Выпуск № 5 (318) | 1965 - страница 18

Фотография 1893 г. Кембридж

носит печать особенного уважения к нашему прославленному композитору: на видном месте висит портрет П. И. Чайковского, увенчанный лавровым венком, поднесенным в день открытия г. Прянишникову.

«Не мне, мол, а вот кому принадлежат лавры», — скромно говорит этим глава оперы.

— Вот и у нас вошло в моду интервью, — сказал мне знаменитый композитор, узнав о моих намерениях. — В Америке интервьюеры осаждали меня десятками; представьте всю трудность объяснения с людьми, мало компетентными в музыке и имеющими совсем дикие представления о русской музыке в особенности, не говоря уже о том, что вообще трудно и неприятно говорить о себе, особенно за границей, где о России и русских имеют самые невероятные представления.

— Американские репортеры, в большом числе ожидавшие меня на нью-йоркской пристани в день приезда, — смеясь добавил П. И., — даже женили меня: я сел в карету с дочерью своего знакомого, а на другой день прочел, что я приехал с красивой, молодой женой.

На другой день композитор «Онегина» принял меня в своем номере, в «Большой Московской». Всем, кто интересуется русской музыкой, кто бывал в фойе Большого театра, конечно, знаком портрет П. И. Это избавляет меня от необходимости описывать его наружность. Как европеец до конца ногтей, Чайковский обворожительно любезен, мил и охотно говорит о своем излюбленном предмете — музыке. В данный момент интереснейший вопрос — отношения Чайковского к прянишниковской опере.

— Товарищество Прянишникова очень обидели в Киеве, — объяснял мне гостеприимный хозяин, — город отнял у них театр после трехлетнего добросовестнейшего ведения дела. Они спрашивали у меня совета, ехать ли им в Москву; я их не очень уговаривал, но обещал оказать им по возможности содействие. Я вообще очень сочувствую товариществам. В этом, товариществе мне нравится постановка дела, отсутствие интриг; дух у них симпатичный. И если они будут так продолжать, не выдвигая отдельных лиц и заботясь об ансамбле, об общем уровне, — они сделают дело.

— Так что вы даже равнодушны к тому, что в Москве дело началось пропагандой «Князя Игоря» — произведения «Могучей кучки», лагеря, к которому вы не принадлежите?

Знаменитый композитор заволновался.

— Меня всегда возмущает, когда говорят о лагерях в музыке. Ну, к какой партии принадлежу я? Для меня их нет. Что я могу иметь против музыки покойного Бородина, который был моим лучшим другом? Я не принадлежу к «Могучей кучке», потому что в Петербурге не живу, но я друг Балакирева, Римского-Корсакова, Кюи и других представителей этой группы. Всякий талант и симпатичный человек в сфере музыки для меня друг и брат. И уже если бы мне понадобилось причислить себя к какому-нибудь лагерю, я, конечно, примкнул бы к группе этих честных людей скорее, чем к какой-либо другой.

Дарственная подпись А. Чехова П. Чайковскому

Если я не принадлежу фактически к этому кружку, — оживился снова П. И., — то это объясняется отчасти прямолинейностью его основателя — Балакирева, с которым я тем не менее очень дружен. Основав тридцать лет тому назад этот кружок, Балакирев упорно стоит за раз намеченные взгляды и принципы, и все его последователи солидарны с ним. Я же всегда хотел сохранить за собой известную свободу. Что же касается Бородина, в частности, то он не был ярым революционером [в искусстве]. И в своем «Игоре» он держится старых традиций, твердо стоит на почве традиционных приемов, избегая музыкаль-

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Фотография 1893 г. Кембридж

Дарственная подпись А. Чехова П. Чайковскому

Содержание