О его встрече с Лениным напомнил нам недавно показанный телевизионный фильм «Аппассионата». Слегка нахмурив брови, Добровейн будто прислушивается к звучанию мелодии. Сосредоточенный взгляд, задумчивый наклон головы правдиво передают настроение. Тщательно обработанный, отполированный мрамор придает всему облику романтическую приподнятость.

Портреты музыкальных деятелей, созданные Гюрджяном, отличаются и по композиции, и по характеру, и по манере исполнения. Из грубо обработанной бронзы, являющейся как бы постаментом, вырастает портрет Шаляпина. Внутренняя динамика создает ощущение движения, которое усиливается благодаря вдохновенному взгляду великого певца, устремленному вдаль...

Работы Гюрджяна отличаются исключительным сходством с оригиналом. Одновременно они далеки от натуралистической достоверности. В них проявилось умение талантливого скульптора выявлять индивидуальность, создавая при этом обобщенный образ...

Есть люди в искусстве, которые заражают своим духом, смелостью, открывают глаза, указывают дорогу следующим поколениям. Таким для нашей живописи является Мартирос Сарьян, таким для армянской скульптуры стал Акоп Гюрджян.

Адриан Боулт

Мысли о дирижировании

Предисловие

За последние годы появилось немало замечательных книг выдающихся дирижеров, полных мудрого опыта и драгоценных советов молодежи. И вполне уместен вопрос, нужна ли еще одна книга на эту же тему? Оправданием может послужить лишь одно: дирижерскому искусству еще столь мало лет по сравнению с любым другим видом музицирования, что только теперь в нем начинают намечаться различные школы, — так же, как у вокалистов, исполнителей на смычковых инструментах и пианистов.

В данной книге я пытаюсь определить необходимые элементы, без которых невозможно овладеть профессиональной техникой дирижирования и зафиксировать методы работы некоторых выдающихся дирижеров. Среди них несколько больше внимания будет уделено А. Никишу, руководившему в 1895–1922 гг. оркестром «Гевандхауз» в Лейпциге и Филармоническим оркестром в Берлине. Во всех оркестрах, с которыми выступал Никиш, он добивался исключительной тембровой окраски, поражал каким-то «гипнотическим» воздействием. Быть может, сам того не сознавая, он являлся мастером кажущейся теперь невероятно экономной и, вместе с тем, яркой и выразительной техники дирижирования, которая, собственно, и будет основной темой этой книги.

Никиш был весьма колоритной фигурой. Будучи необычайно маленького роста, он любил рассказывать, как однажды некая дама, увидев его, воскликнула: «Посмотрите, вот идет "карманный" Никиш!» Он весьма гордился своими маленькими руками и наполовину прикрывал их огромными крахмальными манжетами, отчего руки казались еще меньше. Ходил он всегда очень медленно, на концертах неизменно умел побороть соблазн (жертвами которого бывают почти все дирижеры) сразу же после окончания произведения бросаться в артистическую. Обычно он какое-то время раскланивался перед публикой, затем перекидывался несколькими словами с музыкантами, потом снова выходил вперед и кланялся. Так повторялось до тех пор, пока он не чувствовал, что diminuendo в аплодисментах позволяет ему удалиться — медленно и с достоинством.

Экономия в жестах у него была поразительная. Помню, в Гевандхаузе исполнялась

_________

Фрагменты из книги Adrian С. Boult, «Thoughts on Conducting», London, 1963. Ha русском языке публикуются впервые. Автор (родился в 1889 г.), ученик Никиша и Регера, известный английский дирижер, основатель и первый руководитель оркестра Би-Би-Си; в 1956 г. во главе Лондонского филармонического оркестра гастролировал в СССР.

одна из симфоний Брамса (быть может, с несколько преувеличенной экспрессией — по крайней мере для моего привитого Г. Рихтером восприятия) и вдруг я осознал, что рука Никиша ни разу не поднялась выше его лица. Потому-то и казалось, что если бы рука дирижера вытянулась до предела, то безусловно вызвала бы землетрясение.

