Выпуск № 9 (322) | 1965 - страница 35

театре помнят великолепное изречение Дунаевского о том, что человеческие отношения — это творчество. И традиционная для оперетты комическая пара оказалась прежде всего связана узами определенных отношений. Они были мужем и женой, и судьба одного из них была далеко не безразлична другому. Именно это и доводило комедийную кульминацию спектакля буквально до взрыва.

— Да, Джули, — играючи произнес Фрэнк, рассматривая ногти на собственных руках. — Хозяйка категорически настаивает, чтобы я играл Роберта...

И начал репетировать:

— На колени, несчастная! — прогнусавил Фрэнк, но, обернувшись, не обнаружил у своих ног дочери перуанского царя: Джули стояла во весь рост, давясь от приступов смеха.

Трижды Водяной произносил эту фразу, трижды оборачивался, «утыкаясь» взглядом в один и тот же кусок палубы, и трижды не обнаруживал коленопреклоненной Джули.

Наконец, выведенный из себя, он принялся трясти жену за плечи, требуя послушания. Но тут, на беду обоим, появились два ковбоя.

При виде этих субъектов в меховых жилетах с револьверами на боку Фрэнк начал заикаться. Страстно мечтая сыграть героя на сцене, он совсем не собирался быть героем в жизни. Видимо, поэтому в трудные минуты он как-то машинально оказывался за спиной жены.

Но ковбои потребовали от него тут же доказать свое искусство, если он утверждает, что трясти женщину за плечи называется репетицией.

— Ужасен лев, — пролепетал Фрэнк, не сводя испуганных глаз с дула вороненного кольта. Он мужественно держал себя, а его дрожащие ноги... держала Джули. Она во все горло кричала, что ее муж комический актер. Кричала для того, чтобы это услышал Фрэнк, стоящий на пароходном колесе. Услышал и больше не продолжал трагический монолог. Тогда уже ему, наверное, не миновать вод Миссисипи.

Но все-таки Фрэнк — артист, хотя и комедийный. И, начав петь куплеты довольно жалобно, он скоро вошел в такой веселый раж, что не заметил, как спрыгнул с колеса и завертелся между ковбоями, сияя белозубой улыбкой. Не заметил он и того, как парни всунули в его руки по кольту, и он беспечно, ничего не подозревая, танцевал, размахивая над своей головой смертоносным оружием... Наконец, и муж и жена в изнеможении свалились за пароходное колесо... Первой пришла в себя Джули. Пошарив по палубе и обнаружив тело Фрэнка, она вытащила его на свет божий за штаны. Оказавшись в вертикальном положении, ошалевший от ужаса «герой» не мог сообразить, на каком же он свете: уже на том или еще на этом? Передать словами походку Фрэнка невозможно. Чтобы получить о ней представление, нужно прочитать рассказ Марка Твэна «Укрощение велосипеда». Наверное, новичок выделывал на машине такие же «восьмерки», которые умудрялся выписывать ногами на твердом полу Водяной.

И вдруг за сценой раздались два выстрела. Вздрогнув, будто их пронзило током, с широко раскрытыми глазами, оба что было духу заработали ногами, уверенные только в том, что чем быстрее будут танцевать, тем меньше шансов в них попасть...

Но если отвлечься от этого приключения, веселого для зрителей и далеко не радостного для его участников, перед вами встанет проблема «маленького человека», бесправного актера бродячей труппы. Даже эти, в общем-то хорошие парни сыграли с ним злую шутку, устроив потеху из человеческой слабости.

Жестокость мира, в котором живут герои, раскрывается и в судьбе Фрэнка. Другое дело, что он не до конца понимает меру своего унижения, но оно тяготеет и над ним. Поэтому возмужание Фрэнка, которое играет Водяной, — это сознательный выход человека в реальный мир противоречий и борьбы...

