Выпуск № 11 (276) | 1961 - страница 14

Круг заводит мужская группа хора — тенора и басы. На них откликаются женские голоса и так, в непрерывной перекличке, стремительным потоком развертывается вся часть. Но внезапно в «объективе» появляется и сам герой: тенор-солист, на неизменном фоне хора, запевает свою забубенно-удалую мелодию. Ее щемящие интонации ассоциируются с целой полосой «городских» вальсовых песен.

«Гармоника» — замечательная находка композитора, находка смелая, яркая, пронзительная в правдивости и национально-почвенном колорите. И когда за этой картиной начинается пятая часть — «В густой траве пропадешь с головой», — образ героя, прошедшего через горнило страстей, предстает очищенным, возмужалым. (Неслучайная деталь: теперь его партию поет солист-бас).

В шестой части — «Шли на приступ» — рамки повествования широко раздвигаются. В него входит новая тема — народного восстания, исполненный колоссальной динамики аллегорический образ мчащейся вперед «степной кобылицы». В основу этой части положены фрагменты из двух произведений Блока — «Шли на приступ» и из знаменитого цикла «На поле Куликовом». Первая фраза стихотворения «Шли на приступ» (написано в январе 1905 года) послужила композитору исходным образом для воссоздания картины революционного порыва. Музыка пронизана энергичными маршевыми интонациями, суровой решимостью. В оратории эта часть служит центральной драматической кульминацией. Небольшой оркестровый «реквием» подводит к торжественно-героическому (в Des-dur’e) разделу:

И вечный бой! Покой нам только снится.

Сквозь кровь и пыль...

Летит, летит степная кобылица

И мнет ковыль...

Этот могучий блоковский образ, родственный гоголевской «Тройке» (как и в чем-то «Медному всаднику» Пушкина), преемственно связан с национальной эпической традицией. И его появление в кульминационной точке «Песен ветровых» придает произведению особую масштабность.

Шестая часть заканчивается на огромном взлете экспрессии, на патетическом fortissimo восклицаний хора («Летит! Летит!») и грохоте «скачки» в оркестре. И вот начинается седьмая — после вспышки обжигающего света — необычайно темная и скорбная, самая скорбная часть оратории «Черный ветер». Для блоковского героя это тот ветер, который поднят копытами «степной кобылицы», который неизбежно несет ломку, мнет, как ковыль, отдельные человеческие судьбы. Сперва выступает хор-рассказчик, затем откликается герой (солист-тенор), погруженный в тоскливое раздумье, затерянный в своем доме, сотрясаемом порывами ветра. И опять жалобно-сострадательные фразы альтов: «Что ж ты, ветер, стекла гнешь? Ставни с петель дико рвешь?»

Дальше план действия сдвигается, герой (солист-бас) остается в полном одиночестве: «Я пригвожден к трактирной стойке». Это одно из наиболее печальных стихотворений Блока, — кстати, ему созвучны и некоторые другие из написанных в ту же осень 1908 года (например, «Вот он, ветер, звенящий тоскою острожной», «Ночь, как ночь»). Любопытно, что и здесь композитор в известной степени свободно истолковывает поэта: он подчеркивает в блоковском образе не уныние, горечь и усталость, но скорее углубленное размышление о жизни, о себе. Как видение, проносится призывный звон бубенцов — образ обманувшей его мечты о счастье.

Что ж, таков финал жизненного пути героя? Нет.

Тихо, мягко начинается последняя часть — «И всходит солнце». Уже не черный, жестокий вихрь, а благодатный ветер «принес издалека песни весенней намек». Хор поет с закрытым ртом выдержанные аккорды, солистка-меццо — ласковую, певучую мелодию, песню надежды и духовного освобождения. Ее контуры вызывают в памяти напевы Матери — Возлюбленной, они родственны и среднему эпизоду второй части («Погружался я в море клевера»), и особенно пятой («В густой траве пропадешь с головой»):

Пример

Солистке-меццо отвечает голос солистки хора — сопрано, поющее в очень высоком регистре; эта смена тембров и вносит элемент действия (голос извне, отделяющийся от массы хора), и дополнительно «высветляет» колорит, живописует распахнувшуюся синь небес («Где-то светло и глубоко неба открылся клочок...»).

