ном — в любви и глубоком знании самой музыки, ее свежем восприятии.

В одной, например, дипломной работе читаем: «тематическая концентрация в зоне затухания волны», «структура ядроразвертывания», «квартовый пульс представляет собой модификацию лейтмотива», «дуализм двух образных сфер», «цветение диссонансов» и бесконечные — «гибриды», «гиперкадансы», «бисонатность», «волновая драматургия» и т. д. и т. п. Ведь, действительно, без Большой энциклопедии читать такие статьи весьма затруднительно!

Среди дипломов, посвященных классике, отличное впечатление оставила работа А. Любицкого (кл. Ю. Келдыша), обратившегося к проблематике исторической темы в связи с драматургией «Мазепы» Чайковского. К сожалению, в работе даже не упоминаются такие исторические оперы, как «Война и мир», «Декабристы».

В работе К. Кондахчан (кл. А. Кандинского) «Симфоническое творчество Рахманинова 90-х годов» видна попытка «по-своему» рассказать об истории создания, о значении и о злоключениях Первой симфонии Рахманинова. Дипломантка умеет самостоятельно мыслить и горячо отстаивать свои взгляды. Только вряд ли следует придавать Первой симфонии столь огромное, исключительное значение, что даже Вторая симфония рассматривается как некое «интермеццо» между Первой и Третьей. И еще, конечно, нужно поспорить с тезисом, что тема «одиночества» доминировала в творчестве Рахманинова.

Серьезные работы «О ладовых системах в музыке Рахманинова» и «Испанская музыка в творчестве Равеля» представили И. Уберт (кл. С. Григорьева) и Г. Айвазова (кл. И. Нестьева).

Очень правильно поступил дипломант Хуан Сяо-хе (кл. С. Скребкова), которому предстоит в Пекине вести курс по анализу форм. Его дипломная работа так и называется «Лекции по курсу анализа» и представляет собой систематическое изложение его будущих занятий.

К сожалению, «ложкой дегтя» (да еще какой!) была работа дипломанта Б. Вронского (кл. Р. Грубера) «Первая симфония Малера и традиции австрийского симфонизма». Б. Бронский влюблен в творчество Малера. В этом нет греха! Но эта «влюбленность» привела его к поистине странным, если не сказать больше, оценкам западной и русской симфонической музыки.

Б. Бронский игнорирует какую-либо связь Малера с мировой музыкальной культурой и рассматривает его творчество с позиции национального изоляционизма. По мысли Б. Бронского, после Бетховена только австрийские композиторы — Шуберт и Брукнер — повлияли на симфонизм Малера. И только гений Малера развил, продолжил и углубил симфонизм Бетховена. С удивительной развязностью расправляется Б. Бронский с Шопеном, Листом, Вагнером и Брамсом, Берлиозом и Чайковским, упоминая о них лишь для того, чтобы сильнее подчеркнуть принципиальное отличие и независимость Малера от этих композиторов.

Б. Бронский даже специально останавливается на связях между 1-й симфонией Малера и 6-й симфонией Чайковского для того, чтобы доказать, что 1-я Малера «предвосхищает драматургию Патетической симфонии. Но у Малера конфликт выражен с большей яркостью». Отсюда напрашивается вывод, что Чайковский выступил в 6-й симфонии как некий эпигон Малера.

Говоря о реалистической литературе, представители которой «не принимали участия в разнузданной свистопляске искусства», Б. Бронский указывает только три имени: Ромен Роллан, Анатоль Франс и Томас Манн, забывая о русских художниках-реалистах начала XX века, включая М. Горького. Б. Бронский пишет: «Искусство создания дивных поэтических откровений в духе непритязательных народных песен было доступно едва ли лишь не одному Малеру». А как же быть с Римским-Корсаковым, Чайковским, Мусоргским?

Язык этой дипломной работы претенциозен, изложение — манерное, концепции во многом идеалистические. Чего стоят такие фразы: «Брукнер испытывал к природе сугубо платоническое чувство. Он благоговейно созерцал ее, чувствуя близость бога...» «С удивительным психологическим реализмом показывает Малер постепенное освобождение духа от оков мучительной прострации и стремления к какому-то особенному неземному просветлению». «Эпилог славления, сливаясь с резиньяцией предыдущего адажио». «Звучность спускается с серафических высот и приближается к миру преисподней». «Образцы четвероякого единства» и т. д. встречаются почти на каждой странице работы.

На мой вопрос, интересовался ли дипломант за время пребывания в консерватории какими-либо проблемами или вопросами, связанными с советской музыкой, Б. Бронский гордо ответил: «Нет, не интересовался». Его зазнайство и пренебрежительное отношение к профессуре вызывает глубокое возмущение.

Меня могут спросить, следует ли тай подробно останавливаться на путаной, ошибочной работе

студента, у которого просто невыносимый сумбур в голове? Да, следует. Дело в том, что эта работа не только получила одобрение кафедры (иначе ее не представили бы как дипломную на государственный экзамен), но и отличную оценку официального рецензента. Б. Бронский уже вел в консерватории занятия, заменяя иногда профессоров, читал лекции. В характеристике, подписанной дирекцией и деканатом, о Б. Бронском говорится как об отличном, талантливом студенте. В довершении всего его выдвинули (единственного из шестнадцати окончивших музыковедов!) кандидатом в аспирантуру консерватории!

Однако Государственная комиссия отклонила дипломную работу Б. Бронского; положения этой работы признаны ошибочными. Этот «чрезвычайный» случай безусловно должен стать предметом серьезного разговора о воспитании музыковедов в стенах консерватории.

*

На коллоквиумах музыковеды проявили себя слабее, чем на защите своих дипломных работ. Снова — примитивные, корявые модуляции. Слабо читаются партитуры. В ответах много начетничества, догматизма. И опять мало... музыки! О книгах Вагнера знают хорошо (видимо, все прочли), цитируют его высказывания, но музыку Вагнера, как следует, не знают, не могут, например, назвать его последние оперы. Не слышали и не знают камерных инструментальных сочинений Глинки. Отлично рассказывают об истории советской песни, анализируя влияния, корни, пути развития (подробно рассказывают даже о Проколле), но «и одну песню Давиденко не могут спеть и сыграть на рояле. Подробно и исчерпывающе рассказывают об оперном мелодизме Прокофьева (даже проанализирован тематизм «Игрока»), но в ответ на просьбу сыграть хотя бы одну мелодию из «Войны и мира» — не могли вспомнить ни одной ноты.

*

Из характеристик и личных дел студентов видно, что почти все они побывали на практике. Проводили занятия в школах и в самодеятельности, читали лекции, ездили в фольклорные экспедиции. Связь с жизнью, видимо, налаживается и многие вчерашние студенты сегодня могут стать полезными, ценными работниками. Но консерватории еще много надо сделать, чтобы ее выпускники были не только хорошими профессионалами, эрудированными и широко образованными художниками, но и воспитателями, добрыми учителями советской молодежи, пропагандистами социалистического искусства.

Московская консерватория — крупнейшее в нашей стране высшее музыкально-учебное заведение, владеющее великими реалистическими традициями русской классической и советской музыки. Необычайно высоко стоит подготовка в консерватории музыкантов-исполнителей. Ее воспитанники ежегодно получают первые премии на всемирных и всесоюзных конкурсах. Семь студентов и аспирантов Московской консерватории конкурировали этим летом в Париже, и все семь вернулись на родину лауреатами. Тем более мы ждем от Московской консерватории достойной смены наших творческих кадров композиторов и музыковедов, которые бы приумножили славу советского искусства.

Г. ТАРАНОВ

НА ЭКЗАМЕНАХ В ЛЕНИНГРАДЕ

Молодые композиторы, дипломники Ленинградской консерватории, показали в этом году произведения самых различных жанров: оперу, симфонические поэмы, сюиту, сольный концерт, струнные квартеты, романсы, вокализы.

Лучшее впечатление оставил Г. Белов. Его «Романтическая легенда», навеянная образом горьковского Данко, отличается ярким и разнообразным тематическим материалом, хорошим оркестровым колоритом. Однако композитор еще недостаточно владеет мастерством тематического развития, слишком часто темы повторяются без каких-либо существенных изменений. В результате поэма получилась растянутой, лишенной необходимой собранности.

Своеобразно и убедительно прозвучали «Три вокализа», образы которых прочувствованно напевны, эмоциональны.

Симфоническая поэма А. Мнацаконяна «Памяти Камо» написана с большим темпераментом и энергией. Мужественные, волевые эпизоды сменяются в ней суровой лирикой, а драматичные кульминации — выразительными спадами. Основной недостаток молодого композитора — излишняя многословность, вызванная, по-видимому, некоторой беспорядочностью изложения.

Более удачен его скрипичный концерт, созданный годом раньше. Хорошее впечатление оставил и двухчастный струнный квартет. Первая часть квартета — в манере величественных Largo восемнадцатого века — переходит затем в Allegro risoluto, отличающееся широким дыханием, певучими мелодиями и сочными звучностями. Есть у Мнацаконяна удачные гармонические находки;

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

*

*

Г. ТАРАНОВ

НА ЭКЗАМЕНАХ В ЛЕНИНГРАДЕ

Содержание