Выпуск № 10 (335) | 1966

Я позволил себе привести столь длинные цитаты из писем и высказываний Танеева только потому, что некоторые из самых коренных его воззрений на наше искусство, как мне кажется, отразились на воспитании им нескольких поколений русских художников. Не забудем при этом, что из школы Танеева вышли музыканты, столь же различные между собой, сколь и высокоталантливые. Это, к примеру, Скрябин и Рахманинов, Палиашвили и Кастальский, Яворский и Конюс. У Танеева учились и многие из тех, кто, находясь в расцвете сил, затем отдал все свои знания и творческую энергию строительству советской музыкальной культуры, — Р. Глиэр, С. Василенко, Ан. Александров и другие. Что говорить, поистине трудно переоценить тот вклад, который внесла в воспитание русских музыкантов многогранная в своей основе реалистическая школа Чайковского — Танеева.

Положительно сказался в деятельности Московской консерватории приход в нее на педагогическую работу вслед за Чайковским и многих других воспитанников Петербургской консерватории. Имею в виду, например, А. Аренского и М. Ипполитова-Иванова (директор Московской консерватории в 1905–1922 годах). В свою очередь питомцы московских педагогов успешно передавали свои знания петербуржцам. Так, из класса В. Сафонова — директора Московской консерватории в 1889–1905 годах — вышел, как известно, замечательный пианист и педагог Л. Николаев, воспитавший В. Софроницкого (который впоследствии связал свою судьбу с Московской консерваторией), Д. Шостаковича, П. Серебрякова.

В числе крупнейших музыкантов-педагогов нашей консерватории еще в предреволюционные годы назову К. Игумнова и А. Гольденвейзера, Н. Метнера и А. Гедике, С. Василенко и В. Золотарева. Вокальными же классами руководили такие известные мастера, как В. Зарудная, У. Мазетти, Е. Лавровская, А. Секар-Рожанский. Среди воспитанников консерватории — крупнейшие певцы: А. Нежданова, Н. Обухова, В. Р. Петров, позже В. Барсова, после революции — Н. Ханаев, С. Лемешев, В. Сливинский, Е. Кругликова, Э. Пакуль и другие.

* * *

Новую эпоху в жизни Московской консерватории открыл великий Октябрь. Буквально через день после взятия ленинской партией большевиков государственной власти Совет Народных Комиссаров учреждает Государственную комиссию по просвещению, где специально предусматривается создание Отдела искусств. Проходит еще немногим более восьми месяцев, и 12 июля 1918 года за подписями В. И. Ленина, А. В. Луначарского, Вл. Бонч-Бруевича выходит декрет, согласно которому «Петроградская и Московская консерватории переходят в ведение Народного комиссариата просвещения на равных со всеми высшими учебными заведениями правах...» В этом декрете говорилось и о высшей цели этих профессиональных учебных заведений, о цели «государственного музыкального строительства»!

Вскоре значительно обновляется состав учащихся. На смену богатым «дилетантствующим барышням», коих немало было в дореволюционной консерватории, постоянно испытывавшей кабальную зависимость от субсидий отдельных меценатов-толстосумов, пришли новые люди — таланты из народа, выдвинувшиеся в гуще революцинных боев. В коридорах замелькали буденновки и шинели бывших красноармейцев, красные косынки девушек с рабфака. Шла большая внутренняя перестройка консерватории.

Значительно обновился и состав педагогов. Обновился за счет наиболее даровитых и крупных музыкантов, поставивших свой талант и знания на службу революции. Это композиторы, теоретики и историки — Г. Катуар, Н. Мясковский, М. Гнесин, Ан. Александров, Р. Глиэр, А. Кастальский, Г. Конюс, Н. Жиляев, Н. Брюсова, Н. Гарбузов, М. Иванов-Борецкий; пианисты — Ф. Блуменфельд, С. Фейнберг, Е. Бекман-Щербина; скрипачи — Д. Крейн, Л. Цейтлин, Е. Гузиков, А. Ямпольский; виолончелисты — А. Брандуков, С. Козолупов; духовики — М. Табаков, С. Розанов, А. Володин; певцы — Н. Райский, М. Дейша-Сионицкая, Г. Гандольфи; дирижеры — К. Сараджев, Н. Голованов; хоровые дирижеры — П. Чесноков, Н. Данилин, А. Никольский. К 1925 году относится завершение реформы консерватории.