Как музыкант он не пользовался всеобщим одобрением. Недавно я прослушал его запись Пятой симфонии Бетховена, и меня очень удивили свободно привнесенные им небольшие accelerando и rallentando в первой и последней частях. Они чрезвычайно шокировали бы Г. Рихтера, судя по словам одного из друзей последнего (так собственно и было). Даже в дни моего самого бурного юношеского увлечения Никишем я говорил, что если бы меня попросили составить список произведений, которые я предпочел бы услышать именно под его управлением, го он был бы не так велик. Кипящий страстями Вагнер «Тристана» безусловно был бы отдан Никишу, но довольно уравновешенная и размеренная музыка «Мейстерзингеров» стала бы достоянием Г. Рихтера: казалось, к концу третьего действия он сам превращался в славного, столь похожего на него Г. Закса. Любовь нюрнбергцев к своему герою можно было приравнять к той привязанности, которую музыканты выказывали к великому дирижеру.

Оркестры Лондона и Манчестера любили Рихтера, но вначале он внушал им страх. Впервые он приехал в Лондон в 1880 году. Сварливый немец, вечно что-то бормочущий себе в бороду, с пронизывающим взглядом, ничего никогда не упускающим — все это, казалось, не могло породить в ком-либо теплых чувств, и артисты оркестров (в те дни они были куда выносливей, чем теперь) терпеть его не могли. Однажды во время репетиций он осмелился поучать валторниста, как надо исполнить данный пассаж. «Так это не получится, доктор», был довольно рискованный ответ музыканта. «Ах, вы так думаете? Тогда дайте мне ваш инструмент». И Рихтер сыграл пассаж, к великому замешательству валторниста, да и всех артистов оркестра: они перепугались при одной лишь мысли, что он так же играет на всех инструментах. Впредь они не решались проверить это на деле. Так родилась легенда о его всеведении.

Однажды Рихтер рассказал общему нашему другу, что живя в одном доме с Вагнером, он взялся переписывать всю партитуру «Мейстерзингеров»; в то время Вагнер был занят ее инструментовкой. Работали они в разных комнатах. Как только Вагнер заканчивал страницу партитуры, ее сейчас же относили Рихтеру. И Рихтер сетовал, что каждый день на переписку ему требовалось на час больше, чем Вагнеру на оркестровку. Тот, кто изучал факсимильное издание этой партитуры, знает, что в почерке Вагнера незаметно спешки и почти нет поправок. Стало быть, процесс инструментовки занимал меньше времени, чем переписка.

В молодости Рихтер был для меня величайшим интерпретатором Бетховена, Брамса (хотя позднее красноречивое прочтение их партитур Штейнбахом казалось мне более убедительным) и Вагнера (в его наиболее, как я уже заметил, «статичных» произведениях). Он принимал участие в знаменитом первом исполнении «Идиллии Зигфрида» под управлением автора.

А теперь вернемся к «списку для Никиша». Я уже говорил, что в ту пору «Тристан» был отдан ему и только ему. Правда, мне трудно представить более волнующее и незабываемое исполнение этой оперы, чем слышанное мною в «Ковент-Гардене» в зимнем сезоне 1906 года дважды в течение одной недели. Тогда же он дирижировал «Летучим голландцем» и «Вольным стрелком» — сущее откровение для семнадцатилетнего юноши! С большим волнением вспоминаю и о других произведениях в его передаче. Это рапсодии и симфонические поэмы Листа, веберовские увертюры, Шуман и, как это ни странно, «Реквием» Верди (еще учеником Венской консерватории юный скрипач Никиш участвовал в его исполнении под управлением автора). Многие включили бы в «список» Чайковского, но интерпретация Сафонова казалась мне более мужественной и яркой, менее нервозной. Однако безусловной заслугой Никиша можно считать его пропаганду Пятой симфонии Чайковского...

Надеюсь, что моя книга, хотя она главным образом предназначается для широкого круга читателей, все же пригодится начинающему дирижеру, поскольку в ней я стремлюсь описать методы работы и запомнившиеся удачи нескольких крупных дирижеров, виденных глазами учащегося-энтузиаста.

К несчастью, работа дирижера (даже когда мы стараемся изо всех сил — и почти все мы делаем это) со стороны кажется весьма легкой и, более того, завлекательной, ибо

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Адриан Боулт

Мысли о дирижировании

Содержание