Дирижёр увлек аудиторию проникновенностью, ясностью интерпретация, большим темпераментом и отличной, но не выставляемой напоказ техникой. Его исполнительская манера совершенно лишена всякого рода эффектов, имеющих целью выставить себя на первый план. Основная задача Ровицкого — исполнить любимую им музыку так, чтобы она нашла живой отклик у слушателя. Умением безукоризненно воплощать свои замыслы Ровицкий покорил великолепный оркестр Радио, с удовольствием поработавший с ним на репетициях и вдохновенно игравший на концерте.

В Третьей симфонии Русселя, интересном и своеобразном сочинении, в какой-то мере отражены впечатления от путешествий композитора по Юго-Восточной Азии; яркая красочность музыки нигде не превращается в самоцель. «Concerto giocoso» Списака — произведение не очень значительное по содержанию. Партитура его необычна: одна группа скрипок, альты и контрабасы, парный состав деревянных духовых, валторна, труба, тромбон и фортепьяно. В тематическом материале сказывается большое влияние интонаций из балета Шимановского «Харнаси», отчасти французских импрессионистов. Техническое мастерство автора несомненно.

Оркестр Радио в короткий срок овладел двумя сложными сочинениями непривычного стиля. И симфония, и «Concerto giocoso» были сыграны очень выразительно. Помимо высокого качества общего ансамбля, надо отметить исполнение многочисленных соло, особенно в «Concerto» Списака, где превосходно прозвучали сольные эпизоды скрипки (Б. Морибель), контрабаса (В. Хоменко), флейты (А. Корнеев), гобоя (Е. Мешков), кларнета (В. Сорокин), фагота (Ю. Стыдель), валторны (Б. Афанасьев), трубы (С. Попов), тромбона (А. Жуковский) и фортепьяно (С. Шерман). Концерт завершился виртуозным исполнением «Тиля Уленшпигеля». Слушатели горячо приветствовали дирижера и оркестр.

Николай Аносов

Сонаты Бетховена

Второй в сезоне сонатный вечер И. Ойстраха и Б. Давидович сильно отличался от их московского дебюта. Внешне отличие выразилось в монографическом построении программы — исполнялись лишь сонаты Бетховена. Главное же — большой рост ансамблевого мастерства, стилистического единства трактовки, «взаимопонимания» артистов. Всего за два-три месяца им удалось достичь значительных результатов. Думается, что этому способствовал не только талант исполнителей, но и общение с бетховенским творчеством. Музыка Бетховена с особенной силой концентрирует волю исполнителей, объединяет их, властно указывая направление, по которому должна развиваться фантазия интерпретатора.

Пример ансамблевой свободы и чуткости — исполнение соль-мажорной сонаты соч. 96. Исчерпать все богатство образов, выявить все совершенство этого позднего бетховенского сочинения — задача необычайно сложная (не потому ли оно столь редко звучит на эстраде?). Единодушие артистов отразилось в создании непрерывной мелодической линии при чередовании реплик скрипки и фортепьяно в конце разработки и в коде первой части. На одном «бесконечном» дыхании вылилась вторая часть Adagio espressivo, органично связанная исполнителями с последующим скерцо. Полно был раскрыт изумительный по разнообразию красок и настроений финал.

В фа-мажорной «весенней» сонате очаровало исполнение медленной части; тонко переданы были созерцательность музыки, услышанные композитором голоса природы. Быть может, несколько «обыкновеннее» прозвучала первая часть — видимо, сказалась некоторая скованность в начале концерта.

Заключала программу «Крейцерова» соната. Превосходно была передана кружевная ткань вариаций, естественно воспринимался необычайно стремительный темп финала.

Отмечу очень индивидуальный, полный нежности и большой силы воздействия звук, а также гибкость фразировки у Б. Давидович (это проявилось, в частности, в сольных эпизодах ее партии). К самой высокой оценке звучания инструмента у И. Ойстраха добавим умение его насыщать свое исполнение глубокой выразительностью. Ему присуще и мастерство аккомпанемента — область наиболее уязвимая для многих скрипачей.

Что же еще осталось от различий между обоими артистами, столь резко и потому порой нежелательно выявившихся в предыдущем их выступлении? Пожалуй, лишь некоторая разница в общем характере звучания: у И. Ойстраха звук несколько крупнее, насыщеннее, у Б. Давидович — камернее. Иногда можно было бы отдать предпочтение манере скрипача, например, в первой части «Крейцеровой» сонаты, где партия фортепьяно была порою чрезмерно воздушной, подчас же (впрочем, очень редко, например, в начале сонаты соль мажор) хотелось, чтобы скрипка «пела» более интимно.