...Дулитл. «Моя прекрасная леди». Трактирщик вышвырнул на сцену двух парней подозрительного вида, с трудом стоящих на ногах, и рявкнул в кулису: «Дулитл, выходи!» Пошатываясь, но сохраняя неизвестно от кого наследованную элегантность, седоватый человек с сожалением покинул трактир и оказался в одном из самых убогих углов ковентгарденского рынка. Весело осмотревшись вокруг, как всякий, кого никогда не покидает надежда, даже если надеяться, в общем, не на что, он что-то соображал. Наконец его осенило: «У меня где-то была дочь», — философски произнес Дулитл, тщательно исследуя карманы жилета. Но, не обнаружив в них Элизы, он отправился на поиски, бесцеремонно расшвыривая спящих. Найдя дочь под обрывком жалкой рогожи, он со знанием дела буквально вытряхнул из нее монету, и... счастье вновь улыбнулось ему.

— Бог неспроста дал руки человеку, — подмигнув залу, произнес этот Дулитл первую строчку куплета:

— Чтоб человек был зверю не чета,
Но если повезет чуть-чуть,
Если повезет чуть-чуть,
Ты не будешь делать ни черта...

А ведь это не просто веселый куплет, это кредо Дулитла, кредо люмпен-пролетария, которым и является герой Водяного. Поэтому между ним, его

Хиггинс — В. Применко, Дулитл — М. Водяной.
«Моя прекрасная леди» Ф. Лоу

ребятами и всеми другими обитателями рынка нет ничего общего. Это разные социальные категории. И ощущение их создает новые краски образа.

Вот проходной эпизод: расшумевшуюся на радостях троицу довольно грубо обрывает какой-то человек, требуя прекратить гвалт.

— Ша, мальчики, — шепчет Дулитл. — Тихо. Люди хотят... спать.

Это было сказано с таким глубоким презрением к тем, кто ночью спит, словно они совершают насилие над самой матерью-природой. Зачем, в самом деле, спать, когда можно сидеть в трактире за кружкой пива? Еще бы этому Дулитлу сказали в оправдание, что утром надо работать! Плевать он хочет на работу.

Ведь... если повезет чуть-чуть,
ты не будешь делать ни черта!

Судя по поведению Водяного на сцене, Дулитлу везет достаточно часто... Но, конечно, он никогда в жизни не мечтал, что ему так повезет: его Элиза окажется в доме какого-то профессора.

И вот, насколько возможно принаряженный мусорщик с достоинством входит в кабинет Хиггинса. Сейчас он похож на отставного шкипера, хотя на плечах его порядочно заплатанный пиджак, а на голове нечто давным-давно бывшее шляпой. Гордо и подтянуто держась у двери, он, давая понять, что тоже знает кое-что о манерах порядочных людей, снимает с левой руки перчатку. Правда, на одном пальце ее заело и пришлось прибегнуть к помощи зубов, но все равно он твердо помнил, что перчатку надо положить в шляпу и все вместе отдать горничной. Он так и сделал, сунув свой головной убор прямо в лицо остолбеневшей миссис Пирс. Но Дулитл был достаточно чуток к реакции на свои действия. Отметив, что рука его что-то долго висит в воздухе, он проследил за ней взглядом, заметил состояние странно худой особы и, искренне пожалев тощую экономку, сунул шляпу себе под мышку.

Оглядев двух мужчин, он остановил свой выбор на полковнике Пиккеринге, поскольку внешне тот был значительно солиднее, и спросил: «Профессор Хиггинс?»... Узнав, что ошибся, Дулитл сдержанно поклонился в сторону сухопарого, стараясь приспособиться к новому противнику и с сожалением глядя на толстоватого господина, который представлялся ему более легким «орешком». Но, в общем, все оказалось не столь сложно, если не считать, что у господ дух захватывало от винного перегара, проч-

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Хиггинс — В. Применко, Дулитл — М. Водяной.«Моя прекрасная леди» Ф. Лоу

Содержание

Хиггинс — В. Применко, Дулитл — М. Водяной.
«Моя прекрасная леди» Ф. Лоу