Выпуск № 10 | 1963 (299)

монастыре из «Дуэньи», и множество отдельных интонационных зерен, приемов сочетания оркестровой и вокальных партий — все это (переосмыслим хрестоматийное сравнение) «как дуб в желуде» в сочинениях десятых-двадцатых годов.

И еще немного о Прокофьеве, каким он вновь открылся в фестивальные дни. О Прокофьеве, чья музыка буквально покоряла своей общительностью, точностью по-театральному чеканной формы. Она властно захватывала слушателей в оперных театрах и на концертной эстраде, властно повелевала их настроениями — заставляла улыбаться, смеяться, сочувствовать, сопереживать. И при этом она ни в чем не подлаживалась к аудитории (вспомним попутно, с какой яростью восставал против подобной возможности ее автор). Наоборот, «разговаривала» с аудиторией как равная с равной, увлекая страстностью выражения, душевной непосредственностью. Такой, пожалуй, непосредственностью, какой славилась доныне музыка Чайковского и Рахманинова.

Но, понятно, общительность, точность театральной формы — все это в полной мере ощущалось лишь тогда, когда Прокофьев находил чутких интерпретаторов. Начнем с музыкантов.

Приятно, что они показали себя чуткими, вдумчивыми ценителями и истолкователями партитур советского композитора. Особо выделим Я. Кромбхольца («Любовь к трем апельсинам»). Под его управлением музыканты играли стройно, выразительно; если же звучанию недоставало иногда блеска, меньше всего в этом можно винить дирижера: просто акустика зала, вероятно, не рассчитана на исполнение в глубине сцены, где, по замыслу режиссера, расположился оркестр.

Зрелым мастером показал себя пльзенский дирижер Б. Лиска («Обручение в монастыре»), пластично и гибко проведший всю оркестровую партию, добившийся хорошей ансамблевой слаженности исполнения.

Уверенно справился со сложнейшей партитурой «Огненного ангела» Ф. Илек (Брно). Музыкант темпераментный и волевой, он отлично слышит полифонию, которой так богата прокофьевская музыка, удачно — не в ущерб солистам — подчеркивает наиболее колоритные изобразительные фрагменты.

Что же, действительно никаких претензий к дирижерам предъявить нельзя? Можно. В ряде случаев хотелось услышать музыку в несколько ином «ключе»: в темпах не столь сдержанных, в движении не столь размеренном. Но бесспорно: эти, на наш слух, недостатки возникали не оттого, что дирижерам что-то непонятно, неблизко, недоступно. Нет, наоборот, они, кажется, настолько срослись, сроднились с музыкой, что она стала для них «своей». И, может быть, поэтому они просто иначе ее слышат — соответственно своим национальным музыкальным традициям, национальному характеру и темпераменту. И эта творческая убежденность внушает уважение, хотя и не освобождает, разумеется, от критики.

С такой же мерой справедливо подойти и к работе художников, отмеченной театральностью, верным чувством стиля. В первую голову это относится к Ф. Трёстеру. Он изобретательно, изящно, легко (хотя где-то и пестровато) оформил «Обручение в монастыре» и нашел вместе с тем оригинальный, интересный «графический язык» для «Огненного ангела». Большая амплитуда творческих возможностей!

Простотой и лаконизмом отличаются декорации в «Любви к трем апельсинам» и в «Блудном сыне», выполненные Й. Свободой.

Но вот режиссура отдельных спектаклей вызывает известное неудовлетворение. Начать с того, что некоторые режиссеры, по-видимому, считают себя вправе делать с авторской партитурой все, что заблагорассудится: менять последовательность картин, вырезать «лишние», превращать хоры в оркестровые антракты и т. д. и т. п. Старое заблуждение. Всегда встречавшее отпор критики1. Но, как видно, живучее и, что особенно печально, разделяемое, оказывается, даже талантливыми мастерами. Вот две работы В. Вассербауэра. Нельзя сказать дурного слова об «Огненном ангеле». Можно спорить, но это другое дело. А «Война и мир»? Здесь и спорить не с чем. Хочется только спросить режиссера: не нравится прокофьевская драматургия? Не нравится начало оперы в Отрадном, хоры, сцена в Филях? Что ж — не надо ставить. Но зачем же все это искажать, сокращать, переставлять, словом — резать по живому? И как же дирижер-то с этим согласился?

Другой недостаток постановочной работы, который тоже, к сожалению, продиктован недоверием к выразительной силе самой музыки, заключается в гипертрофии внешнего сценического действия. Все персонажи до предела загружены мелкими режиссерскими заданиями: туда-то сбегать, то-то обыграть, сюда лечь, здесь перепрыгнуть через барьер... Петь некогда, да и трудно. Такое ощущение оставила премьера «Апельсинов», поставленных Г. Ансимовым. Он

_________

1 Вспомним, с каким убийственно гневным сарказмом писал об этом Стасов в статье «Урезки в “Борисе Годунове” Мусоргского».

«Огненный ангел»

в целом нашел естественное, возможное для данного жанра сценическое решение, хотя не вполне оригинальное. И, вероятно, спектакль мог получиться живой, остроумный, романтичный. А получился суетливый, суматошный, переключенный в план условной буффонады, перечеркнувшей весь лирико-романтический подтекст музыки. Как тут было не вспомнить недавнее концертное исполнение оперы в Москве силами артистов Всесоюзного радио! Скромное, предельно ограниченное во внешнем действии, оно запомнилось прежде всего тем, что предоставило возможность вдоволь послушать музыку. И благодаря этому высветились характеры действующих лиц, раскрылся благородный человеческий смысл незатейливой, на первый взгляд, сказки.

Г. Ансимов — даровитый режиссер: напомним успех «Укрощения строптивой», «Повести о настоящем человеке», да и в постановке оперы Р. Щедрина «Не только любовь» содержалось немало ценного и нового. Но не нужно Ансимову во что бы то ни стало стремиться к «броской» театральной форме. Главное-то в настоящей опере все-таки музыка, как бы ни настаивали на обратном иные режиссеры и сколько бы слабых оперных поделок ни приводили они в подтверждение своей «теории».

Постановки «Обручения в монастыре» и «Блудного сына» оставили в общем хорошее впечатление, хотя хореография «Блудного сына» бедновата; ей не хватает необходимой художественной обобщенности. А телепремьера балета «Стальной скок», по-моему, не вышла. И жаль, потому что попытка экранизации его заслуживает поддержки. Режиссеру-постановщику Р. Фрейману и балетмейстеру И. Блажеку не удалось избежать откровенной эклектики в сочетании кадров кинохроники и условного балетного действа, не удалось «подставить» под музыку мало-мальски осмысленный сюжет. В результате все здесь выглядит наивно и примитивно.

  • Содержание
  • Увеличить
  • Как книга
  • Как текст
  • Сетка

Содержание

Личный кабинет