Великолепно было исполнено на «бис» Adagio из Третьей сонаты Брамса.

Д. Б.

Сидней Харт (США)

(2 июня, Большой зал консерватории)

Скрипач С. Харт ярко талантлив, обладает высоким исполнительским мастерством, отличной школой (небезынтересно, что он учился у Михаила Пиастро, одного из лучших питомцев Л. Ауэра в Петербургской консерватории). Привлекает серьезность художественных устремлений музыканта. Программа его первого выступления в Москве включала четыре сонаты — Моцарта, Бетховена, Брамса и Бартока, и надо сказать, что московские слушатели по достоинству оценили и творческую смелость и высокое качество исполнения Харта. С первых же тактов ля-ма-

жорной сонаты Моцарта стало ясно, что на эстраде вдохновенный артист. Он творит непосредственно и свободно, он весь в мире воплощаемых им образов. Правда, Харт в избытке обладает всем для этого необходимым: у него красивый, сочный звук, блестящая техника штрихов, превосходная беглость, замечательное чувство ритма.

В каждом из исполненных произведений скрипач выявил наиболее важное, существенное. Настроением лучезарной радости была проникнута соната Моцарта. В до-минорной сонате Бетховена исполнитель предельно подчеркнул контрастность и драматический пафос музыки (особенно сильное впечатление произвели первая часть и Adagio). Ре-минорная соната Брамса также была сыграна с полным пониманием стиля, но в ней Харт показался нам несколько академичным. Очень интересна трактовка труднейшей первой сонаты для скрипки и фортепьяно Бартока, исполненной с огромным темпераментом и импровизационной свободой. Успеху концерта способствовала тонкая ансамблевая игра пианистки Христианы Верзье.

Одаренный американский музыкант несомненно принадлежит к тем молодым зарубежным художникам, которые понимают непреходящее эстетическое значение музыкальных сокровищ прошлого и, вместе с тем, с живым интересом воспринимают все поистине хорошее в современной музыке. Пожелаем же ему дальнейших творческих удач.

М. Фихтенгольц

Хорошо, баршаевцы!

В начале июня завершил сезон Московский камерный оркестр (художественный руководитель — Р. Баршай). Среди разнообразных достоинств этого отличного коллектива инициатива в выборе репертуара несомненно занимает одно из первых мест. Многими интересными новинками порадовал ансамбль за недолгий срок своего существования.

Впрочем, слово «новинка» в данном случае не всегда надлежит понимать буквально. Наряду с новыми опусами советских композиторов и произведениями современных зарубежных авторов, такими, как, например, Сюита для струнного оркестра Г. Галынина, Концерт для оркестра Ю. Левитина или Вторая симфониетта М. Вайнберга, как хиндемитовские «Траурная музыка» и «Охотник скачет через лес», как трехчастный Дивертисмент для струнного оркестра Бартока, Сюита на темы лютневой музыки Респиги, как симфония «Домбартон-Окс» или Concerto grosso для струнных Стравинского, имеется в виду большое число выдающихся образцов искусства прошлого, незаслуженно забытых, и на протяжении десятилетий не звучавших в Москве, или вообще впервые попавших на нашу филармоническую афишу.

Благодаря почину оркестра слушатели полнее познакомились с творчеством Вивальди, начиная с Концерта для четырех скрипок, концерта «Ночь», восхитительного цикла «Времена года» (сейчас уже завоевывающего постоянное место в концертном репертуаре), кантаты «Stabat Mater» и кончая великолепной арией из оратории «Торжество Юдифи». Исполняли баршаевцы «Stabat Mater» Перголези — причем в редакции, предусматривающей участие не хора, а двух солисток, моцяртовскую Концертную симфонию для скрипки и альта, пьесы Генделя, Корелли, Альбинони, Рамо, Боккерини...

Естественно, в центре их внимания находится и Бах, представленный не только общеизвестными сюитами, «Бранденбургскими концертами», но также «Свадебной кантатой», «Музыкальным приношением», которое, замечу попутно, они сыграли до того, как один из ричеркаров привез в Москву Штуттгартский камерный оркестр под управлением Мюнхингера.

Теперь очередь дошла до «Искусства фуги». Исполнению этого великого (последнего!) творения Баха в концерте 1 июня (в Малом зале консерватории), по-видимому, предшествовала длительная подготовка — напомню, что отдельные фуги значились в программах камерного оркестра еще в позапрошлом сезоне. Тут нет ничего удивительного. Ведь мало того, что «Искусство фуга» в исполнительском плане изобилует чрезвычайными трудностями, — потребовалась специ-

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка