЕР-СИМОНЯН

В СТРЕМИТЕЛЬНОМ ДВИЖЕНИИ ВПЕРЕД

Содержание