ный концерт С. Насидзе, в котором молодой композитор находит приемы своего, индивидуального и при этом конкретно национального, грузинского, преломления стиля фортепьянных концертов Прокофьева. И этим он достигает качественно новых результатов, радуя свежестью тематизма, изобретательностью фактуры, своеобразием оркестрового колорита.

Хочется отметить еще одну черту, порой проявляющуюся в творчестве и воззрениях некоторой части молодежи. Я имею в виду обедненное представление о мастерстве, будто бы связанном лишь с задачами технологического совершенствования. По-моему, эта черта довольно отчетливо сказалась в интересном и изобретательном по фактуре, но не очень глубоком по содержанию Концерте для оркестра Г. Канчели (ученик И. Туския) и в «Симфонических акварелях» Н. Мамисашвили (ученик А. Баланчивадзе). Последнее произведение правильнее было бы назвать «Этюдами для оркестра»: каждая из пяти пьес напоминает техническую задачу на определенную фактуру. Оба молодых композитора (Канчели еще студент третьего курса Тбилисской консерватории) действительно показали гибкую, отточенную технику. Но ведь даже самая высокоразвитая техника сама по себе, без содержания, которое могло бы взволновать и увлечь слушателя, мастерством еще не является!

Быть может, приведенные примеры и не типичны. Тот же Мамисашвили показал некоторым участникам съезда партитуру Концерта для гобоя с оркестром, еще не прозвучавшего на эстраде. Это произведение, отмеченное вдумчивым и оригинальным преломлением гурийского песенного фольклора, показалось и интересным по замыслу, и убедительным по решению, а автор его предстал перед нами серьезным и пытливо ищущим музыкантом¹.

В целом концерты и спектакли съезда запечатлелись в сознании как большой праздник музыки, а последовавшая за ними дискуссия по докладу А. Баланчивадзе и содокладу А. Цулукидзе наметила широкие перспективы дальнейшего развития грузинского музыкального творчества и музыковедения.

Мои критические замечания вызваны самыми сердечными, дружескими чувствами к грузинским композиторам, работающим интенсивно и плодотворно.

Советская музыка призвана во всех отношениях быть лучшей музыкой в мире. И грузинские композиторы — съезд убеждает в этом — способствуют этому.

_________

¹Несомненный интерес представляет и Симфония молодого Ф. Глонти, имеющая несколько претенциозный заголовок «Горизонты мира», с которой знакомиться пришлось также только по партитуре, ибо в концертах съезда она не исполнялась. Она свидетельствует о наличии у автора данных симфониста-драматурга и безусловно должна быть показана музыкальной общественности в живом оркестровом звучании.

* * *

Л. Нормет

Заметки музыканта

Симфоническое, вокально-симфоническое и хоровое творчество — вот три «кита», на которых держался Седьмой съезд эстонских композиторов. И, действительно, эти жанры — ведущие в нашей музыке последнего времени.

* * *

Симфонический и хоровой концерты плюс километры магнитофонной пленки убедили: эстонская музыка стремится вперед двумя потоками: один возглавляют опытные мастера старшего и среднего поколений, другой кипит энергией молодости. Но берут начало оба из одного и того же источника: это жизнь страны, неисчерпаемые «токи» народного мелоса, многообразное искусство современности.

* * *

Творчество композиторов старшего поколения — естественный этап в развитии национального симфонизма. Конечно, оно освещено отблеском новых идей, окрашено стилистическими веяниями художественного реализма нашего времени.

Вот «Драматическая сюита» В. Реймана. Слушатель неизбежно поддается ее увлекающей мелодичности, непринужденному развитию музыкальной мысли. Не скоро позабудешь лирическую на-

_________

Публикуя заметки Л. Нормета со съезда эстонских композиторов, редакция предполагает в дальнейшем вернуться к обсуждению затронутых в дискуссии спорных эстетических и теоретических вопросов.

певность «Элегии» А. Каринди. А Фортепьянный концерт X. Лепнурма необычен органическим синтезом приемов, напоминающих искусство времен барокко, черт эстонского фольклора и особенностей острого ладогармонического мышления.

