Выпуск № 1 (278) | 1962 - страница 48

нок роли танцы, без которых не может жить героиня оперы? И вот однажды совершенно неожиданно для меня тогдашний директор Большого театра Е. К. Малиновская пригласила меня в свой кабинет и предложила выступить в партии Кармен. В театре намечались гастроли американского дирижера Владимира Савича. Он должен был дирижировать только одной оперой — «Кармен», и ему должны были предоставить репетиции с солистами, оркестром, хором и балетом.

Другой, более удобный случай я вряд ли могла предвидеть, так как вводы новых исполнителей проводились без специальных репетиций. Здесь же мне предоставлялась возможность работать так, как будто я готовила партию в новом спектакле театра.

Конечно, я не могла не воспользоваться таким неожиданным для меня предложением и с волнением и радостью согласилась.

Как я уже писала, я хорошо знала партию Кармен, и надо было ее только повторить и, как у нас говорят, «подчистить». Так как срок до спектакля был довольно короткий, я горячо принялась за работу, в которой мне помогал концертмейстер театра М. И. Сахаров, чуткий художник, с которым я до сегодняшнего дня продолжаю свою концертную деятельность.

Руководство Большого театра было ко мне крайне внимательно. Художник Ф. Ф. Федоровский, в декорациях которого шел тогда спектакль, сделал для меня новые эскизы костюмов.

Танцы я проходила с артисткой М. Р. Рейзен, одной из ведущих балерин Большого театра. Будучи классической танцовщицей, М. Р. в концертах танцевала характерные танцы и особенно славилась исполнением испанских танцев. Сценически я готовила партию Кармен с А. П. Петровским, талантливым, опытным оперным режиссером. Он до оперы работал на драматической сцене и принес в музыкальный театр глубокое понимание реализма. Петровский очень интересно раскрыл передо мною образ Кармен. На своем веку он перевидал многих исполнительниц этой партии, в том числе и Медею Фигнер, прославленную Кармен русской оперной сцены. Его рассказы я жадно впитывала. Но, внимательно относясь к тому, что предлагал Петровский, я, однако, не во всем с ним соглашалась. Например, я никак не могла согласиться с первым выходом Кармен в начале оперы. Петровский хотел, чтобы я выбегала на сцену из-за кулисы, как бы резвясь среди толпы молодежи, преследующей меня. Юноши со смехом должны были забрасывать меня апельсинами. Такой выход казался мне фальшивым. Во-первых, мизансцена никак не соответствовала моей довольно крупной фигуре и, главное, противоречила моему представлению о характере Кармен.

Я мыслила себе Кармен совсем иной: кокетливой, задорной, властной, полной сознания своей силы, своего обаяния. Моя Кармен была горда, царственна, величава в своей простоте, она была веселой, пылкой, страстной, порой грубой, брызжущей огненным темпераментом. А. П. Петровский согласился со мной и охотно переставил всю мизансцену. Особенно меня увлекали и волновали мои певческие репетиции под рояль. Меня буквально пьянила изумительная музыка Бизе. Я всегда почти репетировала полным голосом и так увлекалась, что во время репетиции начинала бессознательно играть — передо мной был несуществующий Хозе. Меня не смущали пытливые, критические глаза режиссера, и я давала полную волю своей фантазии. Я училась щелкать кастаньетами, привезенными мной из Сорренто.

Все репетиции, о которых я рассказываю, происходили у меня дома.

Когда я была музыкально и сценически достаточно подготовлена, меня стали вызывать на общие репетиции с участниками спектакля. Потом начались спевки под рояль с дирижером и, наконец, на сцене под оркестр с хором, балетом и мимансом. Мое первое выступление в партии Кармен состоялось 14 апреля 1930 года. Партию Хозе пел Б. М. Евлахов, партию Эскамильо П. М. Норцов.

...Особенно я любила последнее, четвертое действие оперы и мою финальную сцену с Хозе. Я любила эти речитативы, насыщенные красивыми грудными звуками. Я любила эту Кармен, гордую, бесстрашную, неумолимую, любящую свободу и смело идущую на смерть. Какое богатство красок заключено в финальной сцене: страстная любовь, насмешка, ревность, презрение и, наконец, этот предсмертный торжествующий крик: «Свободной я жила, свободной и умру». Вспоминаю, как я выходила в этом действии из левой кулисы и, пройдя через всю сцену, подходила, к Фраскитте и Мерседес. Я была роскошно одета. Черное бархатное платье с отделкой из золотых кружев, золотые туфли, серьги в ушах, красивая прическа с черепаховым гребнем и белым цветком. На плечах был белый шелковый платок с длинной бахромой. В руках — большой черный веер. Фраскитта и Мерседес с завистью оглядывали меня. Эскамильо, красивый и нарядно одетый, появлялся на пороге цирка. Он искал меня глазами. Я выходила из толпы и, счастливая, солнечная, шла ему навстречу. После дуэта он нежно прощался со мной. Я давала ему на счастье руку и долго про-

Фрика (1925 г.)

Любаша (30-е гг.)

вожала его взглядом, посылая ему прощальный привет...

Потом я оставалась на огромной сцене Большого театра одна. Из левой кулисы появлялся Хозе. Мрачный, закутанный в длинный серый плащ, он был жалок и страшен.

Не глядя на него, стоя вполоборота, я холодно обращалась к нему.

И чем больше Хозе умолял меня не покидать его, тем непреклоннее становилась я. Наконец терпение мое кончалось, во мне загоралась злоба, я кусала губы, ломала веер и топтала его ногой. Измученная его мольбами, я бросала ему в лицо: «Мольбы напрасны, не уступлю», — и выбегала на авансцену в каком-то экстазе. Восторженно, полным звучным голосом я пела: «Свободной я жила, свободной и умру!»

В цирке слышались крики и звук труб. Я и Хозе прислушивались. Народ торжествовал победу, я с торжествующим криком бросалась к цирку. Хозе останавливал меня, я вырывалась и снова бежала вперед.

Наконец Хозе преграждал мне путь. Между нами происходила борьба и, наконец, вырвавшись, я вбегала на ступеньки цирка. Хозе настигал меня, выхватывал нож и вонзал его в мою грудь. Я, как подкошенная, со стоном падала и скатывалась по ступенькам вниз. Хозе пел свою финальную фразу...

ИЗ ЗАМЕТОК О СОВРЕМЕННИКАХ

Владимир Николаевич Давыдов

...Однажды я включила радио и услышала голос диктора, который объявил: «Прослушайте в исполнении Н. А. Обуховой старинный романс “Я помню отрадно счастливые дни”». С этим романсом у меня связано много воспоминаний. Я перенеслась в далекое прошлое, вспомнила уютные семейные вечера, когда мы собирались дома и пели старинные цыганские романсы под аккомпанемент гитар. Многие из них до сих пор сохранились в моей памяти. Мы пели их и соло, и в два голоса, и трио. И вот тогда впервые я узнала этот романс. Уже много, много позже, когда я была артисткой Большого театра, я услышала этот романс в исполнении В. Н. Давыдова. Хочется сказать несколько слов об этом замечательном артисте и чудесном человеке.

Я впервые познакомилась с В. Н. Давыдовым осенью 1924 года. В. Н. ушел из Александринского театра в Ленинграде и перешел в Московский Малый театр. В то время я жила в Кузнецком переулке в доме дирекции Большого театра. Владимиру Николаевичу была предоставлена комната

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Фрика (1925 г.)

Любаша (30-е гг.)

ИЗ ЗАМЕТОК О СОВРЕМЕННИКАХ

Содержание