Выпуск № 2 (327) | 1966 - страница 62

ны на деревянной панели правого пандуса — вот, пожалуй, и все.

Дездемона входит в комнату так, что почти сразу же оказывается спиной к зрителю. Но зато перед ней большое сценическое пространство. В этой седоватой пустоте, отделяющей Дездемону от высвеченного ложа, и строит режиссер первую мизансцену. Дездемона появляется быстро, почти стремительно, словно зная, что ее ожидает, и инстинктивно торопя развязку. Но внезапно ее порыв, подсказанный предчувствием, сменяется протестом. Из решимости принять судьбу рождается желание преодолеть ее.

Такую краску Фельзенштейн открыл в оперной Дездемоне, пожалуй, впервые. И краска эта возникает не вдруг. Она подготавливается всей пластической и световой композицией массовой сцены третьего акта, эмоциональным центром которой, как уже говорилось, оказывается Дездемона. В соединении чувства протеста, непокорности с трагической лирикой «Ивушки» раскрывает режиссер две крайние грани образа, между которыми он сумел «расположить» целую гамму нюансов: от всплеска отчаяния до надежды, от смелости до детской беззащитности, от мольбы до готовности вступить в борьбу...

Удивительно мастерство Ноак, восхищающей и своим безукоризненным владением piano и экспрессией в драматических эпизодах. В ее исполнении совершенно необычна «молитва». В звуке есть и кантиленность, и инструментальная ровность, но все это как бы отступает перед чувством отчаяния...

В спектакле Фельзенштейна жизнь течет не просто по драматургической канве. Настроение и переживания людей объемны и переменчивы: слишком многое привносится в сегодня из вчера.

Герой Ноккера великолепно отдается настроению минуты, ничего не прибавляя и не убавляя от своих многообразных переживаний.

...Раскрылась дверь, и тихо, стараясь не шуметь, вошел Отелло. Он отстегнул изогнутую саблю и осторожно положил ее на стол. Все это диктовала ему привычка из той счастливой жизни, когда он берег каждую секунду покоя Дездемоны. Может быть, в эту минуту он почти забыл о своей жестокой клятве. Но внезапно взгляд его падает на светильник. Торопясь, будто из страха передумать, он

Яго — Владимир Бауэр

ожесточенно, пальцами тушит все четыре свечи. Вместо теплого пламени от них теперь вьется сизый дымок.

...Через мгновение вспыхнувший в душе Дездемоны протест, наталкиваясь на неумолимость Отелло, стремительно поднимается к взрыву: происходит схватка, неравная и тем более героичная для женщины.

В самый кульминационный момент почти физической борьбы исполнители переходят границу света, внезапно оказываясь в темной полосе, которой «прикрыт» весь первый план сцены.

Фигуры Отелло и Дездемоны застывают, словно изваяние, высеченное из одной глыбы гранита. И хотя далее катастрофа разрешается смело и выразительно до натуральности, этот момент единения утверждается в памяти зрителей как обобщение самой идеи трагедии...

Сцена из третьего действия «Отелло» Верди

Если вспомнить другие постановки Фельзенштейна — «Волшебную флейту», «Похищение из сераля», «Альберта Херринга», «Сказки Гофмана» или «Лисичку-плутовку», спектакль, который принес мировую славу опере Яначека, то поражаешься творческому диапазону коллектива. От Моцарта к Яначеку и Бриттену, от Верди к Оффенбаху — пожалуй, ни один театр не может похвастаться таким широким репертуаром, притом что почти каждый спектакль — новое слово, новое открытие в искусстве музыкальной сцены.

Не говорит ли это и о том, что реалистический метод, если им владеет большой мастер и воспитанный им коллектив, способен воплощать все стили, открывать всю прелесть нового и всегда заново волновать живыми образами великих творений?

А это связано с ростом не только режиссерского мастерства, но и творческим ростом актеров.

Лет шесть назад мы видели Ноккера в роли Гофмана. И трудно, почти невозможно было предположить, что в нем скрывается не только трагический Отелло, но даже галантно-нахальный герцог Синяя Борода. А Ирмгард Арнольд — Лисичка и вдруг Виолетта! Анни Шлемм — Булотта и Дездемона — взаимоисключающие образы! Или Вернер Эндерс —

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Яго — Владимир Бауэр

Сцена из третьего действия «Отелло» Верди

Содержание