Выпуск № 1 (218) | 1957 - страница 65

С. Прокофьева «Блудный сын». На одном нз традиционных конкурсов грампластинок премирована запись «Скифской сюиты». «...Поклонники великого виртуоза Рихтера порадуются его бесподобному исполнению Первого концерта Прокофьева. Это — идеал интерпретации... Привлекает внимание и тонкий аккомпанемент Кондрашина, осуществившего много удачных записей...»

*

«Musique et Radio» сообщает разнообразные сведения о музыкальной жизни Запада. Отметим сперва материалы, представляющие познавательный интерес. Как известно, французские исполнители на духовых инструментах — медных и деревянных — пользуются заслуженной славой. Среди них есть настоящие виртуозы. Валторнист Жозеф Эжер выступает во многих странах с сольными концертами (в его репертуаре, помимо множества классических концертов для валторны с оркестром, имеются и Концерт Р. Глиэра, «Грёзы» А. Глазунова, концерты Хиндемита, Бриттена, Аттерберга и др.). Удовлетворяя интерес музыкальной общественности к достижениям французских духовиков, их репертуару, методике преподавания, особенностям исполнительских школ, журнал систематически помещает статьи «Валторна», «Труба», «Гобой» и т. д., написанные видными музыкантами, солистами оркестров, профессорами Парижской консерватории. Стоит рассказать, как пополняется современный концертный репертуар французских инструменталистов всех специальностей. Ежегодно для выпускных экзаменов в Парижской консерватории пишутся конкурсные пьесы виртуозного характера. В их создании принимают участие и видные композиторы, и молодежь. Новое современное произведение, исполняемое впервые, — одна из важнейших частей выпускной программы. Творческое соревнование заставляет уделить особое внимание качеству исполнения нового произведения. Это уже вошло в традицию...

Но раз уж мы заговорили о традициях, коснемся и традиционных конкурсов — не международных состязаний с премиями и медалями, а гораздо более скромных — на замещение вакантных мест. Здесь есть занятные детали. Так, будущему профессору по классу фортепиано Национальной школы музыки (в Версале) вменяется в обязанность не только представить обычные документы, но и: 1) исполнить... конкурсную пьесу (в данном случае — Балладу Форэ), 2) исполнить пьесу по собственному выбору, 3) прочесть с листа рукопись, 4) дать показательный урок ученикам различных курсов. Еще сложнее путь к посту директора аналогичного учреждения в Метце. Тут и решение контрапунктических задач, и дирижирование... конкурсной пьесой, и дирижирование корректурной репетицией при наличии коварно внесенных в оркестровые партии и партитуру ошибок, и коллоквиум, в процессе коего выясняется уйма творчески-организационных вопросов. Среди множества документов кандидат должен представить и перечень музыкальных инструментов, на которых он играет (основной — подчеркнуть!). Но вот нашелся некто, удовлетворивший всем требованиям и воссевший в директорское кресло (на испытательный срок не менее года и не более двух лет). Тут ему и предстоит — без доплаты к директорскому окладу: 1) вести курс гармонии, фуги и контрапункта, 2) вести два курса истории музыки, 3) вести класс камерного ансамбля (инструментального), 4) осуществлять финансовое и художественное руководство концертной деятельностью консерватории...

Но мы уклонились в сторону. Добавим, что «Musique et Radio» помещает статьи по вопросам технологии производства музыкальных инструментов и в этой связи информирует об интересном международном конкурсе мастеров смычковых инструментов, который состоится в сентябре 1957 года в Бельгии (в Льеже). Это будет соревнование на лучший комплект инструментов струнного квартета — две скрипки, альт, виолончель.

Так как «Musique et Radio» — журнал сугубо «объективный», то в соседнем номере он оповещает о другом международном мероприятии. Речь идет о третьем конгрессе по вопросам церковной музыки, который состоится в Париже...

Впрочем, случается, что «Musique et Radio» затрагивает и темы более актуальные. Приведем довольно любопытный пример.

