Выпуск № 1 (278) | 1962 - страница 49

в той же квартире, где жила и я. Итак, судьба сделала нас близкими соседями. Впоследствии я горячо полюбила Владимира Николаевича, да его и нельзя было не полюбить: это было само обаяние. Добрый, ласковый, приветливый, гостеприимный, хлебосольный, приветливая улыбка всегда светилась на его лице. Его рассказы можно было слушать без конца. Иногда вечером он запросто заходил ко мне, смешил своими рассказами, которые я слушала до поздней ночи. Часто и я заходила к Владимиру Николаевичу. Он очень любил петь под гитару старинные цыганские романсы. Обычно ему аккомпанировал на гитаре артист Малого театра Ал. Ив. Никольский. Владимир Николаевич не пел, а скорее говорил романсы, но так выразительно, так тонко и образно, с такой мимикой, что его можно было слушать без конца и без конца наслаждаться. Однажды, неожиданно для меня он запел знакомый мне романс «Я помню отрадно счастливые дни». Я слушала затаив дыхание. Когда он произносил слова «Теперь все прошло, улетела весна и молодость жизни с собой унесла», лицо его делалось печальным. А при последних словах романса «А старость подходит все ближе и ближе, а сердце уж бьется все тише и тише, и холод могильный уж веет в груди» глаза Владимира Николаевича наполнились такой тоской, такой грустью, как будто он предчувствовал свой скорый конец. И действительно через несколько месяцев, в конце июля 1925 года, после тяжелой болезни, Владимира Николаевича не стало.

Как я писала выше, Владимир Николаевич был очень хлебосольным хозяином: у него всегда и к обеду, и к ужину был народ. Он любил принять, угостить, накормить да и сам любил вкусно покушать.

Я встречала у Владимира Николаевича А. А. Яблочкину, В. Н. Рыжову. Как бы поздно он ни возвращался домой после спектакля, концерта или вечера с обильным ужином, его неизменно ждала его любимая гречневая каша. Спать Владимир Николаевич ложился очень поздно. Ночами много писал, опустив на глаза зеленый козырек...

Михаил Венедиктович Микиша

Много лет прошло с тех пор, как я впервые выступила на сцене Большого театра. Но, когда мысленно вспоминаешь работы, людей, с которыми приходилось встречаться, все встает как живое, как только недавно пережитое.

Вспоминаются отдельные эпизоды, встречи, партнеры по спектаклям, и хочется обо всем этом рассказать молодежи, для которой события и люди тех времен уже история.

Большой театр всегда славился блестящей оперной труппой. Все лучшее, что появлялось на оперных сценах других городов, рано или поздно стекалось в Большой театр. Многие из певцов приходили сюда совсем «зелеными», неопытными и вырастали в крупных мастеров. Иные вступали в труппу уже зрелыми мастерами, и годы их работы в Большом театре становились временем блестящего расцвета их дарований.

К числу таких певцов, которые пришли в Большой театр уже сложившимися мастерами, относится и Михаил Венедиктович Микиша, ныне уважаемый вокальный педагог, воспитавший не одно поколение прекрасных певцов. Все привлекает в этом человеке: и всегдашняя доброжелательность к людям, своим товарищам по работе, и тонкое чувство юмора, столь характерное для украинцев (а Микиша — чистокровный украинец,

уроженец Полтавской губернии), и подлинный артистизм.

До поступления в Большой театр Микиша был уже известным на Украине певцом, исполнителем почти всего труднейшего оперного репертуара драматического тенора (Герман, Канио, Радамес, Хозе, Туриду и других партий). Как всегда бывает, с первых спектаклей мы стали приглядываться к новому коллеге, стараясь постигнуть его творческую индивидуальность. Надо прямо сказать, что Михаил Венедиктович сразу завоевал всеобщие симпатии. Этому способствовал и его веселый открытый нрав, и общительность, и какой-то заражающий собеседника оптимизм.

Столь же привлекателен был Микиша как художник. Его красивый, сильный, широкого диапазона драматический тенор звучал легко и свободно во всех регистрах. Слушателей покорял подлинный драматизм исполнения. Его всегда влекло к остро-драматическим партиям, иногда даже с чертами яркой характерности. Недаром одним из лучших его созданий на сцене Большого театра был образ Гришки Кутерьмы в опере Римского-Корсакова «Сказание о невидимом граде Китеже».

В этом его создании вокальная сторона партии была так точно поставлена на службу драматической выразительности, что этот пример вошел в историю оперного театра как идеальный случай.

С такой же поразительной силой был создан Микишей образ зловещего царя Ирода в музыкальной драме Р. Штрауса «Саломея», шедшей в 20-е годы на сцене Большого театра.

Мне много пришлось петь с Микишей, и все спектакли с его участием давали ту творческую радость, без которой немыслимо настоящее искусство. Я пела с ним в «Садко», в «Борисе Годунове», в «Хованщине» и в «Аиде».

Огромный темперамент, увлеченность ролью, которые были характерны для Микиши, заражали партнеров. Удивительно легко было петь с Михаилом Венедиктовичем на сцене. Мне вспоминается второе действие «Хованщины», где я гадала Голицыну — М. В. Микише, предрекая мятежному князю скорую опалу. Помню, Голицын внимательно следил за ходом гадания. С каждой секундой росла его тревога, росло его беспокойство. Такая чуткость партнера очень помогала мне, исполнительнице партии Марфы.

Столь же драматичной была и сцена у фонтана, в которой я с М. В. пели партии Марины и Самозванца. Как удивительно тонко чувствовал М. В. внутренний драматизм этой сцены, ее напряженность! И как настоящая кульминация звучала у Микиши гневная фраза Самозванца: «Лжешь, гордая полячка, царевич я!»

Наоборот, в партии Садко, лишенной острого драматизма и построенной на широкой песенной основе, Микиша был предельно эпичен, как бы «купался» в широкой кантиленности этой партии. Это свидетельствовало о большом творческом диапазоне певца, его умении находить существо самых различных партий.

Драматизмом была окрашена и такая партия, как Радамес. В исполнении этой партии Микиша также не отступал от своих обычных творческих принципов, удачно решая вокально-сценические задачи. Я до сих пор вспоминаю, как проходила сцена в подземелье (сцена суда), в которой я пела партию Амнерис. Радамес — М. В. Микиша так же, как и в других партиях, был правдив, эмоционален, точен в расстановке драматических акцентов.

В годы своей работы в Большом театре Микиша был уже зрелым певцом и для него не существовало вокальных трудностей. Пение для него было всегда главным средством создания реалистического сценического образа.

Творческий путь М. В. Микиши, путь подлинного художника, требовательного к себе и партнерам, — пример преданного служения искусству музыкального театра...

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Содержание