сти судьбы героя, к финалу его «Зимнего пути».

Откуда же эта выразительная точность слова, интонации, акцента, динамики, жеста? Обратимся к музыке, к ее внутреннему пульсу — и мы поймем источник творческой удачи Гмыри. В музыке Шуберта он услышал движение мысли и чувства. Движение это непрерывно и всегда устремлено вперед. Это делает общение артиста с публикой напряженным и захватывающе интересным. Увлеченный музыкальным потоком, слушатель не успел восхититься разнообразием повторов, которым великолепно владеет Гмыря, а артист ведет его дальше. Концентрация этого движения порой необыкновенно сильна. Вот вы вздохнули вместе с певцом перед «Бурным утром», а когда песня кончилась, вам показалось, что все это время вы не дышали: ваше воображение спешило за героем, внимание было приковано к развитию музыкальной драматургии.

Развитие это подчеркивается ясностью и завершенностью фразировки. Гмыря подает каждую фразу выпукло и четко: всегда ощущаешь благородство и логичность каждого периода, как бы участвуешь в его развертывании. И оказывается, может петь пауза, каждый изгиб ритма...

В исполнении было много разнообразных деталей, воспринимаемых нами как нечто само собой разумеющееся. Легко звучат филированные длинные ноты («Липа»), красивы и содержательны портаменто («Водный поток»), виртуозны форшлаги и морденты («У ручья»), великолепна кантилена на фоне прозрачной фортепианной фактуры («Ворон») и т. д. и т. д.

...Когда вдумываешься в эту исполнительскую щедрость, когда понимаешь, что главное достоинство интерпретации Гмыри — это правдивость переживания, приходит мысль и о том, что певец продолжает славные традиции русского реализма в советском исполнительском искусстве. Гмыря вспоминает эпизод своей творческой биографии, когда он участвовал во Всесоюзном конкурсе вокалистов. На втором туре, после исполнения «Шарманщика», к нему в артистическую пришла Зоя Петровна Лодий. Она поздравила молодого певца и сказала, что услышала у него то, к чему сама стремилась, исполняя гениальную песню Шуберта. Знаменательная встреча двух поколений!

Борис Романович Гмыря сегодня образец для молодых вокалистов, вступающих в жизнь. Его «Зимний путь» вдохновит не одного из них.

А. Туманов

Артисты Бурятии

Уже четверть века пристально слежу я за развитием бурятской музыкальной культуры. Радует, что творческий вечер Ларисы Сахьяновой и Лхасарана Линховоина, состоявшийся в Кремлевском театре, показал рост артистического мастерства всей группы бурятских артистов, участвовавших в концерте.

Линховоин в 1954 году окончил Ленинградскую консерваторию по классу И. Плешакова. У него бас довольно значительной силы и приятного (особенно в среднем регистре) тембра. Основной исполнитель всех ведущих басовых партий в Театре оперы и балета Улан-Удэ, Линховоин поет Ивана Сусанина, Мельника, Бориса Годунова и Галицкого, Кончака и Базилио, Мефистофеля и многие другие партии. Довольно обширен и его камерный репертуар.

Недавно Линховоин вернулся из большой гастрольной поездки по молодым республикам Африки. Он также выступал в Чехословакии и Вьетнаме, ГДР и Китае, Монголии, — всюду его концерты проходили с успехом.

В программе выступления в Кремлевском театре особо отмечу произведения бурятских композиторов, бурятские, эвенкийские народные песни, спетые проникновенно и музыкально. Выделю романтическую песню Чингиса Павлова «За Селенгой» и романс Бадмы Балдакова «К любимой». Исполняя бурятскую народную песню «Сиротка-верблюжонок», эвенкийскую — «По тундре», Линховоин с увлечением передал наивную образную прелесть народных напевов.

К удачам отнесу также исполнение старинной русской песни «По диким степям Забайкалья» и гимнической песни Л. Тумашева «Сыны России».

Не все у Линховоина безупречно в интонационном отношении. Особенно досадно было заметить это в романсе Чайковского «Меркнет слабый свет свечи» и «Элегии» Массне. Очевидно, сказалась и усталость после длительных заграничных гастролей: голос в верхнем регистре качался, что не могло не снизить художественного впечатления. Пожелаю одаренному певцу более бережно и экономно расходовать свои силы. Ведь, по существу, он еще не достиг зенита в своем артистическом пути. А петь ему предстоит еще долго, овладевать все большим оперным и камерным репертуаром (особенно советским).

Искусство Л. Сахьяновой полно обаяния молодости, изящества, грации. Очень точная в технике, безукоризненно выполняющая все виртуозные требования в Адажио из балета «Лебединое озеро», в вариациях Китри из «Дон-Кихота», балерина со своим партнером П. Абашевым поэтично, музыкально танцевала па-де-де из балета Ж. Батуева и Б. Майзеля «Во имя любви». Быть может, излишне стилизован был «Восточный танец» на музыку И. Штрауса, но и он произвел в общем хорошее впечатление своей мягкой лиричностью, пластикой.

В концерте участвовал молодой виолончелист М. Балдаев. Он хорошо сыграл пьесы Гранадоса, Рахманинова, Цинцадзе, аккомпанировал Л. Линховоину, дирижировал инструментальным ансамблем, сопровождавшим выступление Л. Сахьяновой. Воспитанник двух консерваторий (как виолончелист — Свердловской, как дирижер — Ленинградской), М. Балдаев ныне ведет все балетные спектакли в столичном театре Бурятии.

Превосходно исполнил партию фортепиано концертмейстер Московской филармонии Н. Миронов.

Г. Поляновский

Фортепианные вечера

ТРИ СОВЕТСКИЕ ПИАНИСТКИ

Пятнадцать лет назад искусство Веры Горностаевой (в то время студентки Московской консерватории по классу Г. Нейгауза) получило признание на международном конкурсе в Праге. Ныне пианистка успешно соединяет концертную деятельность с педагогической. Когда-то свой первый сольный концерт она посвятила сочинениям Шумана; недавно в Малом зале консерватории мы вновь услышали в ее исполнении шумановскую программу. В игре Горностаевой благородная простота, тонкая музыкальность, горячая убежденность. Полнокровно, с радостной взволнованностью прозвучали «Детские сцены». Драгоценная особенность школы Нейгауза — живое ощущение исполнительского времени — помогает пианистке широко передать развитие музыкальной мысли. Особенно запомнились сердечная «Просьба ребенка», бескрайние «Грезы», проникновенное «Слово поэта». В пьесах «Игра в горелки» и «Пугание» проявилось владение причудливой шумановской ритмикой. Продуманным было исполнение «Симфонических этюдов». Здесь подкупала «звучащая техника», когда каждый штрих симфонически наполнен и вместе с тем любовно отделан, сообразно выразительной природе именно фортепианного звука. Но в динамических эпизодах недоставало по-флорестановски захватывающей устремленности (в особенности это выявилось в сниженном по тонусу звучании Двенадцатого этюда).

Стало традицией включать в исполнение «Симфонических этюдов» также посмертные пьесы, предназначавшиеся для этого цикла. Когда их вводил в канву знаменитого сочинения В. Софроницкий, он умел внутренне объединить этюды и сделать необходимым подобное расширение вариационного развития. Горностаева играла два посмертных этюда (Четвертый — до-диез-минорный и Пятый — ре-бемоль-мажорный). Но они не слились с циклом, не дополнили впечатления, а скорее затормозили развитие.

Не стремясь нарушить привычные традиции толкования «Карнавала», пианистка уверенно раскрывает содержание сценки за сценкой. Благородство вкуса отличает звучание: тембрально различная окраска голосов в «Пьеро», загадочность «Кокетки», вкрадчивый «Немецкий вальс». В целом хотелось бы большей приподнятости, праздничности звучания, яркой образной контрастности. Содержательная интерпретация, к сожалению, лишена того, что можно было бы назвать «поэтическими гипотезами, рождающимися в момент воссоздания музыки».

Пожелаем умному и тонкому музыканту Горностаевой, совершенствуя свою передачу шумановских шедевров, большее внимание уделять эмоциональной стороне, артистизму.

*

Марина Мдивани и Элисо Вирсаладзе выступили в абонементе «Дневные концерты для старших школьников». Несколько строк хочется обратить непосредственно к руководству Московской филармонии.

Странную картину наблюдали мы в Большом зале консерватории во время этих двух утренников. Далеко не заполненный партер. Редкие фигуры в амфитеатре. Вместе со старшими школьниками — детвора. Одна учительница сказала мне не без гордости, что ей удалось распространить абонемент в младших классах общеобразовательной школы. Доверчивые лица детей обращены к эстраде. Играют талантливые пианистки, но играют репертуар, требующий разъяснения (пусть самого лаконичного!) К сожалению, на концерте Вирсаладзе не было даже печатных программ. Отметим малое соответствие программ детскому восприятию (ре-мажорная Соната Шуберта, Шестая соната М. Вайнберга). Вскоре же после начала школьники заскучали. Одни занялись конфетами либо апельсинами, другие разглядывали в бинокли портреты композиторов, перешептывались...

*

Мдивани и Вирсаладзе лауреаты Второго конкурса им. Чайковского. Они концертируют, мастерство их обогатилось новыми красками.

Очень наполненно прозвучала у Мдивани Шестая соната М. Вайнберга. Углубленно, сосредоточенно играет она небольшую первую часть. Ярко контрастная вторая часть в трактовке пианистки подобна напряженной токкате. С волевой энергией воплощен настойчивый ритмический мотив — динамичный и словно неодолимый. Интонационный строй здесь родствен трагическому Шостаковичу. И Мдивани ярко раскрывает эти образы. Расширяя репертуар, артистка обращается к шубертовским творениям. В первом фа-минорном Экспромте (из соч. 142) выделилось исполнение мелодически выразительных, контрастных периодов, подкупало стремление найти свое интонирование музыки. В общем хорошо была передана форма пьесы (хотя средний раздел прозвучал несколько статично).

Содержательно прозвучали «Картинки с выставки» Мусоргского. Образная программная музыка, темпераментная игра вызвали живой отклик аудитории. Порадовали многие эпизоды цикла, в особенности острохарактерная трактовка «Гнома», «Лиможа» и «Бабы-яги». В картинке «Старый замок» удалась ритмическая непрерывность сопровождения. Другие пьесы были сыграны менее интересно. Пианистка не добилась драматической значительности в противопоставлении характеров «Двух евреев», скомканным из-за быстрого темпа оказался. «Спор детей после игр». В эпизоде из «Катакомб» — «С мертвыми на мертвом языке» — не было проникновенной сосредоточенности. «Богатырские ворота» прозвучали без должного подъема.

Увлеченно играла пианистка «Испанскую рапсодию» Листа. В иные моменты прорывалась блестящая крупная техника, захватывающе было проведено нарастание перед взлетающей хроматической гаммой, а в «Фолиа» и «Хоте» недоставало образности звучания, властности ритма.

*

О редкостном и гармоничном даровании Вирсаладзе мне приходилось писать после Второго конкурса им. Чайковского. Игра ее удивительно естественна, подобна плавно льющейся речи. Захваченная музицированием, Вирсаладзе умеет в пределах целого приковать внимание к каждому штриху и интонации. Богатая интуиция юной пианистки помогает ей выявить содержание такого значительного произведения, как до-минорная Фантазия и Соната Моцарта. Протяженную вторую часть Сонаты она передает особенно цельно. Клавирная кантилена не-