* * *

Молодежь привнесла в эстонскую музыку небывалый динамизм, радость движения, пытливость художнической мысли. Она созрела быстро, но далека от «скороспелости». Влияния, воздействия? Конечно. Л. Аустер на дискуссии определила так: Хейно Эллер и его ученик — видный эстонский симфонист Эдуард Тубин, а также С. Прокофьев и Д. Шостакович.

Разумеется, стремительный рост не обошелся и без излишнего порой увлечения техническими приемами, непобедимого влечения попробовать «все». Это — «болезнь роста». Но важно, очень важно другое: взволнованности, эмоциональности становится в партитурах молодых все больше и больше.

* * *

Интерес к космической теме — это своего рода традиция в эстонской музыке! Вспомним: в тридцатые годы Э. Оя написал сюиту «Аэлита» для скрипки и фортепьяно. А в наши дни Я. Ряатс после своей Четвертой («Космической») симфонии создал еще симфоническую «Оду Первому космонавту». Можно согласиться с мнением Н. Пейко, что в «Оде» Ряатс решил творческую задачу успешно (ведь здесь нетрудно было впасть в упрощенную плакатность). Но Ряатс не только начинает дружить с программностью, он все менее склонен скрывать и порывы чувства. Об этом лучше всего пока что «говорит» слушателю Концерт для камерного оркестра (струнного состава) — пять небольших хорошо контрастирующих частей.

Космической же темой заинтересовался теперь и Э. Тамберг, он пишет «Ораторию лунного света» на слова поэта Я. Кросса.

* * *

Немало одобрительных слов сказали участники дискуссии о Балете-симфонии Э. Тамберга и о Второй увертюре В. Тормиса, отличающейся не только драматическим напряжением, но прямо каким-то внутренним горением.

* * *

В симфонии Я. Коха явно ощутима связь со старой эстонской народной песней. Но герой ее — активно мыслящий современник, наделенный характером серьезным, даже сосредоточенным.

Пожалуй, «ахиллесова пята» этого талантливого произведения — отсутствие необходимой контрастности между отдельными частями.

Кто-то из выступавших особо выделил умение Коха работать в столь различных жанрах, да и «манерах»: симфония и кантата для мальчиков. Добавим еще: Коха пишет эстрадные песни. И неплохие!

Лучшее во Второй симфонии Б. Парсаданяна — национальный армянский колорит, большой эмоциональный накал, прекрасное владение оркестровым письмом. В симфонии много красивых соло для различных инструментов, хотя их обилие и утомляет. Изменяет автору и чувство формы. Большая лаконичность пошла бы на пользу произведению (попутно это можно сказать и о «Элегии» А. Каринди).

Да, слишком много добра не всегда ведет к добру…

* * *

Конечно, не всем симфоническим произведениям эстонских авторов было уделено настоящее внимание: ведь за период между последними съездами создано двенадцать симфоний, пять симфонических поэм, четыре увертюры, шесть инструментальных концертов, четыре сюиты и другие произведения.

На дискуссии отмечалась симфоническая поэма Ю. Винтера «Советской молодежи». Верно, партитура поэмы свидетельствует, что рука, писавшая ее, стала увереннее. Но невольно вспоминаются слова Э. Каппа, сказанные им по поводу Второй симфонии Парсаданяна: симфонии не следует писать непосредственно одну за другой, чтобы не повторять себя. В новом сочинении Винтера слышны отголоски предыдущей успешной работы композитора — сюиты «Паунвере».

Интересно задумана молодежная сюита Э. Аарне «Друзья Малле». Вот она, целая вереница образов этих друзей. Тут ласковая мать, и спортсменка Сирье, и книга, с которой можно побеседовать, и письмо из целинного края, и, конечно, милые сердцу глаза...

* * *

Пионером в создании музыки для самодеятельных симфонических оркестров показал себя В. Тормис, написавший для них удачную «Маленькую симфонию». О создании репертуара для

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Л. Нормет

Заметки музыканта

Содержание