Новый раздел — появление темы хора из первой части, греза Матери о возвращении Сына («Петухи поют к заутрене, ночь испуганно бежит»). И, наконец, кодой, завершающей последнюю часть и всю ораторию, служат торжественно провозглашаемые двумя солистами, а затем хором, многозначительные слова:

Приявший жизнь, как звонкий дар,
Как злата горсть, я стал богат.

Эти великолепные строки (только они извлечены из целого стихотворения, более не используемого в оратории) резюмируют главную мысль произведения. Они перекликаются с эпиграфом «Песен ветровых»:

Сотри случайные черты,
И ты увидишь — мир прекрасен.

Да, жизнь прекрасна, и герой, пусть трудной ценой, поднимается до осознания этой истины. Борьба, испытания и утраты неминуемы, они укрепили и закалили его душу. На этом, высшем этапе сливаются воедино две стороны его образа, лирическая и мужественная, прежде развиваемые порознь. И объединяющим, животворным началом, воскресившим героя, является образ Матери — Родины, Вечной Возлюбленной; он озаряет весь финал. Такова идейная концепция оратории, концепция сложная, отражающая сокровенные блоковские раздумья о судьбах России и человеческой личности, и вместе с тем, глубоко современная в своем оптимизме.

Музыкальный язык произведения многосоставен. Композитор тяготеет к песенной лапидарности мелодики и формы, однако песенность вступает в плодотворное взаимодействие и с иными интонационными факторами: в драматически повествовательных эпизодах (например, «Шли на приступ») получает простор остро очерченный декламационный речитатив, в эпизодах лирических она скрещивается с романсными истоками. Национальная почвенность произведения несомненна. Порою — например, в «Гармонике» — непосредственно используются русские народно-бытовые интонации (пожалуй, в этом смысле «Гармоника» — самая жанровая часть оратории). В других случаях народно-музыкальные элементы преломлены композитором через призму классических традиций русского искусства. Думается, что при обращении к Блоку такой принцип совершенно правилен: здесь был необходим выбор средств обобщенных, поэтически приподнятых.

Тематизм оратории отличается своеобразной чистотой и строгостью — качество очень дорогое. Но в области лирической мелодики композитору, думается, предстоит еще немало «искать себя», добиваясь полной свободы эмоционального высказывания. Впрочем, кто же не знает, что это — один из труднейших секретов, над которым иной раз бьются долгие годы?

Музыкальная драматургия «Песен ветровых» спланирована исключительно крепко, вплоть до мелких деталей. Подробный анализ в статье, увы, невозможен, а следовало бы разобрать ее, — например, с точки зрения сквозного развития образов — от части к части. Многие «кочующие» детали, подчеркивающие их эволюцию и трансформацию, могут при первом знакомстве остаться незамеченными, хотя на них-то и основывается внутренняя цельность произведения.

Они возникают из текста, из его ассоциативно-смысловых зерен. Например, гармонический мотив на неподвижном басу, звучащий в самом начале первой части и рисующий дремотное оцепенение («Дремлю, и за дремотой тайна»), появляется вновь в оркестре в седьмой части на словах солиста «Как мне скинуть злую дрему...»; здесь полностью раскрывается образ «дремы» как начала пассивного, враждебного движению жизни. Так переосмысливается и образ манящих бубенцов — идиллический в пятой части (челеста, скрипка соло и две флейты) и почти зловещий, на суховатой дроби ударных, в седьмой.

Очень многогранна в оратории функция хора. Он то выступает как действующее лицо, как народная масса, то ведет рассказ, то воплощает душевное состояние самого героя, то привлекается для пейзажных зарисовок. По главной же своей функции хор — носитель основной идеи, объектив-

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Пример

Содержание