В. ЛАНЦОВА

ТЕАТР НА ГАСТРОЛЯХ

В нашей стране сложилась хорошая традиция; во время отдыха трудящиеся могут не только поправить свое здоровье, но и познакомиться со всем тем в нашем искусстве, что может обогатить духовный мир человека. Для этой цели в 1953 г. в крупнейшей всесоюзной здравнице Сочи был построен городской театр, на сцене которого ежегодно выступают крупнейшие советские и зарубежные мастера и прославленные коллективы.

В этом году в Сочи гастролировали театр оперы и балета им. Спендиарова, Ленинградский театр им. Ленсовета, Государственный ансамбль танца Узбекской ССР «Бахор» и др. Параллельно на летней сцене выступали хор им. Пятницкого, Волжский хор, симфонический оркестр Московской филармонии, чехословацкий театр «Латерна магика», большой оркестр танцевальной музыки Берлинского радио и др.

Честь закончить столь разнообразный и содержательный сезон была оказана Краснодарскому театру музыкальной комедии.

Огромная популярность, которой пользуется оперетта у нашего зрителя, естественно вызвала к гастролям краснодарского театра большой интерес. На первых спектаклях был аншлаг, и достать билет оказалось нелегко.

«Легар. “Фраскита”», — гласила афиша. Но что такое? Кто эта, столь резкая, грубоватая, малоподвижная женщина? Неужели Фраскита, таборная цыганка, с ее непосредственностью молодых нерастраченных чувств? Пришлось взять это на веру, хотя исполнительница заглавной роли очень мало приложила усилий, что передать характер героини Легара. Можно было бы простить несколько «пестрое» звучание голоса, выделяющее каждый его регистр (увы, это, к сожалению, встречается и в опере!), но трудно помириться в оперетте с маловыразительной фразировкой, вялым произношением прозаического текста, слабой культурой танца, блеклостью сценического образа. Как ни печально — эти упреки можно отнести ко всему спектаклю, лишенному того, что мы так любим в оперетте, — искреннего веселья, блеска, кипучего, бурного темпа.

Быть может, это обидная случайность? Обратимся к другим спектаклям краснодарцев, которые довелось увидеть на сочинской сцене.

Кальман. «Марица». Отзвучала увертюра, и притихший зрительный зал приготовился слушать рассказ молодого студента о его любви к юной графине. Студент молод, красив, умен, но беден. Оскорбленный надменными гостями Марицы, он предается горьким воспоминаниям в темпе Andante.

Но дирижер, видимо зная, что Тассило ждет успех, предлагает ему темп Allegro, забыв важную черту характера этого героя. Тассило Мадач настойчив. Уж если он решил заработать приданое своей сестре Лизе, он этого добьется, и уж если он решил грустить в темпе Andante, он останется верным себе.

«А слушатель?» — спросит читатель. Достаточно посвященный в тонкости содружества дирижера и певца, слушатель затаив дыхание ждет момента, когда дирижер дождется певца или певец догонит дирижера. Не повезло Тассило и в некоторых танцевальных эпизодах, в которых он стремился найти выход своим чувствам. Снова слишком быстрый темп, взятый дирижером, лишал Тассило возможности хоть что-нибудь протанцевать, и он лишь виновато разводил руками, как бы желая сказать: «Спешу за оркестром».

Не таков характер Марицы. Она всегда помнит о правах, которые дает ее положение. Захочу и буду гордой аристократкой, капризной, лукавой и смелой, какими были женщины в нашем роду, захочу и возьму верхнее «до», а быть может, еще и станцую, захочу и... Но... графиня, видимо, была очень утомлена и ничего этого не захотела. Иначе чем можно было бы объяснить ее столь однообразное, безразличное поведение в самых драматических моментах?

Скучающие, вялые реплики княгини Божены (А. Боярская) и безвкусные каламбуры князя Мориц-Драгомира (М. Лусинян) лишь углубляли унылый безрадостный тон спектакля. Не принесли ярких впечатлений и «Принцесса цирка», и «Сильва», и «Баядера»...

Но чувство оптимизма и доброжелательности нашего зрителя заставляло, вероятно, многих, как и меня, думать: завтра будет лучше! Это казалось тем более вероятным, что афиша обещала «Летучую мышь»! Если похожим друг на друга, как близнецы, кальмановским героям действительно уже трудно вдохновлять исполнителей, то искренний темперамент и мелодическое богатство музыки Штрауса без сомнения должны зажечь артистов...

Наступило «завтра», но и Штраус был подан «по-кальмановски». Прежде всего, мы не увидели его настоящей героини — тонкой, обаятельной Адели, всем своим существом стоящей выше «гос-

под», у которых она служит, Адели, острый ум которой, находчивость и смелость позволяют ей не только проникнуть в так называемый «высший свет», но и зло над ним посмеяться. Не увидели, а главное — и не услышали. Купюры так «оголили» партию Адели, что Л. Роговой почти нечего было петь, как, впрочем, и В. Власовской (Розалинда). Ну, а беспечный, порхающий по жизни в погоне за сомнительными удовольствиями Генрих Айзенштейн? Скованный по «рукам и ногам» дирижерской палочкой, Г. Курочкин весьма мало напоминал светского бонвивана, а голос его звучал неимоверно фальшиво, в чем, как ни странно, «гармонировал» с оркестром, достаточно пренебрегавшим точностью интонации (и, к сожалению, не только в данном спектакле).

