Выпуск № 10 (335) | 1966 - страница 16

дем» фестиваля стал концерт симфонического оркестра Ленинградской филармонии под управлением А. Янсонса. Здесь прозвучали два капитальных сочинения местных авторов, совершенно различные по своей образности, жанру, стилистическим особенностям, но представляющих, на мой взгляд, значительный вклад в нашу музыку.

Несомненная удача А. Петрова — «Поэма для струнных, органа, труб и ударных», посвященная памяти погибших в годы блокады. Поставленная композитором творческая задача нашла в поэме в основном верное, хотя в иных фрагментах и несколько прямолинейное, «лобовое» решение. Строгие хоральные звучания органа, открывающие сочинение, не просто переносят слушателя в суровую атмосферу военного времени, но словно несут в себе величие в красоту ленинградского пейзажа, отпечаток классических линий проспектов города¹. Эти тянущиеся звучания, образующие фонические пласты гармонии с характерным сгущением и разрежением диссонантной напряженности, сочетаются с выразительным речитативом струнных, полным какой-то внутренней боли.

Суровой и скорбной музыке противостоят могучие волны драматического нарастания. Композитор смело обращается к средствам современного языка, причем ведущую роль приобретают приемы тембровой драматургии. Эффектно вихревое движение струнных, быстро, подобно стремительной лавине, завоевывающих все «оркестровое пространство». «Змеящиеся» линии порой сплетаются в сонористические сгустки плотных звуковых масс, составные элементы которых уже трудно различимы. Этим подчеркивается динамика мощных кульминаций поэмы. Разнообразно использованы и выразительные возможности ударных инструментов, а также «подготовленного» рояля (который может быть заменен чембало) с его специфическим клавесинным звучанием. Функции рояля и ударных — и это типично для многих современных сочинений — связаны как с обостренными ритмическими импульсами, так и с особой тембро-колористической окраской. Я бы назвал это фортепианной сонористикой.

Петров сознает огромное воздействие тихой звучности. В этом смысле выделяется заключение, где на первый план вновь выступает партия органа, великолепно исполненная А. Тищенко. Тематический материал поэмы становится здесь более емким, внутренне насыщенным. И долго еще после завершающих сочинение звуков музыка живет в нашем сознании...

К сожалению, автор допустил в построении пьесы известные просчеты. Так, стремительное динамическое нагнетание применено дважды. И если в первый раз оно производит сильное впечатление, то о второй кульминации этого сказать уже нельзя. Тут проявляется, быть может, специфическое свойство сонористического письма, в котором, по моему мнению, заключена опасность внешнего, иллюстративного. Повторение раз найденного приема (казалось бы, даже необходимое с точки зрения формы) очень часто снижает его эффективность, поскольку в нем уже нет заинтересовывающей, «интригующей» неожиданности. Впрочем, этот вопрос мог бы стать темой самостоятельной статьи.

Другое сочинение, исполненное в упомянутом концерте, — Симфония Г. Уствольской. Она совершенно отлична от поэмы Петрова, да и от многого другого услышанного в Ленинграде. Оригинальность, «своеобычность» симфонии проявляется во всем — от общей композиции до малейших подробностей изложения. Это своеобразный триптих, в котором чисто инструментальные части обрамляют среднюю, представляющую собой цикл из восьми вокальных миниатюр, написанных на стихи Джанни Родари. Тема его — безрадостная жизнь детей в капиталистическом городе — предопределила строгий, несколько однотонный, подобный черно-белой фотографии, колорит сочинения, предельный аскетизм его стиля. Музыкальная ткань прозрачна, продумана в деталях и напоминает тонкое плетение кружева.

Художественное мышление Уствольской «горизонтально», автор тяготеет к сложным полиладовым сочетаниям протяженных голосов. Такие сочетания создают легкие, едва заметные полиладовые переченья. А на «перекрестках» гармонических вертикалей возникает непрерывное «скользящее» диссонирование. Заметно пристрастие композитора к суровым квартовым параллелизмам, усложненным дополнительной, ритмически однородной с ними линией. Жесткие в обычных условиях интервалы (например, малые секунды) звучат с непривычной мягкостью. Особо примечательны тянущиеся диссонирующие педали в высоком регистре, которыми изобилует партитура. Они подчеркивают атмосферу одиночества и беспросветной тоски, присущую образному строю сочинения.

Лаконизм, ограничение минимально необходимым отличают и музыкальное развитие симфонии. Краткая первая часть (по существу вступление) не содержит сколько-нибудь заметного роста динамики и сводится, в сущности, к тембровой разработке линеарных полиладовых комбинаций.

Каждая из вокальных миниатюр второй части непохожа на другую, но создается впечатление, что это грани единого образа — виды серого и унылого пейзажа: нагромождение камней, сквозь которые едва пробивается солнечный луч. Наиболее ярка,

_________

¹Музыка ассоциируется здесь с медленной частью Седьмой симфонии Шостаковича.

Г. Уствольская и А. Янсонс. Большой зал Ленинградской Филармонии

пожалуй, заключительная песня «Солнце», где одинокий призыв как бы теряется, замирает в пустом и холодном пространстве. Любопытен «строительный материал» вокальной партии, представляющий собой сцепление нарочито простых «праинтонаций» весьма малого объема при непрерывном скандировании текста. Далее иногда возникают более широкие интервалы, неожиданные ладовые «повороты», но они звучат подобно мимолетному, хотя и очень заметному штриху.

В этих вокальных миниатюрах поразила меня одна особенность. Все они завершаются не просто в нужный момент, но словно чуть-чуть раньше необходимого; кажется, автор, высказав самое существенное, избегает поставить последнюю точку. Это находит конкретное выражение в своеобразных «сверхусеченных» репризах, где основной мотив лишь бегло напоминается.

Я уже говорил о «черно-белом» колорите симфонии. Иные из ораторов, выступавших на дискуссии, склонны были рассматривать его как серьезный недостаток и упрекали автора в унылой и безрадостной «тональности» сочинения¹. Как и ряд других участников обсуждения, я считаю эти упрек несправедливым. Смысл музыки Уствольской — в предостережении: она заставляет слушателя не просто задуматься о страданиях несчастного обездоленного детства, но постичь весь его драматизм.

В этом смысле особенно значителен финал симфонии. Поначалу он как будто возвращает к строю образов первой части. Но постепенно развертывается грандиозное динамическое нарастание (единственное большое нарастание и всем сочинении!), достигающее яркой, обнаженно трагической кульминации. В этот момент впервые звучит страстный авторский протест, обращение к людям, призыв к тому, чтобы этого ужаса никогда не было. И следующее далее краткое, но выразительное просветление воспринимается как очищение, подобное апофеозам греческой трагедии.

Трудно понять, почему столь интересное при всей его спорности сочинение, написанное свыше десяти

_________

¹Вокальная партия написана для двух мальчиков-солистов. Однако почему-то было решено поручить ее детскому хору, поющему за кулисами. Замена оказалась неудачной, так как слова можно было разобрать с огромным трудом и то не всегда. Многие оттенки по существу пропали, что в конечном счете усилило ощущение однообразия, однокрасочности.

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Г. Уствольская и А. Янсонс. Большой зал Ленинградской Филармонии

Содержание