Выпуск № 11 (276) | 1961 - страница 43

еще меньше, чем в Европе. Что же получится? А стоит ли того, что, уйдя от Циммермана ради одной только вещи, Вы можете потерять издателя для всех Ваших вещей. Не стоит этого делать, по-моему.

До свидания! Примите мой душевный привет!

Ваш С. Р.

14-е января 1926
[Нью-Йорк]

С. Рахманинов — Н. Метнеру

Villa St. Ноnоreе,
Rue de Frejus.
Cannes.

Дорогой Николай Карлович.

Я приехал сюда из Дрездена третьего дня. Приехал опять на автомобиле и путь мой лежит не через Париж. Таким образом я был лишен радости Вас встретить и с Вами поговорить. По адресу, вышенаписанному, Вы увидите, где мы находимся. Здесь хорошо! Я бы даже изменил текст своего романса и выразился бы так: «Здесь очень хорошо»! Минусы — тропическая жара и подлец москит! Третьего дня, в первую ночь, никто из нас не спал до 6 ч[асов] утра. Все занимались охотой. Москитных трупов лежало много, но и мое лицо и руки, как в оспе. Таким образом, исход кампании — неопределенный! Во вторую ночь мы все «окопались», т. е. прикрылись пологом.

Рояль мой из Парижа идет, но не пришел еще. В Дрездене я совсем не играл. Кстати, у меня был фурункул на руке. Начался 1-го августа. Рука моя до сих пор забинтована. Что-то плохо заживает.

Перед отъездом из Дрездена мне прислали переписанный Klavierauszug моего нового концерта ¹. Взглянув на объем его (110 страниц), я пришел в ужас! Из малодушия до сих пор не примерял его на время. Вероятно, будет исполняться как «Ring» ² несколько вечеров сряду. И тут мне припомнились мои разглагольствования с Вами на тему о длиннотах и о необходимости сокращаться, суживаться и не быть многословным. Мне стало стыдно! По-видимому, все дело в третьей части. Что-то я там нагородил! В мыслях уже начал отыскивать купюры. Отыскал одну, но всего в восемь тактов, да и то в первой части, которая как раз длиной меня не пугала. Кроме того, заметил «глазами», что оркестр почти совсем не молчит, что считаю большим пороком. Это значит не концерт для ф[орте]п[ьяно], а концерт для ф[орте]п[ьяно] и оркестра.

Еще заметил, что тема второй части есть тема первой части концерта Шумана. Как же Вы мне этого не сказали? Еще многое что заметил, но всего не напишешь. Буду исповедоваться перед Вами в конце октября. Ну, а Вы как? Кончили? ³ Как Ваше самочувствие? До свидания!

Ваш С. Рахманинов

9-е сентября 1926

Н. Метнер — С. Рахманинову

13 сентября 1926 г.

Дорогой Сергей Васильевич!

Письмо Ваше доставило мне большую радость. Я всегда чреват желанием писать Вам, т[ак] к[ак] мысленно нахожусь постоянно в общении с Вами. Не осуществляю же этого своего желания только из боязни обременять Вас лишней корреспонденцией. Танино ¹ письмо или вернее сообщение, что Вы не заедете в Париж, повергло меня в большое разочарование, т[ак] к[ак] со дня на день ждали Вашего приезда. Впрочем, радуюсь, что Вы довольны своим местопребыванием и, по-видимому, отдыхаете. Что касается тропической жары, то Вы нас этим нисколько не удивили, так как и у нас уже давно установилась африканская температура без единой капли дождя. Правда, у нас нет москитов, но зато меня буквально доконали фаготы и кларнеты, которые как некие невидимые злые духи тревожат меня днем и ночью с того момента, как я закончил сочинение нового концерта... Впрочем, об этом после.

Фурункул был и у меня тоже на руке прошлой зимой и не проходил довольно долго, пока местный Орсейский врач не удалил стержня. Если Вам это уже сделали, то рука Ваша заживет очень скоро.

Теперь перехожу к тому, что Вы пишете о своем новом концерте. Я не могу согласиться с Вами ни, в частности, в том, что именно Ваш новый концерт слишком длинен, ни вообще с Вашим принципиальным отношением к размерам сочинений... Что до Вашего концерта, то он, наоборот, поразил меня малым количеством страниц, при его значительности. Правда, я не знаю целиком финала. Но ведь он должен был бы быть приблизительно втрое длиннее двух первых частей, чтобы в общем получилось 120 страниц клавира! Тут что-то неладно! Должно быть, Вы условились с переписчиком постранично и ему захотелось побольше заработать. Вообще Ваше отношение к размерам сочинений меня очень расстраивает. Неужели музыка вообще такая неприятная вещь, что чем ее меньше, тем лучше? Ко-

нечно же есть пределы длительности музыкальных произведений, как и размерам полотна для художественной картины. Но в этих человеческих пределах не длина музык[ального] сочинения рождает впечатление скуки, а наоборот, скучность его порождает впечатление длиннот. Иногда говорят о «божественных» длиннотах некоторых великих «произведений», чего я никак не могу понять, ибо божественное может казаться мне большим и даже необъятным, но никак не длинным, а раз кажется длинным, то это уж не божественно. И не лучше ли в таких случаях говорить не о длиннотах, а об исчезновении божественного огня, который, разумеется, не может быть заменен никакими интереснейшими ухищрениями мастерства. Лишенный вдохновения романс в две страницы кажется мне гораздо длиннее, чем «Кармен» Бизе. И наоборот, «Двойник» Шуберта представляется мне грандиознее симфонии Брукнера. Слышу, как Вы восклицаете: «К чему это он все говорит!» Конечно, Вы сами знаете все это лучше меня и об этом именно и говорите, но почему-то всегда на странном языке цифр страниц и минут...

Итак, весь вопрос в том, соответствует ли цифра страниц Вашего концерта характеру и значительности его тем, т. е. содержания. На этот вопрос я уже ответил и теперь перехожу к тому, что Вы говорите об изложении своего концерта. Конечно, и изложение, как и все человеческие формы, имеет предел сложности, но в этих пределах опять-таки нельзя говорить о степени этой сложности безотносительно к характеру и значительности и содержания. Да, наконец, кроме характера и значительности содержания, на изложение именно как раз большое влияние имеет техника ремесла, т. е. чисто материальные условия, связанные с временем, т. е. с эпохой. Конечно же, во времена Моцарта нельзя было давать большую роль оркестру в ф[орте]п[ьянном] концерте, чем это было у Моцарта, т[ак] к[ак] иначе бедный клавесинист погиб бы от непосильного соперничества. Не окрою, впрочем, что это материальное преимущество нашей эпохи со всеми нашими Стейнвеями и автомобилями я лично вовсе не испытываю как духовный плюс, но в то же время не могу заставить себя разыгрывать на Стейнвее a la Mozart, так же как Вы, например, не можете ехать на автомобиле, не превышая скорости почтовой кареты доброго старого времени...

Выходит так, что я, со своей непобедимой верой в объективные законы и критерии в искусстве, вдруг заговорил об относительностях всякого рода чуть ли не в унисон со своими заклятыми врагами — модернистами. Но это вовсе не унисон. Все дело художника заключается в выборе элементов красок в пределах своего искусства! Объективные законы и критерии как раз определяют эти границы. Выбор же того или иного элемента в этих пределах зависит от индивидуальности художника или даже эпохи. А модернисты, черти, уничтожили всякие пределы дозволенного для выбора и тем самым похерили самый принцип выбора, т. е. главную свою обязанность, и вообще все искусство. Вот Вы, такой большой человек, беспокоитесь о 120 страницах своего концерта и о том, что оркестр у Вас мало молчит, а они, ничтожные, ставят себе в заслугу ни больше ни меньше как ликвидацию самой гармонии, т. е. священнейшего элемента нашего искусства. Господи, да пусть только побольше бы страниц вышло из-под Вашего пера и вообще поменьше бы молчал Ваш оркестр, чтобы только жила настоящая музыка...

16 сентября

Чувствую, что я как истинный сын своего времени перешел всякие «пределы дозволенного» в корреспонденции, но стыжусь этого и прошу прощения... Уж очень я одичал в своем одиночестве!.. Теперь перехожу к самой курьезной придирке Вашей в отношении к своему концерту. Когда я прочел Ваш упрек по поводу незамеченного мною сходства темы 2-й части Вашего концерта с главной темой шумановского, я, отлично помнивший Вашу тему, вдруг, как по волшебству, забыл ее и для того, чтобы вспомнить ее, я должен был заставить себя не думать о шумановской. Мне кажется, что это обстоятельство достаточно красноречиво говорит о том, что непосредственно мы воспринимаем не ноты, а ту атмосферу, которая рождается из них, и что только в том случае нам приходят в голову различные сходства, когда за нотами нет никакой атмосферы или же если сама атмосфера заимствована. Но не говоря уже об этой атмосфере, которая как раз у Вас всегда особенно насыщена и индивидуальна и безнадежно превращает в свое любую ноту...

Но ведь и ноты-то сами в теме Вашей не могут быть исчерпаны

Пример

так за ними следует еще sol, которая одна уже придает совсем другой смысл фразе, а потом, наконец, гармония и весь характер развития фразы!.. Знаете, если бы Вы уже раньше не удивляли меня отыскиванием подобных сходств (как, напр[имер], «жил был у бабушки...»), то я по-

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Пример

Содержание