Выпуск № 9 (226) | 1957 - страница 54

во втором действии: «Stärkt mich im Dienste eurer heiligen Sache, vernichtet den abtrünn'gen schnöden Wahn!»¹ с финалом первого действия «Дон-Жуана», именно с музыкой к словам Донны Анны и хора: «Тгеmа, trema, scelerato!»².

Упоминаю об этом специально для господ вагнерианцев, дабы они не говорили так громко о том, что Моцарта можно игнорировать. Такое пренебрежение Моцартом было бы только смешным, и о нем не стоило бы говорить, если бы среди оперных дирижеров многие не оказывались односторонними вагнерианцами. Как часто приходилось мне видеть в Германии великолепные представления опер Вагнера под управлением тех же самых дирижеров, которые с возмутительной небрежностью искажают оперы Моцарта. В некоторых городах исполнение этих опер поручается даже второму капельмейстеру, в то время как первый сохраняет за собой привилегию дирижировать Вагнера. При таких условиях трудно получить от представления моцартовских опер впечатление, отвечающее, хотя бы приблизительно, достоинству этих произведений. Вот главная причина, почему наше поколение воображает, что оно переросло Моцарта...

Всякое искусство принадлежит истории и должно рассматриваться с исторической точки зрения. Все завоевания нашего времени в области оркестровки, гармонии и т. д. соответствуют подобным же завоеваниям, сделанным во времена Моцарта. И Моцарт был новатор, даже настолько, что вызвал сильную оппозицию среди современных ему музыкантов. Настанет время, когда и на Вагнера будут смотреть издали, и он тоже подвергнется исторической оценке. Тогда будет ясно, какое значение имеет то обстоятельство, что Моцарт до сих пор еще торжествует, несмотря на изменившиеся времена. Ведь не трудно торжествовать, когда вы являетесь предметом симпатий и полного признания со стороны всего молодого поколения...

...Многие из нас любили и почитали Моцарта в юности, но затем мы вкусили плода современного познания и совершили, таким образом, грех, за который, так же как за грех, совершенный в Эдеме, мы были изгнаны из нашего рая. Некоторые из нас сумели избегнуть окончательного падения и вернулись на прежний путь.

Современный музыкант может легко найти причину такого поворота: она заключается в отношении молодежи к рисунку и краскам. Мы начинаем наше художественное образование с изучения линий. Наши учителя указывают нам на великих старых мастеров, которых в этом отношении никто еще не опередил. Изучая их, мы начинаем относиться к ним с любовью и подражаем им. Современного искусства мы до поры до времени не знаем, оно от нас тщательно скрывается. Но вот мы выходим из-под опеки и видим сразу прельщающую нас красоту и блеск красок, которым наше время предоставило столь почетное место. Ошеломленные и очарованные, мы забываем прежние идеалы и всецело отдаемся прелести одурманивающих красок. Вот что случилось с предшествующим поколением и вот почему новейшие композиторы с большим, чем когда-либо, наслаждением бросаются в это море красок. Там уже нет никаких идей, форм и линий, способных удержать их от падения, — они погружаются все глубже и глубже. Тем не менее заметны признаки поворота. Незначительное покамест меньшинство чувствует уже в себе настолько сильное влечение к чистым линиям, что в недалеком будущем можно надеяться на некоторый результат в этом направлении.

_________

¹ «Укрепите меня для службы святому делу, уничтожьте изменчивый, оскорбительный мираж» (нем.).

² «Трепещи, трепещи, злодей!» (итал.).

Новое искусство не будет чуждаться красок, оно будет проповедовать евангелие истинной жизнерадостности, соединит краски с линиями и покажет, что оно имеет свои корни во всем прошлом и находит свою пищу как у старых, так и у новых мастеров. Новое искусство даст также новых исполнителей, вполне подготовленных для достойной передачи творений старых мастеров, — и тогда снова наступит время Моцарта. Моцарт может ждать. Он скромен. Он не добивается с шумом и треском первого места, но скромно ждет, пока придет и его время, потому что он убежден, что оно наступит.

До сих пор я говорил о драматических вещах Моцарта. Но то же самое можно сказать и об его оркестровых сочинениях. При сложных требованиях нашего времени поневоле делаешься специалистом. Так, например, Вагнер совершенно предался опере. Но старая школа была в этом отношении шире. Это особенно верно по отношению к Моцарту, и его величие, как оперного композитора, не должно отвлекать наше внимание от других сторон его дарования.

Моцарт был универсален. В церковной музыке, в камерной, в концертной, везде он был одинаково велик. К счастью, в концертном зале с Моцартом обращались более бережно, чем в театре, благодаря некоторым замечательным виртуозам, которые были также и хорошими музыкантами. Благодаря им многие из лучших фортепианных концертов Моцарта, многие из его сонат, струнных квартетов и квинтетов запали в душу посетителей концертов, как некое откровение высшей красоты. Даже в области романсов, в которой новейшее время выдвинуло столько замечательных мастеров, открывших новые пути, и здесь такая вещь, как «Фиалка», может победоносно выдержать сравнение с Шубертом, Шуманом и Брамсом.

Многие из композиторов пытались подвергнуть Моцарта переработке, сделать его более современным и более пикантным. Затея опасная. Русский композитор Чайковский с тонким умением и с большим тактом собрал часть более или менее известных хоровых и фортепианных вещей Моцарта в одну оркестровую сюиту, облеченную в современную инструментовку. Я сам сделал попытку придать при помощи второго фортепиано больше звучности сонатам Моцарта и тем сделать их более сродными нашему современному уху; при этом я не изменил ни одной ноты мастера — из чувства уважения, которое мы все должны иметь к нему. Против такой модернизации старого мастера, модернизации, предпринимаемой для проявления чувства восхищения, — возразить ничего нельзя.

Оркестровые вещи Моцарта убеждают нас, что он обладает такими красками, которые способны еще до сих пор, да и в далеком будущем, очаровывать наш слух. Что же касается ясности и звучности инструментовки, то здесь нам можно еще многому научиться у Моцарта. Тому, кто захочет изучить красоту моцартовской звучности, тому стоит только открыть на любой странице партитуру Моцарта — и он найдет богатые и поучительные примеры. И эта оркестровая звучность имеет то неоцененное достоинство, что она не пропадает без оркестра. Переложенная для фортепиано партитура Моцарта не искажается, как то происходит, например, с партитурами Берлиоза и его последователей. Музыка Моцарта такого рода, что она, даже лишенная красок, не теряет своей прелести.

Это вполне подтверждается его тремя замечательными симфониями в Es-dur, g-moll и C-dur. Все три были написаны Моцартом летом 1788 года, за три года до смерти, когда его талант был в расцвете своей силы. Нельзя не заметить, какой большой переход совершен в них от гайдновской трактовки симфонии, этой высшей инструментальной формы. И невольно мысли направляются к молодому Бетховену, который

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Содержание