На классном вечере

На вечере квартетного класса А. Григоряна исполнялись Первый, Четвертый, Пятый, Седьмой и Восьмой квартеты Шостаковича. Аудиторию привлекли свежесть, непосредственность и вместе с тем серьезность интерпретации, хорошая ансамблевая культура, понимание стиля исполняемой музыки, чистота интонации, единство штриха; качества эти в той или иной мере свойственны всем выступавшим ансамблям. Разумеется, не все они могут быть равно оценены, однако никто не нарушил общего высокого уровня. В этом заслуга молодых музыкантов и их руководителя А. Григоряна.

При хорошей сыгранности и интонационной точности исполнения Четвертого квартета (Ю. Шволковский, В. Озолинь, М. Либстер, Я. Челкаускас), порой, особенно в четвертой части, хотелось бы большей выразительности и разнообразии красок. Пятый квартет, пожалуй, наиболее сложен для интерпретации; В. Гвоздецкий, И. Туваев, В. Красильников, Э. Поздеев справились с труднейшей задачей. Убедительность трактовки, обусловленная ясным пониманием партитуры, стремление воплотить контрастность образов, динамическая яркость способствовали успеху этого ансамбля. В хорошем стиле был сыгран Первый квартет (А. Михлин, Р. Нодель, Л. Солодовникова, Т. Полторыхина): отличное, выровненное звучание, поэтичность фразировки, тонкость динамических оттенков. Правда, финалу следовало бы придать более живой и задорный характер.

Зрелость и профессиональная сыгранность отличали игру квартета аспирантов. Э. Браккер, Н. Байкова, Г. Одинец и К. Цветкова уже давно работают в этом составе и удостоены первой премии на Международном фестивале памяти Гайдна в Будапеште (1959). С большой естественностью и пластичностью сыграли они Седьмой квартет. Хорошо был передан контраст между простыми трогательными образами первых частей, выдержанными ансамблем в тонких пастельных тонах, и энергичными, виртуозными эпизодами финала. Восьмой квартет — одно из вдохновеннейших творений композитора — был сыгран благородно и выразительно. Отрадно, что после первого исполнителя всех квартетов Шостаковича — квартета имени Бетховена — это глубокое по замыслу произведение привлекло внимание молодого ансамбля. Исполнительницам больше удались части проникновенного лирического характера; несомненно, в дальнейшем они добьются еще большей глубины в раскрытии драматических образов.

Л. Г.

Пианисты

Р. Керер

Новая программа Рудольфа Керера (23 мая, Большой зал консерватории) произвела не столь сильное впечатление, как предыдущая. То ли пианист еще недостаточно «выгрался» в нее, то ли представленные в ней композиторы (Бах, Бетховен, Шуберт, Шуман) менее близки индивидуальности артиста, чем Лист, Глазунов или Прокофьев, исполнением которых Керер так ярко блеснул при первом выступлении в Москве. Вернее всего — и то, и другое. Конечно, Керер и в отчетном концерте показал себя большим виртуозом. Но интерпретации «Аппассионаты», песен Шуберта, «Симфонических этюдов» Шумана не хватало поэзии и творческой оригинальности. Лишь в исполненных «на бис» пьесах Листа, Прокофьева и этюде Шопена (соч. 25 № 11), памятных по прежним выступлениям Керера, он вновь оказался на высоте завоеванной им репутации.

Каждый пианист как бы сочетает в одном лице дирижера и оркестр. Если принять это сравнение, то нужно сказать, что «оркестр» у Керера — первоклассный, достойный самых больших похвал. Что же касается «дирижера», то это очень хороший, весьма культурный музыкант, но пока его замыслы далеко не всегда оригинальны и творчески значительны. Думается, что на эту сторону дела талантливому артисту надо обратить наибольшее внимание.

∗

Александр Браиловский (Франция) — один из последних представителей знаменитой некогда школы. Лешетицкого. Как ее достоинства, так и недостатки нашли типичное выражение в игре пианиста. С одной стороны — блестящая техника (кроме октав), элегантно отточенная фраза, жизнерадостный темперамент, ритмичеокий «задор», подкупающая непринужденность, живость, энергия исполнения, уменье так «подать» даже то, что, собственно, «не выходит», чтобы вызвать восторг публики; с другой — довольно поверхностная, салонная трактовка, сомнительные вольности, весьма уязвимый художественный вкус.

