Вместе с ними пел оркестр. Шла репетиция оперы «Катерина Измайлова».

— Плохо! Плохо! — закричал человек за дирижерским пультом. Он погрозил музыкантам своей палочкой. — Чего вы разлетелись, словно птицы, в разные стороны? Ну-ка еще раз, прошу вас!

И вновь полилась музыка.

В эти минуты я увидел знакомые руки дирижера — сильные, волевые, прядь его светлых волос, перекрывавших лоб. За пультом стоял народный артист Советского Союза Константин Арсентьевич Симеонов. Тот самый, кто более двадцати лет назад, в Силезии, в лагере № 318, назывался Арсеновым. Он-то и поведал мне историю о том, как в кромешном аду фашистского плена советские люди умели сохранять непоколебимость духа, светлую веру в победу, чистую совесть.

И. Хацкевич

ПАРТИЗАНКА

В тот день, когда Нине исполнилось тринадцать, фашисты захватили Знаменку. Ту самую милую сердцу Знаменку, где жила их семья, где отец работал лесничим, где Нина училась в школе. Пожалуй, не было потом в ее жизни более печального дня. Безоблачное детство кончилось.

Нину с матерью приютили добрые люди в деревне Лепехи, что затерялась в стороне от большака. Об отце они ничего не знали. Он был на фронте. Мать ходила черная от горя. А в небе, не смолкая, ревели самолеты. Высадив десант, немцы бомбили дороги, переправы через Угру. Потом фронт ушел на восток. Лишь по ночам возле большака то и дело вспыхивала перестрелка. От избы к избе поползли слухи: «В лесу — партизаны».

Однажды, спрятав на груди завернутую в платок краюху хлеба, мать выскользнула из дома.

— Чай морозы на носу, а ты без валенок, — объясняла она утром свое таинственное исчезновение. — Нине показалось, что мать нарочно говорит громко, чтобы услышал за перегородкой хозяин дома. — Бегала за речку к шаповалу. Обещал прийти, скатать тебе чесанки.

Как-то поздно ночью в сенях заскрипели половицы. Мать впустила человека, зажгла коптилку. Нина глянула из-под одеяла на заросшее щетиной лицо гостя и замерла от удивления. «Карпыч! Да это же Карпыч!» — узнала она. Мгновенно в памяти всплыла майская демонстрация, запруженная народом знаменская площадь, утопающая в кумаче и цветах трибуна, а на ней Карпыч — Петр Карпович Шматков, секретарь Знаменского райкома партии, произносящий речь.

Когда Нина проснулась, гость уже пил чай.

— Доброе утро, пигалица, — добродушно поздоровался он, и скулы на его исхудавшем лице обозначились еще резче.

— Где же твоя гитара?

(Зимой секретаря райкома пригласили в школу на концерт самодеятельности. Вышла на сцену эта самая девочка с гитарой в руках и под собственный аккомпанемент запела русские народные песни. Голос у нее был удивительно чистый и звонкий.)

Нина молчала. Когда уходили от немцев, было не до гитары.

— Ну, не горюй, Нина, не горюй, — утешал ее теперь Карпыч. — Раздобудем тебе гитару. Будешь снова играть и петь. Сейчас советские песни нужны здесь как хлеб.

Он глубоко затянулся самокруткой и, переходя на доверительный тон, тихо спросил:

— Умеешь держать язык за зубами?

Она выдержала пристальный взгляд Карпыча и кивнула головой.

— Тогда делай, что прикажу, и лишнего не спрашивай.

Первое задание Нина получила вскоре.

— Скопируй, — сказал Карпыч и положил на стол белую нарукавную повязку с единственным написан-

ным по-немецки словом «Waldhüter». В переводе оно означало «лесничий». Лесничие, как немецкие служащие, пользовались свободой передвижения, имели право носить оружие, задерживать подозрительных лиц.

Закусив губу, Нина старательно выводила черной тушью немецкие буквы.

— Молодец, — похвалил Карпыч, прикрепляя повязку к рукаву. — Точь-в-точь по образцу. Теперь через лес можно идти с оружием.

Нина изготовила еще несколько повязок, и Карпыч передал их тем смельчакам, которые под его руководством готовили к высадке советского парашютного десанта партизанские явки и базы.

