Прим. 2

На репетиции оперы В. Каппа «Лембиту»
Меэми — Г. Отс, Маре — А. Кюльванд и В. Капп

ванд как о мыслящем художнике, чья задача не только неустанное совершенствование вокальной партии, но и стремление к возможно более многогранному воплощению образа. Путь Кюльванд — постоянное восхождение. Если когда-то (в партиях Недды, Любы) порой заметны были неровность регистров, недостаточно мастерское владение дыханием, нечеткость дикции, скованность в сценическом поведении, то теперь уже нет поводов для подобных упрёков. Скажем лишь, что иной раз в особо трагических эпизодах она форсирует звучание своего и без того выразительного голоса. Чувство меры в данном случае придало бы интерпретации большую правду и драматичность.

В галерее образов, созданных Кюльванд, мы встречаем и ясную лиричность, сердечную теплоту, и переживания страстной, ревнивой, пылкой натуры, героику и многие другие душевные черты. Кюльванд убедительно воплощает и психологически сложные, полные противоречий характеры, образы, сосредоточенные на одном каком-нибудь главном чувстве или переживании. Из исполненных Кюльванд партий мне хотелось бы выделить Амелию («Бал-маскарад», 1961) и Дездемону («Отелло», 1964). Здесь наиболее ярко раскрылись такие стороны творческого облика певицы, как ровность звуковедения, округлость фразировки, умение создавать большие драматические подъемы и кульминации, гибкость в передаче динамических оттенков, высоко развитое чувство ансамбля. В ролях Амелии и Дездемоны особенно захватывают красота свободно льющегося голоса певицы, единство лирического и драматического начала в ее даровании, мастерство образною перевоплощения.

Если до сих пор сердцу Айно ближе всего были роли Тоски, Юты, Любы, Амелии, то отныне к ним прибавилась и роль Дездемоны. В созданном образе не преобладают хрупкость и нежность — есть здесь внутренняя стойкость, воля и гордость. Мягкая женственность, чистота чувств сочетаются с сильными драматическими эмоциями...

А планы на будущее? Айно Кюльванд хочется спеть когда нибудь Аиду и выступить с сольным концерюм. Будем надеяться, что желания эти осуществятся, что с искусством талантливой эстонской певицы познакомятся любители музыки и за пределами нашей республики. До сих пор ей пришлось выступить лишь в концертах, организованных театром «Эстония» в 1962 г. в Москве и Ленинграде. Возможности артистки говорят о том, что она может вести широкую гастрольную деятельность.

Перевела с эстонского О. Тоом

Е. Луцкая

Ревдар Садыков

Любимые спектакли у меня почти все. Ну а если выбрать из любимых самые любимые, то это «Ромео и Джульетта», «Пер Гюнт», «Тропою грома», «Жизель», «Баядерка», «Египетские ночи». И, конечно, «Я помню чудное мгновенье». Очень трудно подобрать точные слова о том, как я работал над той или иной партией, но скажу одно: работал с большим желанием, вдохновением и старался вложить все, что умею и чувствую, в каждый образ. Очень люблю роли мужественные и не терплю слащавость. Но в этом я, конечно, не одинок. Над героичностью танца уже немало потрудились наши старшие товарищи».

Профессиональные возможности солиста Татарского театра оперы и балета Ревдара Садыкова почти безграничны. Об этом говорят уже перечисленные партии. Добавим лишь, что любой из созданных им образов несет на себе печать самобытности и талантливости.

Воспитанник ташкентского хореографического училища, ученик педагогов 3. Афанасьевой и Е. Новикова, он работает в театре шесть лет. Шестнадцать партий в четырнадцати спектаклях — прежде всего история стремительного становления таланта.

В репертуаре Садыкова и Зигфрид, и Дезире, и Базиль — все, что положено иметь каждому классическому танцовщику. Но начинал артист совсем не с чистой классики, и, быть может, это и определило развитие его индивидуальности. Первая большая роль Садыкова, высоко оцененная в дни Декады татарской литературы и искусства, — Али-Батыр в «Шурале». Эта роль уже имела немалые сценические традиции — от мужественности Аскольда Макарова — до юной пылкости Владимира Васильева. Но справедливость требует признать Садыкова наиболее тонким, наиболее смелым истолкователем партии. В чем же оригинальность его приемов? Садыков никак и ни в чем не подчеркивает национальный колорит. Стилизованные, «татарские» украшения хореографического рисунка, введенные в партию постановщиком казанского спектакля Л. Бордзиловской (она сделала это, пожалуй, с большим тактом и умелостью, нежели автор ленинградского и московского «Шурале» — Л. Якобсон), никак не акцентированы Садыковым. Для него они естественны как дыхание. Садыков нигде не демонстрирует и физическую силу героя. Мощь его Батыра, гибкого, пластичного, выявляется в самих вариациях — подчеркнуто энергичных, темпераментных. Именно из танцевальных эпизодов слагается представление о богатырской удали юноши. И эта удаль не только в ловкости и неутомимости. Батыр Садыкова — человек могучей воли и, несмотря на отсутствие какой бы то ни было стилизации, доподлинный герой татарской сказки. Конечно, в партии есть черты очевидные: подлинные движения татарского народного танца, которыми орнаментирован весь пластический рисунок. Но есть признаки и менее явные и доступные только мыслящему таланту. Когда Садыков — Батыр вдруг смущенно, даже робко заглядывал в лицо Сюимбике, когда он с луковой улыбкой отвечал на шутки подвыпивших сватов, когда он с простодушной, детской радостью встречал расколдованных подруг Сюимбике, — в его исполнении мгновенно высвечивались целомудренность, юмор, беззлобность.

Исполнение Батыра вышло далеко за рамки дебюта. Конечно, обнаружившееся умение ненавязчиво раскрыть национальную сущность образа, было очень важным для артиста татарского театра. Успехами в татарском балете «Золотой гребень» и башкирском «Горная быль» Садыков обязан опыту работы над «Шурале». Но, пожалуй, не менее важным было то, что уже в первой партии танцовщик обнаружил самую примечательную черту своего дарования — склонность к характерам сильным, целостным, одухотворенным.

Герои Садыкова — менее всего нервические или меланхоличные балетные юноши, одолеваемые смутными мечтами, рефлексией, тоской. Даже в лирические образы «Жизели», «Лебединого озера», «Спящей красавицы» танцовщик вносит острую, драматическую действенность. У Садыкова в Альберте живет страстное убеждение невозможности гибели Жизели — вот отчего и рождается его бурное, возмущенное отчаяние в финале. Зигфрид не

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Прим. 2

На репетиции оперы В. Каппа «Лембиту» Меэми — Г. Отс, Маре — А. Кюльванд и В. Капп

Е. Луцкая

Ревдар Садыков

Содержание

На репетиции оперы В. Каппа «Лембиту»
Меэми — Г. Отс, Маре — А. Кюльванд и В. Капп