Легковесность, при всей «шикарности» исполнения, особенно ощутимо сказалась в соль-минорной балладе и других произведениях Шопена, вошедших в программу первого концерта (26 мая, Большой зал консерватории). Этим, как и многим иным, Браиловский напомнил другого известного пианиста той же школы — Игнаца Фридмана, гастролировавшего в нашей стране почти тридцать лет тому назад. Рецензируя концерты Фридмана, тогда отмечали, что, за вычетом некоторых частностей, «фридмановский Шопен совершенно чужд и неприемлем для советского слушателя, не выдерживает даже сопоставления с тем Шопеном, которого ищут и создают наши исполнители». Эти же слова приходится повторить и по адресу Браиловского.

Впрочем, справедливость требует признать, что не все в исполнении Браиловского стояло на таком же невысоком художественном уровне, как его интерпретация ряда произведений Шопена. Лучше удались пианисту небольшие пьесы Мендельсона, Скарлатти, а во втором концерте (28 мая, зал имени Чайковского) ля-мажорный концерт Моцарта (с оркестром под управлением Н. Аносова). Интересно были трактованы некоторые эпизоды Тре-

тьей сонаты Прокофьева и «Чаконы» Баха — Бузони. К сожалению, этих удач оказалось недостаточно, чтобы изменить представление о Браиловском, как о технически блестящем представителе отжившего стиля музыкального исполнения.

Бекар

∗

Ю. Айрапетян

Моцартовская соната № 10 в передаче Ю. Айрапетяна дышала оживлением и задором. Удачно был найден темп каждой части, ощущалась естественность движения, все детали выполнялись точно. Приятно звучит фортепьяно, чувствуется отличная школа (учитель пианиста — Я. Флиер). В отдельных эпизодах хотелось, правда, большего изящества фразировки.

С подъемом, на едином дыхании играл Айрапетян «Симфонические этюды» Шумана. Эффектны концовки шестого, седьмого, десятого этюдов, энергичны имитации в маршеобразном четвертом. Но второй этюд был сыгран рыхло, «без стержня», блеклыми красками. Слишком густая педаль в третьем этюде мешала «скрипичности» штриха в партии правой руки, невыразительной оказалась мелодия. Восьмой этюд был величествен, монументален, лишь иногда ритмические «недодержки» нарушали общее настроение. В трудных аккордовых местах девятого этюда не хватало пальцевой цепкости в правой руке, ее «забивала» левая, в результате стирался мелодический рисунок. Предпоследний этюд — с рельефным разделением голосов на страстно-вопрошающий (верхний) и нежный, робкий, отвечающий (средний) — прозвучал хорошо, но финал выглядел однообразным. Тема трижды проводилась одинаково, не все ясно слышалось в других эпизодах, не было развития...

В сонате соль-минор соч. 22 Метнера Айрапетян особенно темпераментно провел коду (не следовало ли только придать ей и драматический размах?). Можно упрекнуть пианиста в излишне быстрых темпах, — например, в репризе. Хотелось услышать и более тонкую нюансировку в интермедии. Стоило бы ярче выявить своеобразие метнеровской полифонии, дифференцировать «планы» звучания (этим, как известно, отличалось исполнение самого автора). Несколько «увяли» тончайшие росписи пассажных узоров и исчезала сама тема (в партии левой руки) в побочной партии. Не всюду исполнение было проникнуто значительностью, особой духовной сосредоточенностью и целомудрием, присущим музыке Метиера.

Интересные звучания возникали в прелюдиях Дебюсси «Затонувший собор», «Вереск», «Менестрель». В «Острове радости» Дебюсси краски были яркие, но несколько прозаичные.

Две пьесы сыграл артист «на бис». «Сонет Петрарки» № 104 звучал выпукло, с напором, но лирически скупо. Если в «Симфонических этюдах» не все вышло, были и технически уязвимые места, то в фа-минорном этюде Листа Айрапетян «взял реванш». В этой азартно сыгранной пьесе он показал крепкую пианистическую хватку и блестяще завершил концерт.

Мстислав Смирнов

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка