Выпуск № 10 (335) | 1966 - страница 20

Другой цикл — «Прибрежные сосны» на слова Йоханнеса Семпера. Картина темных рядов сосен, растущих на песчаных берегах, покрытых можжевельниками и ярко-красными шиповниками,— типична для Эстонии, страны морской. Деревья «с взлохмаченной гривой» добывают себе жизненную силу даже из песчаной почвы, и каждое из них дает отпор натиску бурь. Так и сила всего народа складывается из выдержки и отваги каждого человека.

Первые впечатления от угрюмого, сдержанного северного пейзажа сменяются в трех средних песнях радостно трепещущими бликами солнечного света, улыбкой и броскими красками.

Сосредоточенна музыка первого романса, название которого вынесено на титул. Неустанно повторяющийся синкопированный рисунок спокойно нисходящего баса в партии фортепиано противопоставляется повествовательной речитативной мелодии солиста, которая устремляется ввысь.

Перед основной кульминацией фактура песни все больше усложняется, гармония сгущается. Вокальная партия обретает решительные интонации. Торжественно появляется аккордовая побочная тема, словно зазвучала медь в оркестре. Как и картина прибрежных сосен, эта музыка символизирует внешне сдержанную, но внутренне стойкую жизненную силу народа.

Следующий номер — «В скором поезде» — полный контраст первому романсу. Он передает возбуждение и радость от стремительного движения. Взгляд, брошенный из окна мчащегося экспресса, замечает мелькающие телеграфные столбы с проволокой. Шутливо настроенному путешественнику они кажутся уже пережитками в наш космический век: столбы пригодны лишь для осеннего сборища перелетных птиц, но вид их совсем по-старому навевает грусть.

Мелодика песни насыщена «капризными» оборотами, переменчивой ритмикой. Темпераментная партия фортепиано (ее ритм родствен румбе) полна динамики; прекрасно уловлена «гармония идущего поезда» — наслоение ми-мажорной аккордики на си бемоль-мажорную.

Йоханнес Семпер, пожалуй, самый восторженный «веснепоклонник» в эстонской поэзии. Его стихотворение «День поет в цветах» ярко передает непосредственную взволнованность и радость от поры расцветания. Это ощущение весны, свежести зеленеющих полей Нормет воплощает в прозрачном колорите фортепианной партии (на до-мажорном фоне высокого регистра «разбросаны» до диез-минорные и си бемоль-мажорные аккордовые пятна). Мелодия, будто вырастающая из ритмизованной речи, переходит от теплой кантилены привольного дыхания в гибкий речитатив, все более расширяющийся интервально. Безостановочный внутренний рост кантилены приводит к ликующей кульминации. Трудно не быть охваченным этой всепоглощающей радостью бытия...

Одна из привлекательных черт творчества Нормета, сказавшаяся, естественно, уже в его опереттах, — юмор. Вот четвертая песня цикла — любовное признание «Ничего не надо, о Коломбина...» Самоирония, скрытая в этом скерцозном вальсе, немного перекликается с общим тонусом первого цикла. Вызывающая улыбка тщетно маскирует слегка грустноватый взгляд: ведь вместо того, чтобы целовать волосы степенной красавицы герою хотелось бы сказать кое-что серьезное. Легкость и элегантность изложения, чутко изменяющаяся мелодика, булавочные уколы диссонирующих созвучий фортепианной партии в крайних разделах или более широкий напев — словно невольно вырвавшееся наружу истинное настроение человека и тотчас же, как бы испугавшись своей теплоты, исчезнувшее, острый аккорд в конце, будто шутливая пощечина, — все это свежие нюансы в эстонской вокальной лирике, всегда так «серьезно настроенной».

Разные стороны действительности отражены в романсах цикла, но герой его постоянно ощущает сильное желание жить, творя добро, быть счастливым от окружающей красоты. Эти чувства с наибольшей силой утверждает последний номер — «Как бы ты жил...»

— Как бы ты жил без верного друга, без доверчивой ласки любимой? Как бы ты жил, не веря в торжество правды и счастья, без сердца, стучащего для народа?

Так спрашивает поэт. Вопрос, вынесенный в заглавие песни, становится ее музыкальным лейтмотивом. Он произносится то вдумчиво, с сомнением и тревогой, то даже мучительно неопределенно. В конце, на фоне решительной поступи фортепиано, он звучит уверенно, убежденно и убеждающе. Так завершается цикл «Прибрежные сосны».

По сравнению с предыдущими произведениями в «Акварелях» (на слова Пауля-Эрика Руммо) мысли и эмоции переданы с большей прямотой и непосредственностью.

Герои «Песни о зеленом ветре» — это каштан, мечтающий о своих цветущих свечах, и молодой маляр, раскрашивающий скамейки парка. Сколько здесь горячего, юного порыва, радости от сознания собственной силы! В мелодике слышатся интонации современных молодежных песен, но они заострены и «подперчены» то оживленными скачками на большие интервалы, то хроматическими мазками. Стремителен остинатный ритм, цветиста гармоническая канва с замаскированной тритоновостыо.

