Выпуск № 11 | 1961 (276)

ней то, что идет непосредственно от Шостаковича. Его могучая творческая индивидуальность, его неповторимый стиль сказываются буквально в каждом такте. Существенное значение имеют особенности ладового мышления композитора. Известно пристрастие Шостаковича к мажорному и минорному ладам с частым использованием «низких» или, реже, «высоких» ступеней. Такие лады своеобразно окрашивают его тематизм, внося мелодическую напряженность, подчеркнутую выразительность интонаций. Показательна в этом отношении вступительная тема Двенадцатой симфонии. Тональность d-moll — главная тональность сочинения. Мелодическая линия подымается от ре малой октавы к ре бемолю первой октавы. Ре бемоль — это как бы «восьмая низкая» ступень. Несколько далее появляется ми бемоль — вторая низкая. Такой же лад применен композитором в главной партии первой части Пятой симфонии. Тема ее побочной партии постепенно насыщается низкими ступенями, что ведет к взаимопроникновению мажора и одноименного минора.

В ряде своих произведений Шостакович с помощью низких ступеней усиливал трагический характер музыкальных образов. А в Двенадцатой симфонии мы видим противоположную картину. Обратимся к сверкающей коде финала. Тоническое D-dur'нoe трезвучие сопоставляется здесь с минорными трезвучиями на шестой и второй низких ступенях; в многоголосную гармоническую фактуру вклиниваются унисоны — es, b, с (вторая, шестая и седьмая низкие ступени). Но все это нисколько не омрачает последних тактов симфонии; напротив, низкие ступени усиливают блеск мажорной тоники.

Типична для Шостаковича «магия ритмов», покоряющих своей властностью. С наибольшей силой она проявилась в первой и третьей частях цикла.

Шостакович верен основным принципам своего оркестрового стиля. Эти принципы — драматургия тембров, необыкновенная эмоциональность звучания, экономия выразительных средств, простота оркестровой фактуры, полное отсутствие украшающих деталей, узоров. При всесторонней обдуманности, рационалистичности приемов оркестр Шостаковича потрясает своей обжигающей экспрессией. Поразительны градации оркестровых оттенков — от прозрачнейших pianissimo с участием всего нескольких инструментов до величественных tutti.

*

Я не имею возможности привести здесь ряд примеров из музыки симфонии. Поэтому скажу только об одном — соло тромбона в последнем разделе второй части. У Шостаковича нередко встречаются протяженные монологи солирующих инструментов, которые в какой-то мере уподобляются человеческому голосу. Назову знаменитое траурное соло фагота из первой части Седьмой симфонии, соло английского рожка из первой части Восьмой, трагические речитативы фагота из четвертой части Девятой, речитативы первой скрипки из второй части Второго квартета. Инструментальным монологом является также только что отмеченный мной эпизод из Двенадцатой. Тромбон здесь звучит очень торжественно, возвышенно, есть что-то пророческое в произносимых им «словах». Такое впечатление связано во многом с выразительностью оркестровых тембров. Композитор длительное время берег тембр солирующего инструмента. Во второй части тромбоны с тубой, а также трубы почти все время молчат; они вступают только один раз — в эпизоде, который длится всего шесть тактов. Далее на протяжении шестидесяти тактов (темп Adagio) мы не слышим тромбонов; после этой весьма продолжительной паузы начинается монолог солирующего тромбона. Неудивительно, что его тембр воспринимается как новая свежая краска. Он кажется нам необычным, особенным, резко выделяясь на фоне общего «тембрового спектра» этой части. Надо еще отметить взволнованно-трепетное тремоло струнных, в которое врезываются засурдиненные валторны, многозначительно тихий гул там-тама и литавр. Эти тембровые краски дополняют картину, усиливают патетический характер «речи» тромбона-соло.

«...Инструментовка есть одна из сторон души самого сочинения. Само сочинение задумано оркестрово и в самом своем зачатии уже обещает известные оркестро-

вые краски, присущие ему одному и одному его творцу» 1. Эти слова Римского-Корсакова можно отнести ко всем партитурам Шостаковича, в том числе и к партитуре Двенадцатой симфонии.

*

Д. Шостакович — художник-гражданин. Творчество является для него общественным долгом, служением народу — зодчему коммунизма. Несколько лет тому назад наш замечательнейший композитор создал Одиннадцатую симфонию. То был прекрасный подарок Родине к 40-летию Великой Октябрьской революции. Новый подарок — Двенадцатая симфония, написанная к историческому XXII съезду КПСС. Оба произведения явились творческим ответом композитора на призыв нашей партии еще больше приблизить советское искусство к жизни, к народу.

Двенадцатая симфония — важный этап в истории советской симфонической музыки. Она развивает линию программного героического симфонизма. Создание героических образов современности — главное направление нашего искусства. Тем более высоко нужно оценить творческую и общественную заслугу Д. Шостаковича.

Первое исполнение симфонии автор доверил Е. Мравинскому и Ленинградскому филармоническому оркестру. Залитый светом совсем не октябрьского, а как будто бы весеннего, теплого солнца, Ленинград был таким молодым, нарядным, прекрасным, каким мне редко доводилось его видеть. Казалось — и город, и природа приветствуют рождение нового вдохновенного симфонического полотна. Ленинградцы до отказа заполнили чудесный белоколонный зал филармонии. Е. Мравинский и его симфонический коллектив вложили в исполнение всю свою любовь к музыке Шостаковича. И когда отзвучали последние аккорды, когда публика горячо приветствовала автора, хотелось подойти к нему, пожать его руку и сказать простое русское слово: спасибо! Спасибо Вам, Дмитрий Дмитриевич!

_________

1 Н. Римский-Корсаков. Основы оркестровки, т. I, Российское музыкальное издательство, 1913, стр. 2.

  • Содержание
  • Увеличить
  • Как книга
  • Как текст
  • Сетка

Содержание

Личный кабинет