Выпуск № 1 (302) | 1964 - страница 58

Клянемся быть верными тебе, Сибирь! На Толстом мысу у створы плотины будущей Усть-Илимской ГЭС дали эту клятву Н. Добронравов, В. Кохно, А. Пахмутова, Ф. Юсфин и С. Гребенников

Конечно, можно смириться с потерей голоса и согласиться на вечное «околомузыкальное» существование где-нибудь в управленческом аппарате.

Но нет, не о такой судьбе ты мечтал! Мучительно в сотый, в тысячный раз задаешь ты себе вопрос: что же делать?

И ответ все-таки найден — самый правильный, самый точный в сложившейся ситуации. Избрать такую профессию, которая была бы ничуть не похожа на старые увлечения, уехать туда, где ничто бы не напоминало об оперных театрах с монументальными колоннами у входа, о шумных концертных залах с хлопающими сиденьями кресел, с аплодисментами, неожиданными и звонкими, похожими на веселые выстрелы.

Вот так и появился в многотысячной семье геологов Лев Анушванович Тер-Гевондян. В дикие сибирские места приехал человек с душой певца, с дипломом геолога...

Может быть, вечерами черная, словно покрытая блестящим лаком, ангарская вода напоминала Льву Анушвановичу огромную крышку знаменитого «Бехштейна», а угрюмое завывание ветра — вздохи консерваторского органа, может быть... но немногие в партии знали о прошлой судьбе Тер-Гевондяна. Люди, работающие с ним, полюбили этого неутомимого, веселого, доброго человека, умеющего исходить в день десятки километров, работать сутками, умеющего в трудную минуту шуткой поднять настроение товарищей.

Он и сам не очень любит вспоминать о прошлом, о музыкальном институте, о товарищах, ставших известными артистами. И только иногда вечерами подбирает для маленькой дочки на игрушечном пианино несложные песни...

— Лев Анушванович, а у вас нет другого музыкального инструмента?

— Есть аккордеон. Только от сырости пришел в негодность, — отвечает Тер-Гевондян. — И трудно понять, действительно это так или просто не хочется Льву Анушвановичу брать аккордеон в руки, заводить разговор о прошлом, тревожить уже давно отболевшее...

Уже больше трех лет начальник комплексной изыскательской партии Лев Анушванович Тер-Гевондян работает на Усть-Илиме, изучает трещиноватость пород на месте строительства будущей ГЭС. Порою приходится брать пробы — бурить породу зимой. Наверху 40° мороза, а внизу от работающего бурового оборудования 40° тепла. Иногда приходится пешком преодолевать в день 20–30 километров...

Михаил Светлов часто говорит о том, что можно всю жизнь писать стихи, но так и не стать поэтом и можно, не написав ни одного стихотворения, все-таки поэтом быть. Когда мы

познакомились с Тер-Гевондяном, когда нам рассказали о нем, о его тревожной работе, о его беспокойной судьбе, мы подумали: можно быть певцом, не спев в жизни ни одной песни. Как прилет новых птиц говорит о приближающейся весне, так и приход геологов предсказывает новую жизнь глухим местам. Идет по тайге Тер-Гевондян, и следом за ним идет его песня. Неужели вы не слышите ее? Песню начинающихся строек, новорожденных поселков, юных, как мальчишки, заводов? Звучит, звучит на всю страну песня Тер-Гевондяна. Поглядите, над тайгой горят звезды, новые звезды, зажженные человеческими руками. И в каждой этой новой звезде, сияющей электрическим светом над плотиной, отблеск далеких таежных костров, первых костров изыскателей, геологов, топографов. Они пережили все — и холод, и лишения, и нежданную радость. Если не было у них крыши над головой, они видели эти будущие звезды, если у них кончались спички, они зажигали костры своим горячим дыханием, своими песнями, самыми лучшими песнями на свете, потому что рождены они в далеких и трудных походах.

«Кама» плывет по Ангаре

«Пианино “Кама” № 14844, артикул 102. Корпус чернополированный. Верхняя рама с гравированным украшением. Резонансная дека покрыта лаком. Клавишный механизм усовершенствованной конструкции. Диапазон 7 октав».

Так сказано в технической характеристике, под которой поставила свою подпись контролер тов. Волкова.