«Завтра» почти всегда было «как вчера»: фальшивое звучание скрипок (концертмейстер — Н. Лавриков), отсутствие музыкального ансамбля (дирижеры М. Киракосов, Я. Верховский), примитивные танцы, почти неотличимые друг от друга, хотя их ставили разные балетмейстеры (Л. Леоназов, М. Цейтлин, А. Томилин, М. Баскакова, И. Селивачева), грубая отсебятина, которой уснащает свои реплики М. Лусинян и которая, естественно, не находит отклика в зрительном зале, бесконечные паузы между «номерами», по старинке выходы «на бисы». Менялись названия, музыка, декорации, имена и костюмы действующих лиц, фамилии постановщиков (главный режиссер М. Ошеровский, Н. Рубан, В. Смирнов, Ф. Ковровский и др.), а зрителю казалось, будто каждый вечер он смотрел один и тот же спектакль. Это впечатление усугублялось еще тем, что из вечера в вечер герой и героиня представали в исполнении артистов Е. Белоусовой и В. Генина, а комические персонажи неизменно обретали облик М. Лусиняна и А. Боярской.

Посетив на протяжении двух недель гастрольные спектакли краснодарского театра, приходишь к выводу, что «железная обойма» кальмановских оперетт плюс «Фраскита» Легара составляют его основной репертуарный фонд и — что еще печальнее — определяют его стиль, давным-давно сданный в архив советской опереточной сценой.

За две недели только один раз прошел спектакль «Под черной маской» Л. Лядовой, только однажды была показана оперетта «Цирк зажигает огни» Ю. Милютина, а два другие новые названия: «Тиха украинская ночь» С. Жданова и «Кубанские ласточки» Я. Верховского, А. Фалиева и Г. Плотниченко в основном лишь украшали гастрольные афиши. Но и на тех современных опереттах, которые удалось увидеть, лежала печать вялости и плохого вкуса. Это можно объяснить. Если советские оперетты на краснодарской сцене находятся на положении «пасынка», принудительного ассортимента, если репертуарная политика строится на набивших оскомину и у зрителей, и у исполнителей, давно утративших всякий смысл кальмановских опусах, то откуда же театру брать новые жизненные импульсы, подлинные художественные стимулы для своей работы? Ведь кальмановские традиции давно стали окаменевшими штампами, а этими средствами уж никак не создать живые характеры нашей действительности.

Но, быть может, Кальман оказался в центре лишь случайно, что краснодарцы стремились «развлечь» им отдыхающих? Возможно, и так, хотя трудно согласиться с подобной мыслью: какое уж развлечение могут дать эти покрывшиеся пылью стародавних времен спектакли! Но тогда возникает вопрос: почему же те новые оперетты, которые мы видели в Сочи, были сыграны так же скучно, без огонька, без молодого задора, без сколько-нибудь живых чувств? Не было этого и в оперетте «Цирк зажигает огни», хотя вся атмосфера действия, его герои — артисты советской арены — настоятельно требовали бурного темпа, жизнерадостности, яркости. Не повезло и Глории Розетти (К. Крахмалева). «Звезда» иностранного цирка в этот вечер светила довольно тускло.

Между тем нельзя сказать, что в краснодарском театре нет интересных артистических сил, молодых талантливых артистов. А. Шурыгина, например, в роли Одетты («Баядера») привлекла внимание своим свежим, приятным по тембру, ровным голосом, большой пластичностью. Актриса придала своей героине изящество, теплоту. Но, к сожалению, в других спектаклях не удалось вновь встретиться с ней — за две недели А. Шурыгина вышла на сцену всего один раз (с рядом других исполнительниц, объявленных в программах, вовсе не довелось познакомиться).

Интересно комедийное дарование Н. Крыжановского — его искренний артистический темперамент, непринужденная манера общения с партнерами, со зрителями помогают ему преодолеть штампы, столь усердно облепившие, например, образ Бони («Сильва»), и найти возможно более правдивые краски для фигуры Подметкина («Под черной маской»). Во всем сценическом поведении артиста Б. Петровского радуют простота, жизнерадостность, искренняя веселость. Эти черты свойственны и Э. Гардовой, обладающей к тому же свежим голосом, разнообразием артистического дарования (Аленушка, Глория Розетти, Стаси). Промелькнувший всего лишь в одном спектакле О. Свечников запомнился своим непосредственным и тем-

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

В. ЛАНЦОВА

ТЕАТР НА ГАСТРОЛЯХ

Содержание