Именно в это время, говоря о задачах художественного воспитания, Луначарский отметил, что «наиболее благополучно обстоит дело в области музыки», хотя и здесь — указал нарком, — «мы наталкиваемся на большие трудности»...

Что имелось в виду? Прежде чем ответить на данный вопрос, мне хотелось бы оспорить бытовавшую до недавнего времени точку зрения, будто для работы нашей консерватории двадцатых годов была характерна установка не столько на подготовку исполнителей высокой квалификации, сколько на деятелей музыкального просвещения, и будто именно к такому пониманию задач советского художественного воспитания призывал Луначарский. Я считаю это утверждение принципиально неверным, искажающим историческую перспективу и смысл художественной политики, проводимой партией в те годы.

Напомню, что никто другой как Луначарский подчеркивал: «...надо вести преподавание для исключительно одаренных индивидуальностей и для руководителей общественно-культурной работы — художественно-просветительной и творческой одновременно» (разрядка моя. — А. С.) «Наше высшее художественное образование должно быть устремлено на то, чтобы создавать педагогическую среду для наиболее талантливых творцов и виртуозов... Но не меньшей задачей является, конечно, общий подъем художественного уровня масс... гениальная фигура сама по себе не является самоцелью».

Подводя итоги своим размышлениям о том, каким должен быть художник коммунистической эпохи, Луначарский говорил: «Задача состоит в том, чтобы воспитать культурного художника во всеоружии знания культурной действительности. Кроме глубочайших технических знаний по своему делу, кроме прекрасного знания истории достижений в своей области, он еще должен быть раскрыт для всего человеческого путем общего образования».

Именно такую задачу, вполне сознавая ее сложность (быть может, даже невыполнимость в то время!), и стремились осуществлять у нас в консерватории лучшие ее педагоги. Именно в эту сторону и направляли весь учебный процесс ее руководители — после М. Ипполитова-Иванова А. Гольденвейзер, В. Шацкая, К. Игумнов, Г. Нейгауз, позже В. Шебалин, которые всю свою жизнь отдали воспитанию музыкальной молодежи. И — главное! — жизнь, художественная практика на протяжении всех последующих лет подтвердила правильность избранного Московской консерваторией пути. За примерами здесь не надо ходить далеко.

Московская консерватория стала кузницей музыкальных кадров во всесоюзном масштабе. В первые же годы после революции значительно расширился контингент учащихся из самых различных городов и сел России, о чем уже шла речь. Да оно и быть не могло иначе, если учесть, что «путевку» на учебу в Москву давали в то время и воинские части, и ревкомы на местах, и волисполкомы, и комсомольские ячейки — буквально все советские организации, рожденные Октябрем...

Начиная с 1930 года наряду со стихийным пополнением рядов учащейся музыкальной молодежи были найдены новые организационные формы, более упорядоченные и целесообразные. При консерватории были созданы студии, готовящие национальные кадры для республик. Работа здесь велась поистине необъятная. И, бесспорно эта страница «летописи» нашей педагогической деятельности заслуживает специального освещения. Так или иначе, из национальных студий — узбекской, туркменской, башкирской, казахской, осетинской, татарской и других — в разные годы (особенно активно в 1930–1940-е) вышли многие из тех, кто составляет ныне гордость своих национальных культур, кто прославил нашу родину во всем мире. Как не упомянуть в этой связи такой, например, факт: в Московской консерватории одним из руководителей татарской студии был Муса Джалиль — выдающийся советский поэт, впоследствии отважно боровшийся с фашистами и посмертно получивший звание Героя Советского Союза.

Ныне на всех факультетах нашего музыкального вуза обучаются представители 37 народов Советского Союза.

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Содержание