Выпуск № 9 (286) | 1962 - страница 36

и яркие и разнохарактерные индивидуальности, или точнее: потому-то перед нами и превосходные пианисты, что каждый из них обладает своей яркой индивидуальностью. И право же, заметим попутно, праздное занятие решать «конкурсный» вопрос (к которому нередко, к сожалению, обращаются недостаточно квалифицированные слушатели, а также музыканты, менее любящие свое дело, чем ажиотаж), кто же из названных или из других артистов подобного масштаба «выше». «Исполнитель только тогда хорош, — справедливо заметил член жюри прошедшего конкурса им. Чайковского Г. Пятигорский, — когда его нельзя сравнивать, когда он личность».

Итак, с какой бы стороны ни подходить к поставленному в этой статье вопросу, мы возвращаемся к следующему исходному тезису: исполнительское искусство, как и продуктивное искусство, требует творческой личности, ищущей, смелой, не боящейся, если современность этого требует, разрушить трафареты и штампы.

Все ли мы делаем теперь для того, чтобы в процессе обучения и формирования молодого музыканта выявить его индивидуальность (а не нивелировать ее!), помочь ей раскрыться, сделать ее более яркой? Не мешает ли что-нибудь и сегодня воспитанию творческой личности молодого артиста?

Пытаясь ответить на эти вопросы (и отнюдь не претендуя при этом на полноту ответов), нам придется обратиться к ряду сторон нашей музыкально-исполнительской педагогики, нашего музыкального образования и организации нашей концертной жизни.

* * *

Такого масштаба представительные творческие соревнования, как конкурсы им. Чайковского, по справедливости становятся событиями огромного значения не только у нас, но и в международной музыкальной жизни. Эти конкурсы помогают открыть широкую дорогу новым выдающимся талантам, способствуют творческому общению музыкантов разных стран: молодых, участников соревнования, и старших, членов жюри и гостей; привлекают внимание публики к музыкальному искусству и тем расширяют круг любителей музыки; дают возможность сопоставить различные творческие направления в исполнительском искусстве и задуматься над путями его развития.

Таким образом, самые конкурсы им. Чайковского — праздники музыкального искусства. Но укоренившиеся у нас за ряд последних лет методы подготовки участников как к этому, так и к другим ответственным международным конкурсам, бесчисленные «промежуточные» конкурсы и отборы, слишком частые конкурсные соревнования внутри музыкальных учебных заведений, словом, то, что умные педагоги нередко называют «конкурсоманией», — все это отрицательным образом влияет на формирование нашей молодежи. Прежде всего это сказывается на воспитании личности молодых музыкантов: независимо от субъективных намерений педагога, молодому человеку часто внушается не столько любовь к искусству и к просветительской миссии артиста, сколько интерес к «спортивным» достижениям в искусстве. Концертная эстрада в глазах молодого исполнителя перестает быть в таких случаях высокой общественной трибуной и превращается в спортивную арену. Вот он и стремится исполнить так, чтобы «взять премию», а для этого, по его представлениям, следует сыграть столь «точно», «добродетельно», «верно», «крепко» и «законченно», чтобы удовлетворить самым взыскательным требованиям всех членов судейской коллегии.

Не могу не рассказать о характерном случае: весьма даровитый и умный студент, несмотря на настояния своего педагога, администрации и общественных организаций вуза, в котором он учится, решительно отказывался принимать участие в ответственном конкурсе. «Почему?» — настойчиво добивались у него ответа. «Я слишком люблю музыку, — ответил молодой человек, — а вызубривание и повторение все одних и тех же сочинений в течение длительного времени уведет меня от нее!» Пусть этот молодой человек и не вполне прав. Но в глубине души я убежден, что именно из такого рода «строптивых» студентов в будущем сформируются этически честные и безраздельно преданные искусству артисты, а значит — подлинные и достойные лауреаты конкурсов!

Хочу уточнить свою мысль, боясь быть ложно понятым. Я отнюдь не снимаю со счетов положительной стороны конкурсных соревнований, в отдельных случаях даже в детских музыкальных школах. Такие соревнования заставляют ученика или студента настойчиво работать, закаляют его волю, воспитывают артистическую смелость. Я лишь призываю к тому, чтобы не преувеличивать значения такого рода соревнований, с должным тактом прибегать к этим формам воспитания и отбора молодых музыкантов и, главное, не слишком часто к ним обращаться. Характерно, что Антон Рубинштейн (положивший начало организации широких международных музыкальных конкурсов), тщательно изучив конкурсную систему экзаменов, принятую в Парижской консерватории, не согласился ни с этим методом

испытаний, ни с исполнением на этих испытаниях разными учащимися одних и тех же произведений. Он пришел к выводу, что на определенном этапе развития молодого исполнителя и прежде всего в учебном заведении конкурсы вредны: они сосредоточивают все внимание учащихся на их собственной личности, сужают их кругозор и мешают планомерному и индивидуально направленному обучению и воспитанию.

В практике работы многих наших учебных заведений стала, к сожалению, привычной такого рода картина. На каком-то этапе обучения талантливых или просто способных подростков и юношей, которые мало еще слышали музыки, плохо ее знают, да и вообще не обладают широкими познаниями, начинают готовить к очередному «большому конкурсу», а следовательно, к прослушиваниям в стенах учебного заведения и к отборам — городским, республиканским, а иногда и всесоюзным. Предполагаемый участник конкурса получает определенную, предусмотренную этим конкурсом программу. Разучивание этой программы под непосредственным и, я сказал бы, «сверхактивнейшим» руководством педагога длится порой весьма продолжительный срок, иной раз года по два. Подчеркиваем, что в таких случаях весьма незрелому еще молодому исполнителю часто приходится работать не над теми произведениями, которые необходимы для его развития как музыканта, а над теми, которые нужно сыграть на конкурсе.

Педагог, занимаясь с учеником, сам этого не замечая, нередко превращается (или, точнее говоря, вырождается) в тренера. Но тренер, столь нужный в спорте, в искусстве, как правило, приносит даровитому ученику больше вреда, чем пользы. Тренер только и делает, что «тренирует», а истинный педагог учит искусству, системе работы над собой, над мастерством, над произведением, а затем предоставляет ученику плыть самостоятельно, становясь, если это нужно, его советчиком, а в отдельных случаях — «режиссером». Пелена нередко застилает глаза педагогу-тренеру (им становится порой, как это ни печально, и вынужденный обстоятельствами отличный педагог-музыкант), а ему начинает казаться, что достаточно дать ученику сотню — другую уроков и показать, «как надо играть» то или иное сочинение, и исполнение «будущего лауреата» станет ярким, интересным и впечатляющим. Печальное заблуждение! Такой педагог-тренер часто уподобляется тому ребенку-несмышленышу, который, торопя время, тянет руками вверх из земли стебель цветка, чтобы он скорее вырос, и расправляет пальчиками лепестки бутона, чтобы он скорее раскрылся, не понимая, что здесь требуется совсем другое: окапывать и поливать корни и выпалывать сорняки. Педагог-тренер способен лишь подготовить «первого ученика», а непытливого художника с живой творческой инициативой и фантазией.

Впрочем, к крайнему сожалению, на многих, отборах «первым ученикам» отдается предпочтение перед ищущим, но неровно играющим молодым артистом. Я не убежден, что пианист типа, скажем, Д. Огдона легко пробил бы себе дорогу на некоторых предварительных отборах к конкурсам: ему поставили бы в укор «странное» и необычное исполнение сонаты Чайковского или «Исламея» Балакирева и... закрыли бы путь к дальнейшим соревнованиям. А вот когда ученик играет «безупречно» и так, «как принято» (если речь, идет об отборе к «большому конкурсу», то так, как стало принято играть в последние годы), но неинтересно, он на этих предварительных соревнованиях как в самом учебном заведении, так и за его пределами обычно «проходит». Да и педагога удостаивают похвалами: ведь он показал (!) «отличную» педагогическую работу: научил ученика безукоризненно играть. Когда я слушаю такого «вымуштрованного пианиста», мне становится как-то не по себе, очень стыдно и хочется воскликнуть: бедный юноша, он стал объектом самопоказа педагога! Говоря обо всем этом, нельзя забывать и о своеобразной цепной реакции: отбор на всякого рода прослушиваниях безукоризненно играющих «первых учеников», а не «строптивых» молодых артистов самым пагубным образом сказывается и на вкусах публики, и на воспитании играющей молодежи: эталон-то не тот!

Вернемся теперь к нашему подростку или юноше, готовящемуся к очередному «большому» конкурсу. Если он прошел предварительный отбор, ему предстоит еще не один раз исполнять все ту же программу, которая ему порядочно надоела, на всякого рода дальнейших прослушиваниях. Эти неисчислимые прослушивания губительно отзываются на молодом исполнителе. Всякий раз он и его педагог получают различного рода советы, часто противоположные, и, вольно или невольно прислушиваясь к ним, неопытный исполнитель продолжает «отделывать» свою интерпретацию. О каких творческих поисках, о каком развитии индивидуальности молодого артиста может идти при этом речь!

Ну а если наш предполагаемый ученик или студент не стал лауреатом на очередном «большом» конкурсе? В этом случае, особенно если он талантлив, вся конкурсная эпопея начинается

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Содержание