му материалу, обдумывая и пробуя все новые и новые облики его «профессионального бытия». И если «Юмореска» исполнена обычного для композитора неторопливого, беззлобного подтрунивания, русского юмора, если «В подражание Альбенису» — просто изящно-почтительная и в то же время ироничная пьеса с типичной выдержанной формулой «гитарного» сопровождения (будто рвутся струны), с чуть преувеличенной кокетливой негой, то в полифонических произведениях и Сонате много нового. Характерно, например, «Basso ostlnato». Вместо обстоятельного «выпевания» мелодии здесь с сокрушительной мощью развертывается «интонационная пружина». Поистине мастерски выписаны динамические волны «Basso ostlnato» полностью овладевающие слушательским восприятием. Такой силы целеустремленности мы у Щедрина еще не слыхали. Сам же материал краток, точен, прост и графичен — лаконичная угловатая попевка. Центр внимания перенесен на драматургию, на метод развития, на принцип «расшифровки» ядра. Что ж, для небольшой экспериментальной пьесы задача правомерна, а решена она с блеском. Механические конструктивные цели вообще чужды живой натуре Щедрина. И оттого интерес к полифонии в фортепианном творчестве композитора не приводит его ни к «неоклассицизму», ни к «необахианству». Несмотря на все благонравие «поведения» образов, они все-таки еще «подростки»: столько в них выдумки и остроумия, так неуемно их озорство. Словно Иванушка из русской сказки, отгадывает композитор все новые и новые художественные загадки, играючи своей силой. Не вот как получается иногда: загадка вроде бы проста, а решение ее мудрено. Кажется, что отгадчик обращается к высшей математике, когда достаточно и четырех действий арифметики.

Такое впечатление производит, в частности, Соната. В ней немало страниц прекрасной музыки, богатырски эпической в первой части (Аллегро), экспрессивно-собранной во второй («Полифонические вариации»), неукротимо энергичной в третьей («Рондо-Токката»). А как хороша самая первая тема, до-мажорная, покачивающаяся на квинте, с дразнящим, интригующим слух «чужим» призвуком! Нет, мелодическая прелесть музыки Щедрина далеко еще не исчерпала себя. Но вот некоторая чрезмерность «опробывания» сложного — там, где задача сравнительно проста, мне кажется, мешает Сонате вырваться из пределов экспериментального, «студийного» искусства. И потому в целом она воспринимается как сочинение куда менее совершенное и завершенное (по своей эстетике), чем другие сочинения Щедрина.

Скажем, тема второй части. Благородная, в духе «хоральных» народных напевов. Щедрину хочется ее «заострить». Начинается колорирование основных звуков «пикантными» интервалами — секундами, тритонами, нонами. Пошла в ход «высшая музыкальная математика»: хоть один звук, да «не тот»! В этом нет преднамеренности: Щедрин слишком живо ощущает стихию музыки, чтобы сознательно расставлять капканы на пути темы. Здесь другое: не скованная волей фантазия, бесшабашная игра молодых сил...

Истинный талант требует не только сочувствия, но и терпения. Не будем спешить с выводами относительно нового, условно говоря, направления творческих поисков Щедрина. Углубленная работа над мелодикой фольклора привела его к истинным, большим достижениям. Посмотрим, что откроет нам композитор на путях обновления драматургии, фактуры, формы. Опыты в разгаре — и это уже хорошо!

...Я не знаю, какой будет программа следующих камерных концертов во Всесоюзном композиторском Доме. Этот первый удался. И хочется верить, что не «академизируется» гостеприимный огонек композиторского клуба, что каждый, кто зайдет сюда, унесет в своем сердце нечто важное, интересное, красивое...

М. Сергеев

Скрипичные вечера

Первые два месяца нынешнего года были богаты скрипичными концертами. Любители музыки встретились с искусством Давида Ойстраха, Леонида Когана, Игоря Безродного, Ирины Бочковой, Нины Бейлиной, Олега Крысы, Марка Лубоцкого, Виктора Пикайзена, Игоря Политковского, Зори Шихмурзаевой, Нелли Школьниковой и Дины Шнайдерман. В их программах преобладали произведения большого художественного плана — концерты и сонаты классиков, лучшие сочинения советских авторов. Даже совсем молодые артисты проявили своеобразие исполнительского стиля, и это было особенно наглядно потому,что в программах скрипачей звучали подчас одни и те же произведения.

Третью сонату Брамса играли Пикайзен, Политковский и Лубоцкий. В трактовке Пикайзена доминировала эмоциональная напряженность — одна из характерных черт брамсовекой музыки. Политковский попытался наряду с этим показать и душевную сдержанность, также свойственную музыке замечательного композитора. И хотя это не всегда удавалось, избранный им путь представляется правильным. Наиболее многопланово раскрыл образный мир искусства Брамса Лубоцкий (Вторая и Трэтья сонаты. «Скерцо»). Он

И. Бочкова

выявил здесь и романтический порыв, и драматичность, и внутреннюю сосредоточенность.

В Первой сонате Брамса преобладает лирическое начало, и оно оказалось близко Крысе и Шихмурзаевой. Крыса, пожалуй, сыграл сонату в целом более убедительно и законченно, воплотив ее светлые и мечтательные образы. Шихмурзаева попыталась придать музыке большую масштабность, внесла в исполнение черты драматизма. На наш взгляд, лучшие черты игры этой артистки полнее проявились в интерпретации сонат Локателли— Изаи «У гробницы», Соль-мажорной Моцарта.

Глубина проникновения в творчество Баха — показатель художественной зрелости музыканта. Для этого необходимы и тонкое чувство стиля, и умение философски осмыслить содержание произведения. Крыса исполняет баховскую Чакону как светлый, радостный гимн жизни, а не мудрое размышление о ней. Быть может, поэтому он уделяет меньше внимания драматической напряженности, заложенной в музыке.

Воспитанница Ленинградской консерватории Дина Шнайдерман (Болгария) — опытная концертантка, покоряющая мягким лиризмом, какой-то особой поэтичностью и вместе с тем упругой динамикой игры. В Первой сонате Баха ей удалось передать внутреннее единство частей, логику развития в цикле. Шнайдерман отлично слышит и отчетливо раскрывает особенности баховской полифонии.

Прим. 1

Д. Шнайдерман

Исполняя ту же сонату Баха с максимальной приближенностью к авторскому тексту, Н. Бейлина подчеркнула контрастность частей, их ритмическое своеобразие. В ее игре ощущается художественная продуманность, тщательность отделки, волевой напор (этими чертами была отмечена и ее трактовка Крейцеровой сонаты Бетховена). Пикайзен во Второй сонате выделил то, что ему более близко, — контрастность, драматический размах.

Сочинения Прокофьева — это огромный мир чувств, переживаний. С особой силой ощущается в них пульс нашего времени. Именно поэтому они особенно удались исполнителям, нашли горячий отклик у слушателей. И здесь характер каждого скрипача сказался как в отборе произведений, так и в трактовке (Крыса играл Первую сонату, Шнайдерман — Вторую, Политковский — Сонату для скрипки соло, Бочкова — «Пять мелодий», Школьникова — Первый концерт). Шнайдерман и Крыса исполняют сонаты поэтично и одухотворенно, как лирические новеллы, со свойственной им «многоцветностью» нюансов. Тембровое разнообразие свойственно и Бочковой. Чувствуется, что прокофьевская музыка особенно увлекает скрипачку логикой развития образов, сливающихся в один стремительный поток; она правдиво передала это в своем исполнении (то же ощущалось и в ее трактовке Концерта Чайковского, особенно во второй и третьей частях; первая часть, на наш взгляд, получилась несколько фрагментарной).

Первый концерт Прокофьева звучит у Н. Школьниковой спокойно, эпично, очень певуче. Но это не позволяет артистке передать характерную прокофьевскую контрастность.

Значительное место в программах занимали сочинения Паганини. Как хорошо, что для наших исполнителей они не только эффектные пьесы, что за эффектной виртуозностью они умеют разглядеть и раскрыть перед слушателями богатый мир ярких музыкальных образов. Конечно, особый интерес вызвало выступление Крысы, получившего первую премию на конкурсе им. Паганини в Генуе. Его исполнение вариаций «Пальпити» (в обработке Крейслера) и «Cantabile» покорило внутренней свободой, лирической убежденностью. Замысел и его воплощение у Крысы едины; можно спорить о самом замысле, но редкое обаяние, артистизм убеждают.

Крысе пока не столь близка драматическая сторона творчества великого итальянца. Именно в этом аспекте трактует паганиниевскую музыку Лубоцкий (пять каприсов, Романс, Вариации на темы из «Моисея»). В его исполнении больше характерной паганиниевской демоничности, нервной горячности, «осязаемости» образов.

У Безродного — глубокого, обаятельного музыканта — мы услышали редко исполняемую «Концертную сюиту» С. Танеева. Артисту удалось опровергнуть все еще распространенное мнение, будто бы в творчестве этого композитора преобладает рационалистическое начало. Безродный играет «Сюиту» страстно, как взволнованное повествование «о времени и о себе». И такая трактовка раскрыла нам нового Танеева. С особой силой проявилось замечательное качество Безродного — большая эмоциональная культура, сочетающаяся с неизменными серьезностью и благородством творческого замысла.

Как всегда, с горячим интересом встречены были выступления наших ведущих скрипачей: Д. Ойстраха и Л. Когана.

М. Лубоцкий

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка