нальное, хотя и несколько растянутое.

Интересно было познакомиться с юношеской симфонией Самюэля Барбера, написанной им еще в 1935 году, в период пребывания в Италии. Этого автора, известного у нас но Струнному квартету и Фортепьянной сонате, советские слушатели успели полюбить за глубину и серьезность замыслов, за свежесть и естественность музыкального выражения. Его Первая симфония покоряет большим темпераментом и крепким мастерством, обнаруживающим связи с классическими традициями. В удачно скомпонованной одночастной форме нетрудно различить четыре раздела, соответствующие четырем частям симфонического цикла: тревожно патетическое аллегро, очень занятное скерцо, сочетающее нервные взлеты с остроумно гротескными страницами, содержательное анданте, исполненное благородной распевности, и очень напряженная пассакалия, завершаемая мощной порывистой кодой. Несмотря на некоторую стилистическую пестроту, музыка привлекает большими страстями, стройностью мысли, захватывающей энергией.

Наиболее американским по духу было произведение Уильяма Шумана — симфонический триптих «Новая Англия» (соч. в 1956 г.). Автор — нынешний директор прославленной Джульярдской школы — также как и С. Барбер представляет умеренное течение современной музыки США, далекое от модернистских вывертов. Музыка триптиха основана на старинных хоровых гимнах, сочиненных в конце XVIII века американским композитором-любителем У. Биллингсом, по профессии рабочим-дубильщиком. Протестантские гимны Биллингса, грубоватые, резкие, полные первозданной земной силы, в свое время выражали живые помыслы и чувства американских колонистов, их упорное жизнелюбие, волю к труду и созиданию. Недаром один из гимнов Биллингса, «Честер», использованный в финале триптиха, считался излюбленной и патриотической песней Америки. Уильям Шуман разработал архаические мелодии XVIII века средствами вполне современной вариационной техники с использованием сложных ресурсов большого оркестра. Но самый дух американской старины — ее волевые мужественные черты, пуританская строгость, оптимизм — передан в этой музыке необычайно метко.

Сюита Уильяма Пистона «Необыкновенный флейтист» составлена из нескольких эпизодов балетной музыки, не очень глубокой, но увлекательной, полной юмора или простенькой бесхитростной лирики. Картинки провинциального быта, вызывающие в памяти образы твеновското «Тома Сойера», чередуются с остроумно стилизованными танцевально пародийными эпизодами (танго, менуэт, испанский вальс, марш, полька).

Все названные сочинения американских авторов были сыграны с большим мастерством, ярко, увлеченно. Г. Хэнсон и его юный коллектив помогли советским слушателям расширить представление о творчестве передовых композиторов США.

Из исполнительских достижений оркестра отметим также сюиту Равеля «Моя мать гусыня», сюиту из балета «Треуголка» де Фалья, ряд прекрасно сыгранных «бисов» («Бразильский танец» Гуарньери, «Волшебное озеро» Лядова, американский военный марш «Звезды и полосы» Ф. Суза и др.). Запомнилась с подъемом исполненная сюита Перселла из музыки к пьесе «Диоклетиан» в мастерской оркестровке Г. Хэнсона.

Не вызвала большого восторга трактовка Первой симфонии Шостаковича (ею дирижировал второй дирижер оркестра Фредерик Феннэл). Из-за суетливости, убыстренности темпов были как-то скомканы важнейшие моменты симфонии, в частности, вступление и экспозиция первой части. Недоставало блеска, юмористической остроты в скерцо. Лучше были представлены драматические эпизоды третьей части и финала, которым была придана широкая масштабность театрального действия. Известная неровность звучания этой симфонии была в некоторой степени компенсирована блестящим исполнением увертюры к опере «Кола Брюньон» Кабалевского.

И. Нестьев

* * *

Великолепный коллектив

Незнакомого зарубежного пианиста, дирижера, скрипача, певца всегда слушаешь с интересом, особенно если этот артист имеет уже более или менее сложившуюся репутацию. Но насколько возрастает этот интерес, если предстоит познакомиться с целым коллективом, демонстрирующим свое искусство — итог длительного труда всех его участников (и, конечно, в первую очередь руководителя!), если коллектив этот знакомит не только со своими техническими возможностями и ансамблевыми качествами, но и с испольнительскими традициями страны, которую он представляет! В этом отношении выступавший в Москве Государственный оркестр Венгерской Народной Республики представлял особый интерес, так как у венгров народные музыкальные традиции пробиваются с непреодолимой силой во все жанры профессиональной музыки вплоть до самой что ни на есть «академической». Оркестр выступил с разнообразными программами различных стилей и эпох, но благодаря этому его творческий облик оказался особенно ярко очерченным.

Разумеется, мастерство оркестра нельзя рассматривать «в отрыве» от его руководителя, за исключением тех редких случаев, когда они вступают в очевидное противоречие... В данном же случае полное слияние талантливого дирижера Яноша Ференчика и коллектива ощущалось на протяжении всего концерта. Наиболее привлекательно то, что ни дирижер, ни оркестр не допускали никакого нажима: певучее piano, певучее forte, округлое, сочное fortissimo, не имеющее своей целью ни «ошеломить», ни «потрясти». Когда я сказал об этом первом впечатлении Я. Ференчику, он ответил, что является убежденным и принципиальным противником «выжимания», то есть форсировки с целью достижения каких-либо эффектов; то, что мы услышали, — результат его длительной работы в этом направлении.

Вторая характерная особенность, непосредственно вытекающая из первой, — это великолепная кантилена. «Поют», играют теплым, волнующим звуком не только скрипки, но и все духовые инструменты. Звучание каждой группы в отдельности привлекает внимание мягкостью и напевностью независимо от регистра. Особенно в tutti проявляется этот певучий характер звука. В «Прелюдах» Листа, в первом до-мажорном tutti тромбоны, фаготы, виолончели и контрабасы играют нисходящую тематическую фразу не фанфарно-пронзительно, а мягко-напевно. Целые ноты у деревянных и медных духовых звучат мягко и округло, хотя и в fortissimo. Скрипки и альты играют фигурацию не широким detaché (которое, может быть, обеспечило бы более громкое звучание), а относительно коротким, заостренным штрихом (без нажима!) и свободно пробиваются сквозь толщу аккордов духовых инструментов, сквозь массивные басы.

Такие tutti слушаешь с удовольствием: ведь в конечном счете они создают иллюзию более насыщенной звучности, нежели tutti, достигаемые «с позиции силы», когда главная цель — «выжать» все возможное, без остатка, мало заботясь о том, что при подобной форсировке тембры искажаются и музыке наносится прямой ущерб.

Еще одна приятная черта венгерского оркестра: в этом коллективе умеют играть piano все артисты, а не только некоторые. (Может показаться странным, что в заслугу ставится то, что должно быть обязательным для любого оркестра и для каждого артиста. Увы, должно быть, но не всегда бывает...) В первую очередь я выделю группу деревянных духовых, и вот почему. Конечно, в любом квалифицированном оркестре солисты этой группы, как правило, владеют всеми красками своего инструмента; но при звучании группы в целом считается не обязательным достижение хорошего полнозвучного forte и настоящего, мягкого piano, ровного во всех регистрах. Отсутствием такого piano грешат многие оркестры — и наши, и зарубежные. А бывает, что при этом нюансе в аккордах настолько разлаживается строй, что и piano не захочешь! Стало быть, такую динамическую краску у группы деревянных духовых венгерского оркестра можно высоко оценить. Привлекла она внимание и в уменьшенном септаккорде трех флейт и двух кларнетов перед Allegro в «Прелюдах» Листа (правда, уменьшенный септаккорд более «безопасен» в смысле строя, чем трезвучия и консонирующие звучания) и в последующей Пасторали. А особенно в новом для московских, слушателей замечательном произведении Бела Бартока — «Концерте для оркестра», изобилующем оригинальными звуч-

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

И. Нестьев

Великолепный коллектив

Содержание