«Кама» плыла по Ангаре, плыла на барже, которую тянули катера «ГЭС-34» и «ГЭС-32». И если взглянуть на реку с самолета, «Кама» выглядела маленькой черной ласточкой, севшей на корму огромной баржи. Она действительно была ласточкой, первой музыкальной ласточкой, пробирающейся на далекий Усть-Илим. Люди на барже говорили, что в поселке строителей еще нет клуба, что они даже не знают, куда ее поставить на первое время. Слушать эти слова было немного страшно, но если «Кама» жалела сейчас о чем-нибудь, то только о том, что ни в одном райкоме комсомола не получить ей, первой музыкальной ласточке, комсомольской путевки...

Она стояла на борту и удивленно рассматривала незнакомые ей ангарские берега — таежные сосны, скалы, сиреневые от зарослей иван-чая...

Стал накрапывать дождь, и люди, ехавшие на барже, начали укутывать ее брезентом. Люди знали, что пианино — вещь тонкая, деликатная, не то что человек. Человек простудился, «заработал» ангину, поболел три дня и снова будет говорить полным голосом, будет говорить правду, если, конечно, он настоящий человек... А если заболеет «Кама», она, конечно, ужасно расстроится, начнет фальшивить и тут уж не ждите от нее ничего хорошего... И не дай бог тогда иметь с ней дело и исполнителю, и слушателям...

Так думали люди, а «Кама», закутанная брезентом, поеживаясь от холода, представляла себе, как приедет она в незнакомые места, как будет жить там в маленьком, плохо оборудованном красном уголке...

Когда-нибудь в тех местах построят город, привезут во Дворцы культуры и клубы новые инструменты, а она, уже совсем расстроенная и больная, будет доживать свой век где-нибудь за кулисами старого красного уголка. Во дворцах из стекла и бетона будут сверкать лакировкой огромные черные рояли, не знавшие ни путешествия по холодной таежной реке, ни простуды от бесконечных дождей... Приедут знаменитые пианисты. Рихтер сядет за инструмент и, по обыкновению на мгновенье склонив голову над клавиатурой и упрямо сжав губы, вдруг бросит в зал каскады певучих, страстных звуков... Приедут артисты, будут петь другие, новые песни жителям огромного города на Ангаре, а те песни, с которыми дружили первые строители, подбирая их робкими, загрубевшими в работе пальцами на ее клавиатуре, все давно забудут... И вот тогда... вспомнит «Кама», что ведь когда-то ее ласково называли первой ласточкой, что она была красивой, самой красивой ласточкой на Усть-Илиме, потому что тогда у нее не было соперниц. Она вспомнит и этот брезент, которым ее только что накрыли, и то, как, может быть, впервые в жизни осторожно-осторожно ехал лихач шофер по тайге... Он вез ее бережно, как драгоценную фарфоровую вазу, боясь малейшего толчка, потому что вез ее туда, к строителям, которым она была нужна не меньше хлеба и солнца. Она вспомнит пальцы Тер-Гевондяна, тонкие музыкальные пальцы геолога, от прикосновения которых ей хотелось петь! Вспомнит, как в самую первую ночь на Усть-Илиме, когда после концерта ее оставили на барже, началась гроза и Фрэд Юсфин бежал босой по непролазной грязи с обрыва к реке, бежал, спотыкаясь и падая, чтобы убедиться, хорошо ли укрыта она, не погибнет ли в такую страшную ночь... И подумает «Кама» о том, что жизнь все-таки прожита недаром и пускай на смену ей пришли новые инструменты, если бы не было ее, может быть, не было бы и их, как не было бы ни стройки, ни гидростанции без геологов, без изыскателей, без всех тех, кого в народе называют первопроходцами.

Плавучая сцена

Итак, мы снова плывем по Ангаре, плывем всемером. С одним членом нашего экипажа, с «Камой», вы уже познакомились. Кроме нее, па барже плыли Александра Пахмутова, певцы Иосиф Кобзон и Виктор Кохно, нас двое и Фрэд Юсфин, страшно довольный, что путешествие все же состоялось.

...Где-то вдалеке перед нами маячил катер. Его вел капитан. На барже у нас верховодил опытный, седовласый шкипер, и все же нам все время казалось, что главной среди нас была «Кама», что не она с нами, а мы при ней. Впрочем, видя такое подобострастное отношение, «Кама» не зазналась, наоборот, она служила нам во время путешествия безотказно, верой и правдой.

В жаркий солнечный день начался наш путь на Усть-Илим. Солнце палило нещадно, однако мы довольно скоро вспомнили о свитерах и фуфайках, оставленных где-то в Москве. От студеной ангарской волны было довольно холодно.

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

«Кама» плывет по Ангаре

Плавучая сцена

Содержание