«Песня о плывучих облаках» вносит в цикл контраст. Она ритмически свободна. Вокальная декламация захватывает большой диапазон, долго гудят глубокие басы, колоритны аккорды, откликающиеся в различных регистрах фортепиано. В музыке отражается ширь небосклона, расплывчатость и податливость облаков: стоит лишь ветру сердито фыркнуть, как тут же рассеивается их спокойное величие. Музыкальное развитие гибко и непринужденно следует за различными оттенками текста.

«Песня о ликующем жаворонке» повествует о певце полей, подобном ожившему нотному знаку на сотканном из лучей солнца нотном стане. Ввысь, в небесную синеву, устремляется за ним и сердце человека. Свежо и радостно сменяются мажорные тональные краски — си бемоль и ре, своеобразен в среднем разделе лидийский оттенок с пониженным вводным тоном (си бемоль мажор с ми бекаром и ля бемолем). Нарядные аккордовые последовательности, подчеркнуто неожиданные ритмические акценты, интонации вопросов — все напоено взволнованностью, восхищением. Эта песня действительно гимн радости.

И вот день угасает — верхом на седых туманах выезжает вечер. Таким настроением заканчивается цикл («Песня об алом эхо солнца»). Спокойные, политонально густые краски в партии фортепиано действительно «сумеречны». Ласковая вокальная мелодия с лидийской окраской словно немного «устала» от дневных радостей: в ней преобладает нисходящее движение, мягок ее ритмический контур. Гаснущие мотивы в конце песни — как закатные лучи скрывающегося красного солнца.

Последний по времени цикл — «Песни предрассветной поры» на слова Калью Лепика. Он посвящен вчерашнему дню, тяжелой жизни подневольного труженика. На этот раз композитора заинтересовали образы людей народа, мужественно ждавших «большого утра». Для музыки сочинения характерны суровые, волевые тона. Шесть номеров цикла написаны в народных ладах (от ионийского до эолийского): каждая из песен имеет только ей одной присущий ладово-гармонический облик. Это уже творческий принцип композитора. Романсы представляют собой отдельные жанровые сцены, монологи или зарисовки различных социальных характеров. Лучшие номера сочинения — первые. Нормет стремится претворить в них творческие принципы Мусоргского. И порой ему это удается. Особенно значительна заглавная песня — «Утро батрака». Здесь не место поэтическим предрассветным настроениям: утро врывается в жизнь с «первобытной» силой («Солнце вонзилось зубами в небосклон», а батрак «встал и зачертыхался»). Вначале возникает остро диссонирующий, повелительный лейтмотив с резкими лаконичными фразами и энергичными постукиваниями в партии фортепиано. Квартовость в мелодике и гармонии приобретает в таком контексте вызывающе фанфарный характер. Но все же в этой карте запечатлен и контрастный эпизод — зов пастуха из ольховой рощи. В конце же песни раздается призывный глас встающего на холмах утра.

Для раскрытия общей идеи важную роль играет и второй номер — «В церкви», в котором остроумно передан диалог ребенка и матери посреди холодных стен храма.

Ребенок видит церковь своими глазами. Для него это воплощение статики. Партию фортепиано «держит» низкий тонический органный пункт, над которым возвышаются аккорды остинатного хорального напева с дорийской окраской, появляющегося в различных регистрах. Фактура обогащается лишь мелодическим ходом, временами изложенным в виде двойного контрапункта. В заключении тема хорала проводится одновременно полностью и в усечении, а затем как бы слышится общее пение прихожан.

Партии фортепиано противопоставлены очень выразительные вокальные интонации ребенка: это живой хроматический речитатив, то боязливо неуверенный, то безмерно удивляющийся и, конечно, чуть чуть назойливый. В наивно вопрошающих оборотах «светится» пробуждающийся разум маленького человека.

Третья песня — «Кузнец» — новинка для эстонского вокального творчества. Она исполняется певцом без аккомпанемента. Это внешне очень простой, но, по сути, трагический монолог: тяжкие раздумья кузнеца, входящего в свой бедный дом, где его ждет молчаливая голодная семья. Здесь кажется уместным использование фригийского лада, к тому же с частым понижением первой ступени. Так возникает вопросительная, неуверенная интонация. Вокальная декламация этого романса требует очень зрелого прочувствованного исполнения.

Юмор Нормета проявляется в следующем номре — бытовой зарисовке «Свадьба». После «Кузнеца», самой мрачной песни цикла, «Свадьба» олицетворяет позитивные жизненные силы. В этой почти режиссерски продуманной сцене праздничного веселья композитор стремился наглядными способами запечатлеть народные характеры в действии.

Широко использованы все диапазоны голоса для передачи то серебристого щебетания девушек, то басового говора седобородых. Вы слышите фальцет и комическое мужское glissando двух подвыпивших дружков, которым очень хочется затянуть песню. А затем — неуклюже угловатую польку, где аккорды шутливо перебрасываются через две октавы. И вдруг пара мазков импрессионистической кистью:

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Содержание