Традиционный обзор первых исполне-

ний музыкальных новинок начался вполне спокойно, почти в эпических тонах. Некоторые произведения обозреватель Эрик Сарнетт похвалил. Но затем он стал раздражаться. Он сказал, что незачем тащить на первый план вымученные диссонансы, полностью чуждые, в большинстве случаев, выразительной стороне музыки. Он высказался в том смысле, что напрасно иные музыканты стремятся выявить свою оригинальность в ухищрениях по части фактуры. И, наконец, он заговорил еще более решительно:

«...Какое жалкое зрелище представляют собой музыканты, которые, обладая даром мелодической изобретательности, не только не используют и не развивают его, но — наоборот — отвергают, растаптывают, словно речь идет о каком-то физическом недостатке, о каком-то пороке! Едва лишь появляется богатая, значительная мелодическая фраза, проникнутая подлинной человечностью и теплотой, едва лишь возникает мелодический рисунок, которому только бы и жить, — как немедленно убивают и разрушают все это, из одной только боязни приблизиться к творениям гениев музыки... Можно подумать, что такое сходство, даже при сохранении индивидуального оттенка, должно рассматриваться как ужасающее преступление. Лучше будем выстраивать одну за другой фальшивые ноты, чтобы эпатировать своих приятелей, лучше попытаемся изобрести совершенно новый язык... Но для чего? Чтобы заставить поверить, что музыкальный словарь недостаточно полон и, следовательно, не способен выразить из ряда вон выходящие либо сверхчеловеческие мысли этих господчиков? Какой вздор! Заменгоф придумал эсперанто, но он не был художником. Тем хуже! Похоже, что молодые музыканты все жаждут стать Заменгофами. Хорошенькое дело!..»

Вот что порой можно прочесть на страницах парижского журнала...

Однако монолог г. Сарнетта еще не кончен: «А между тем вся немецкая пресса с энтузиазмом встретила лирическое произведение — «Пять неаполитанских песен для баритона с оркестром...» Дальше г. Сарнетт рассказывает, как додекафонист Ганс Вернер Генце неожиданно для всех написал то, что можно петь и слушать (да еще получать от этого удовольствие!). «... Может быть, подобный успех... заставит призадуматься наших молодых композиторов... Эта замечательная партитура станет вехой в истории современной музыки... заставит раз и навсегда сломать догмы фальшивой ноты, этой королевы-узурпаторши...»

Должно быть, случайным совпадением оказалось то, что книга воспоминаний Анри Бюссе рецензировалась в том же номере «Musique et Radio», где г. Сарнетт сурово осудил додекафонию. Бюссе — крупный деятель французской музыки, дирижер, композитор, друг Дебюсси, ученик Гуно и Форэ. И любопытно, что коллега г. Сарнетта, г. Брюйр цитирует из книги Бюссе следующие высказывания:

«...Видишь ли, — сказал мне автор “Фауста”, у которого я пытался выведать сокровенную тайну его искусства, — видишь ли, в музыке самое главное — это мелодия. Недавно я услышал в концерте весьма современное произведение: там было очень много нот, а оркестр просто из себя выходил — так он звучал! И что же! Я дал бы два су, чтобы услышать хоть бы одну мелодию, как бы коротка она ни была. В концерте ли, в театре ли — все основано на мелодии. Даже искушенная публика, если только она любит музыку, стремится слушать произведения, где есть музыкальные мысли, ясные фразы, которые доходят до сердца, а не только до разума... И немного спустя Гуно сказал: “Мелодия, только мелодия, мое дорогое дитя. Вот в чем единственный секрет нашего искусства”»...

Габриель Форэ:

«Я опасаюсь, дорогой мой Бюссе, что эти изыскания политональности, которые приведут нас к атональности, в конце концов ввергнут нашу родную музыку в долгий период уродливых извращений, разрыва с мелодией — наиболее совершенно выражающей наше искусство, в период исчезновения модуляции...»

Э. Сарнетт ссылался на пример раскаявшегося западногерманского додекафониста. Не предоставить ли нам слово коллеге г. Сарнетта, сотруднику западногерманского журнала «Musica» Курту Хонолка: «... Додекафонные произведения и в наши дни, как и прежде, находятся за пределами живой музыкальной жизни... Отчужденность и изоляцию Шенберга

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

*

Содержание