эстетике доживающего свои век импрессионизма свой сильный и выразительный язык, лишенный каких-либо вычур и прикрас»¹. Столь благожелательное суждение «великого Игоря» об аркейльском «отшельнике» и чудаке, вероятно, объясняется еще и тем, что несомненно родство «Парада» с появившимися поздней «Историей солдата», «Маврой» и регтаймом для одиннадцати духовых, где встречаются сходные приемы гротескного преломления, «остранения», искажения, «искривления» современной бытовой музыки; ведь подобное ее переосмысливание могло применяться в различных целях.

В громком хоре беспощадной официальной критики тонули робкие голоса восхищения немногочисленной, но талантливой, фрондирующей против академических тенденций музыкальной молодежи. Орик, Мийо, Пуленк, Вьянер, Ролан-Манюэль признали Сати своим учителем, а Кокто — «пророком нового искусства». Будущая «Шестерка» провозгласила «Парад» своим знаменем.

Непрерывные нити связывают «Парад» со многими сочинениями композиторов «Шестерки», начиная с пантомимы-фарса «Бык на крыше» Мийо (1919) и коллективной буффонады «Новобрачные на Эйфелевой башне» (1921) и кончая «Бал-маскарадом» Пуленка (1932), в которых сюжеты из жизни современного города, драматургия, приемы преломления городского фольклора, музыкальное письмо, весь дух музыки несут на себе печать прямого влияния «Парада». «Парад» — страница истории, в первую очередь французского искусства. В нем по-своему, рельефно и очень точно, впервые в музыке запечатлена одна из сторон беспокойных и путаных исканий искусства буржуазного Запада на рубеже 1920-х годов, в котором доминировал дух отрицания эстетических ценностей «отцов». Поиски позитивного пришли к этим художникам позднее и заставили наиболее глубоких и серьезных из них пересмотреть (каждого под своим углом зрения) некогда объединявшие их воинствующие декларации. И в тот раз Сати сыграл роль застрельщика, как он сам говорил, «указал путь». В своем «Параде», как и в других сочинениях, он первый дерзко «поставил эксперимент», после него более изобретательно, эффектно, разносторонне и перспективно разработанный другими. Вот поэтому после знакомства с сочинениями Стравинского, Мийо или Пуленка, решенными под знаком тех же исканий, музыка «Парада» сегодня кажется нам немощной и бледной. Для нас она лишена и привлекательности «нового» в своих отдельных «находках и открытиях» в музыкальном языке, и злободневности полемического задора выдвинутой в «Параде» темы — низменных будней, изображенных «без прикрас», — темы, которая в коллективном решении Кокто — Сати — Пикассо воспринималась современниками как смертоносный залп по эстетическим идеалам импрессионизма.

_________

¹И. Стравинский. Хроника моей жизни. Л., Музгиз, 1963, стр. 148.

ЗА РУБЕЖОМ

Е. ДОБРЫНИНА

А. ОСТРОВСКИЙ

Е. ЧЕРНАЯ

Чехословакия

Е. Добрынина

Первое прикосновение

...Прага... Теперь, спустя несколько месяцев, проведенные в ней часы кажутся едва ли не примстившимися. Сколько ни читать о ней, ни смотреть киноленты или фотоснимки, ни перелистывать альбомы с репродукциями ее видов и достопримечательностей, — первое прикосновение к ней самой мгновенно стирает прочь книжные, с чужих слов заимствованные сведения.

Процесс познания начинается заново.

...К городу

Первое впечатление (сутолоку приезда этим словом не обозначишь) — это вид, открывающийся из окна на шестом этаже гостиницы. Тринадцатое марта. Вчера, когда поезд шел через Польшу, можно было видеть солнце, зеленые всходы на полях, людей в весенней легкой одежде. А в Праге холодно. Сильный, резкий ветер гонит хлопья густого снега. На крыше соседнего четырехэтажного дома — трубочист в цилиндре, который ловко, как обычная кепка, сидит на голове. Обвязав себя веревкой и накинув другой ее конец на трубу, трубочист весело прыгает в сажевый колодец... За этой крышей виднеются десятки, сотни домов, разных по контурам, но почти одинаково серых от копоти (в Праге топят углем)... Этот пейзаж я из утра в утро разглядываю и все больше начинаю узнавать и любить в нем: вон — резко, как черным графитом, очерченный силуэт двух одинаковых островерхих башенок храма Тынской божьей матери; вон — величественные Градчаны, с их неповторимым собором святого Вита, а вон справа — суровая на вид Далиборка, тюрьма, где, по преданьям, томился Далибор.

Целых десять дней можно было все время, свободное от концертов (в эти дни в столице Словакии проходила «Неделя музыки композиторов Праги») и дружеских встреч, посвятить чудесному городу, населенному чудесными, приветливыми людьми. (Удивительный народ чехи! Даже пограничники, поднимающие пассажиров в поезде в четыре часа ночи, умудряются делать это с таким

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

ЗА РУБЕЖОМ

Чехословакия

Е. Добрынина

Первое прикосновение

...К городу

Содержание