Ночью Карпыч принимал по детекторному приемнику сводки Совинформбюро. Утром Нина их переписывала. Карпыч подрисовывал карикатуры на немцев. Получались листовки. Нина пробиралась к Знаменке и вывешивала листовки на перекрестках дорог, прикрепляла к деревьям и заборам. Временами Карпыч исчезал на недельку, другую. А когда возвращался из леса, то без помощи Нины не мог обойтись. Уговаривать ее Карпычу не приходилось. Достаточно было намека — и она летела на лыжах или верхом на лошади то в лес с хлебом и картофелем для партизан, то в деревню предупредить раненых красноармейцев, что туда движутся каратели. Посылал ее Карпыч и в разведку под самую Знаменку.

Однажды на рассвете над лесом пронзительно завыли сирены. «Мессер» пристроился в хвост нашему бомбардировщику и поджег его. На глазах у Карпыча и Нины пылающий самолет рухнул в снег между Лепехами и Знаменкой.

— Беги к самолету. Помоги летчику. Если мертвый — забери документы, карты, оружие. Вот тебе помощник, — и Карпыч показал на шустрого мальчугана Шурика Синицына, который в нужный момент всегда оказывался под рукой.

Ребята надели лыжи и понеслись к месту падения самолета. Истекающий кровью пилот умер у них на руках. Нина и Шурик оттащили его далеко в сторону и закопали в снег. Документы, ордена, планшет с картой, компас и пистолет завернули в парашют и тоже до поры до времени спрятали. Едва управились, как послышался шум, гам, собачий лай. К догоравшему самолету спешили немцы. Нина и Шурик выскользнули у них под носом, скрылись в перелеске, а потом пошли в противоположном направлении от Лепех. Долго-долго кружили и петляли, запутывая след лыжни. В деревню возвратились, когда там все уже утихомирилось.

— Ну и подняли вы суматоху, — встретила Нину бледная как полотно мать. И рассказала, что немцы ворвались в деревню с собаками, обшарили все избы, допытываясь, куда делся летчик.

Через неделю Нина доставила Карпычу узел с вещами, а весной, когда стаял снег, партизаны похоронили погибшего пилота.

После этой истории Карпыч как в воду канул. Но скоро до Лепех докатились отрадные вести. Свалился под откос немецкий эшелон. Взорван мост через Угру. Взлетел в воздух склад авиабомб. Нина догадывалась: это работа Карпыча.

Партизанский отряд «Смерть фашизму», которым командовал секретарь подпольного райкома Шматков, не давал врагам житья. Полным разгромом немецкого гарнизона увенчался дерзкий налет на станцию Угра. Незаметно отряд превратился в двухтысячный партизанский полк. Командование им принял кадровый командир-пограничник майор Жабо. После ряда успешных боевых операций к середине января 1942 года партизаны освободили от немцев восемь сельсоветов, около семидесяти населенных пунктов, фактически большую часть района. Во вражеском кольце образовалась партизанская «малая земля», на которой население жило по советским законам.

Карпыч обосновался с райкомом в деревне Желонье, вблизи от штаба полка. Нину с матерью он встретил с распростертыми объятиями.

— Ну, дождались наконец Советской власти, — улыбаясь, воскликнул он. — Радуйтесь и помогайте. Видите, у меня забот полон рот.

И действительно, забот у Карпыча хватало. Все лежало на плечах райкома: и возрождение колхозов, и подготовка их к весеннему севу, и открытие кузниц и бань, и организация госпиталей для больных и раненых партизан и красноармейцев, и сбор валенок и ушанок, и помощь гвардейскому кавалерийскому корпусу генерала Белова, совершавшему рейд по тылам противника.

— Ну не тужите, вам тоже работенку подыщем. Васильевна сможет обшивать и обстирывать партизан. А ты, пигалица, доставай гитару.

Нина застыла в изумлении. Не ослышалась ли она? Кому сейчас нужна ее гитара?

— Да, да, дорогуша, будешь концерты давать, — объяснил Шматков.

— Шутник ты, Петр Карпович, — рассмеялась мать, — какая из Нинки артистка!

— Не до шуток нам, милая, — последовал ответ. — Надо людям настроение поднимать. Раненых веселить. Или дочка твоя петь разучилась? Или песни советские позабыла?

Если б это зависело от Нины, то она бы нашла для себя на войне занятие поинтересней и поважнее, чем пение. Как мечтала она стать радисткой-десантницей! Уже все было «на мази» — и с пара-

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

И. Хацкевич

ПАРТИЗАНКА

Содержание