Выпуск № 9 (274) | 1961 - страница 22

ходимся в таком неорганизованном состоянии, в каком никогда не бывали раньше.

Факты? Пожалуйста. Вот живет человек. Случается что-то хорошее — он радуется; плохое — он огорчается. Так же точно должно быть (и так было!) у нас в секции, в Союзе композиторов в целом. Помню, несколько лет назад пришел к нам Аркадий Островский. Он не был профессиональным композитором и находился, можно сказать, «за тысячу километров» от советской песни. Но он хотел работать, и мы с ним очень много работали, помогали, а когда он написал хорошую песню «Комсомольцы — беспокойные сердца» («Солнцу и ветру навстречу»), и эта песня не понравилась в Секретариате, мы пошли драться за эту песню. Я помню, сколько мы спорили тогда с Захаровым; и отстояли песню, открыли ей дорогу, и молодежь запела ее. Так ведь тогда было, что отстаивать, было с кем спорить! И, видя наше творческое отношение к делу, к нам прислушивались и на Радио, и в издательствах — везде.

Нынче не то. У нас в Союзе, в секции разучились огорчаться и радоваться; мы пассивно слушаем, пассивно регистрируем; ничего активно не рекомендуем; никакие организации ни на что не нацеливаем. И поэтому одинаково широко открылись «шлюзы» в издательствах, на Радио и для хорошего и для плохого. И так привыкли мы «добру и злу внимать равнодушно», что только лишь где-нибудь появится критическая статья или выступит кто-нибудь со словами нелицеприятной, общественной критики, так у нас иные говорят — это плохой человек, он на нас нападает! Надо защищаться! Покажем ему, где раки зимуют!

Позвольте, кто нападает? От кого надо защищаться? От своего же товарища — музыковеда или композитора? Это, товарищи, скажу прямо: у нас появился творческий оппортунизм. И нечего нам обижаться друг на друга. Наоборот, надо радоваться, что музыковеды проявляют заинтересованность в нашем творчестве. Ну, а ошибся кто, — поспорим, поправим. Самое страшное в нашем деле — не ошибка, а отсутствие живого внимания, интереса к творчеству. Вот это сейчас появилось даже в самом молодом Союзе — Московском. Суеты у нас очень много, заседаний — тоже. А придет композитор на Правление, покажет музыку, ему, в лучшем случае, говорят: «Возьмем в портфель». (Предполагается, что в этот «портфель» попадают сочинения, из которых в свое время будут черпать материал для составления концертных программ, т. е. что туда попадают сочинения, заслуживающие пропаганды.) И берут, и кладут, и сочинение лежит, дожидается... Чего? А неизвестно чего. Потому что у одного «взяли в портфель» музыку действительно хорошую, а у другого — чтобы не обидеть. Ну, а заботиться нужно и о том, и о другом. Значит, спокойнее, чтобы все лежало.

Получается, что наша организация практически устраняется от активного вмешательства в музыкальную жизнь, и пропаганда сочинений композитора становится его сугубо личным делом; его некому защитить, ему некому посоветовать. И вот некоторые результаты. Я уже говорил, что издательства и Радио проявляют неразборчивость в вопросе приобретения и пропаганды песен. Еще хуже дело обстоит в ВГКО — там уж совсем заниженные критерии. Да еще есть отдельные вовсе невзыскательные исполнители. Все это каналы для проникновения в массовый музыкальный быт слабых произведений. Мы же — Союз композиторов — стоим в стороне.

Есть у нас сейчас просто вопиющие безобразия. Радио. не имеет возможности, например, организовать высококачественную запись песен; их записывают буквально «с ходу», поют «с листа». Позор для нашей секции, что музыкальным консультантом центральной молодежной газеты «Комсомольская правда» является малопрофессиональный композитор Сережников! А как поредели ряды исполнителей песни, а каким «общипанным» представляется их репертуар! Вы говорите — повысить требовательность. Правильно! Но нельзя же этого добиться при такой вопиющей неорганизованности, вялости, равнодушии!

Я считаю, песне сейчас прежде всего нужно внимание. У нас накопились большие богатства. Нужно их поднять

на щит. У нас есть даровитые молодые певцы. Нужно объявлять конкурсы на лучшее исполнение песен. У нас есть свое издательство. Нужно активно рекомендовать ему выпускать в свет те или иные произведения.

Говорят, в спорах рождается истина. Верно, но не только в опорах, но, прежде всего, в практике. А если уж мы, композиторы, начинаем спорить, то давайте спорить песнями, спорить на деле, а не только на словах. И побольше бы нам общественной активности, побольше заинтересованности в жизни Союза, в жизни и творчестве каждого из нас!

С. ТУЛИКОВ:

Нам, композиторам, работающим над песней, очень радостно, что к этому жанру вновь начинает пробуждаться интерес со стороны музыкальной прессы. Давно бы пора! Ведь критики серьезно отстают от нашего простого слушателя!

Бывает в жизни так: приезжаешь на завод показать новые песни, и встреча эта выливается в целую дискуссию. Наших слушателей интересует буквально все: как создается музыкальный образ, как достигается единство музыки и текста... Вот где поучиться любознательности! Ведь люди-то хотят постигнуть существо творческого метода, процесса сочинения и, главное, что обсуждается обычно, — хорошая или плохая песня получилась. А если вышло плохо, то почему?

Вот такой глубокой заинтересованности, дружеской озабоченности не чувствуешь порой со стороны профессионала-критика, говорящего о песне. Впрочем, повторяю: стали появляться интересные работы. Такими представляются мне появившиеся на страницах журнала «Советская музыка» статьи Ю. Корева о песнях К. Молчанова и — недавно — Л. Гениной «Ровесница Октября». Уважение к песне, вдумчивый профессиональный анализ — вот что мне нравится в этих работах.

Продолжить серьезный разговор о песне необходимо. Необходимо потому, что песня иногда сбивается с пути, сворачивает на тропинки, уводящие куда-то в сторону от светлой и прямой дороги. Случается это тогда, когда мы начинаем играть со слушателем «в поддавки». «Надо понравиться», — рассуждает иной композитор, не замечая, что угождает самому нетребовательному вкусу, а бывает, и воинствующей пошлости. Вот тогда-то и фабрикуются те песенные суррогаты, которые, подобно вредному микробу, проникают в быт. Есть довольно опасные «микробы» — интонации мещанского быта. Они находят себе место сразу, заражая тех, кто не имеет иммунитета, т. е. хорошо воспитанного вкуса.

К сожалению, на стезю угодничества отсталым вкусам встают иногда и способные композиторы. Я считаю, что Э. Колмановский — одаренный песенный автор. У него есть превосходные сочинения, написанные для театральных постановок. Но вот в жанре массовой лирической песни композитор почему-то отказался от поисков своего «я». Сомнительна по своему интонационному происхождению нашумевшая песня «Я люблю тебя, жизнь». Я убежден, что распространение она получила благодаря своей теме — исключительно важной, дорогой для каждого из нас. И тема эта, кстати, талантливо раскрыта поэтом К. Ваншенкиным. А как же музыка? Мелодраматический надрыв и сентиментальная слезливость — в основе мелодии. И они накладывают неизгладимый отпечаток на образный строй песни, хотя ей и приданы черты марша. Уж во всяком случае оптимизма в этой песне не ощущается.

«Я люблю тебя, жизнь» — фактически об этом говорит чудесная песня А. Пахмутовой «Геологи». И эта любовь к жизни раскрывается в романтически трогательном лирическом образе. В песне есть оттенок грусти, но она очень светла, одухотворенна, и в ответ у нас рождается ощущение радости жизни. Вот это и есть настоящая лирика! Мне кажется, что вообще Пахмутова в своих молодежных песнях нашла верный образ современника — юношески чистый, целомудренный и вместе с тем мужественный, волевой. Правда, интонационно песни Пахмутовой еще недостаточно индивидуализированы. Но зато ее музыка привлекает благородством стиля, безупречным вкусом. И радостно, что песни Пахмутовой подхватила наша молодежь, полюбила их.

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

С. ТУЛИКОВ:

Содержание