Выпуск № 9 (274) | 1961 - страница 81

«МУЗЫКАЛЬНЫЕ ИНСТРУМЕНТЫ» ВИТТОРИО ПОДРЕККИ

Вот он, любимец Севильи, весельчак и ловкач Фигаро — молодой, грациозный, обаятельный! Он тонко иронизирует над богатым Альмавивой, который нуждается в помощи простого цирюльника, а в его знаменитой арии звучит не хвастовство, нет, просто радость жизни и упоение своей молодостью и силой... А какой голос! Мощный баритон, сочный, мягкого тембра, прекрасная дикция, настоящее итальянское bel canto. После арии зрители устраивают овацию и дружно требуют «биса».

Нет, это не новая звезда оперной сцены. Это марионетка в итальянском театре «Пикколи ди Подрекка», приехавшем к нам во второй раз. Фрагмент из «Севильского цирюльника» исполняется, как и весь спектакль, в сопровождении отличной стереофонической записи. Фигаро поет известный баритон Франко Галли.

Спектакли итальянцев названы в афишах музыкально-пародийными. Какова же в них роль музыки и что пародируют «малыши Подрекки»?

Сказать, что представление насыщено музыкой — мало: оно открывается увертюрой Россини к опере «Синьор Брускино» и заканчивается песенкой о куклах, написанной специально для финального выхода актеров композитором Л. Комином. В спектакле все номера построены на музыке. «Это театр музыкальный и мюзик-холльный одновременно», — определил жанр спектаклей «Пикколи» один из французских рецензентов. Да и специфика работы с марионетками вызывает необходимость в очень точном музыкальном ритме. Но не количество музыки определяет музыкальность итальянского театра. Самое интересное в облике спектакля — «легкий, ненавязчивый музыкальный темперамент», по меткому выражению Сергея Образцова. Постановщикам и артистам присущи тонкое ощущение музыки, умение остроумно использовать и заразить зрителя стихией музыкального ритма. «Я тоже инструменталист, — говорил Витторио Подрекка, — только я играю марионетками, вместо того, чтобы играть на рояле или скрипке. В этом нет большой разницы».

Музыка в спектаклях «Пикколи ди Подрекка» разная: тут и классика, и оригинальные народные мелодии, и эстрадные пьесы. Но она всегда очень органично входит в номер. Порой это аккомпанемент к номерам «акробатов», «циркачей». В других случаях на музыку популярной народной песенки или танца режиссер ставит небольшие сценки («Воспоминание о Рио-де-Жанейро», «Восточные картинки»). Народные мотивы артисты труппы отбирают и записывают во время своих многочисленных путешествий по всем странам мира. (К сожалению, в данной программе совсем не звучала итальянская народная музыка.)

В репертуаре театра есть и несколько своеобразных балетов, поставленных на музыку Перголези, Дебюсси, Равеля, де Фалья и др. Однако показанный в этот приезд «балет» на музыку «Моей матери-гусыни» Равеля не совсем удачен: видимо, уж очень трудно с помощью марионеток воплотить сотканный из тончайших оттенков мир музыкальных образов Равеля. При всем мастерстве кукловодов «персонажам» недостает пластичности, равелевской грации, изящества.

Куклы очень «музыкальны». Если звучит популярный вальс («Старая романтическая Вена») или исполняется зажигательный танец («Восточные картинки») — все они немедленно начинают покачиваться в ритме мелодии, то быстрее,

Пример

— Фигаро! — Я здесь!

... Вот я каков!

Выступает маэстро Пикколовский...

то медленнее. И чем больше попадают под власть музыки «артисты» джаза, подвыпивший бюргер или цирковые оркестранты, тем смешнее на них смотреть. Но забавные человечки не только смешны, они — трогательны. Может быть, спектакли итальянцев вернее назвать не пародиями, а шутками, дружескими шаржами, уж очень они добродушны. Вот, например, уже упоминавшийся в начале заметки фрагмент из «Севильского цирюльника» задуман как пародия на оперную вампуку: «тенор» прижимает руки к груди, старательно вытягивая верхнюю ноту, музыканты во время серенады влюбленного графа усердно чихают. Но получилась скорее забавная (и очень музыкально сделанная) имитация оперного спектакля. «Музыкальный темперамент» артистов театра не позволил им пародировать музыку Россини, разрешить кукле сделать движение не в ритм с ней.

Самый «пародийный» номер был последний. Седенький маэстро Пикколовский (персонаж этот был подсмотрен Подреккой в жизни: прототипом ему служил знаменитый польский пианист Владимир Пахман, специально игравший для Подрекки) исполнял Вторую рапсодию Листа. Исполнял серьезно, с достоинством, но ему все время что-нибудь мешало: то он забывал ноты, то неожиданно захлопывалась крышка рояля, то голова маэстро оказывалась под... клавиатурой. В минуты полного увлечения музыкой он подпрыгивал на табурете и совершал всяческие пассы; когда что-то отвлекало его, грустно и сосредоточенно смотрел перед собой, забыв о публике. Манеры его были очень смешны и типичны для «виртуоза». Музыкальная точность кукловодов в этом номере была поразительной.

«Дирижер» и «артисты» джаза

И только когда на сцену выплыла «знаменитая певица Синфороза Странголони», абсолютно безголосая, и завыла эстрадную песенку (под названием «Поцелуй»), то мяукая, то кудахтая на высоких нотах, пародия стала злой. Когда же Синфороза решила петь на «бис» из «Травиаты», кукловод, не выдержавший такого издевательства над музыкой, выбежал из кулисы и утащил за сцену нахальную «певицу».

Зрительный зал горячо одобрил этот поступок, и аплодисменты не прекращались до самого конца спектакля, вознаграждая итальянских артистов за музыкальность, мастерство и остроумие.

Е. Михайлова

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка