ТЕАТРАЛЬНАЯ ДИСКУССИЯ

ОПЕРЕТТА — КАК ОНА ЕСТЬ

В. ШИТОВА, В. САППАК

1.

Рассказывают, что в этом помещении раньше был цирк. Должно быть, это действительно так. Амфитеатром уходят вверх места в зрительном зале. Куполообразный потолок затянут темной тканью, под ним и сейчас легче представить себе сплетение трапеций, чем праздничное сверкание хрусталя. В узком фойе, полукольцом охватывающем зал, нет окон. Трудно понять, где расположились служебные помещения, без которых не может обойтись ни один театр; почему-то думается, что они внизу, под землей, там, где в былые годы громоздился грубый, по-ярмарочному размалеванный реквизит и шумно вздыхали в стойлах лошади. И кажется, что неистребимый запах арены, запах дешевой пудры и мокрых опилок, до сих пор не выветрился из всего здания...

Да, на редкость необаятельное помещение досталось нашему московскому Театру оперетты! В тесном, тускло освещенном коридоре фойе толкутся люди; сизый и рыжий дым плывет сюда из гардероба, превращенного в курилку; застывшие фестоны дежурных плюшевых драпировок создают унылый, казенный уют. Обстановка в этом театре, пожалуй, мало чем отличается от убогих «интерьеров» наших маленьких кино, построенных лет сорок тому назад: там скрипят рассохшиеся стулья, там после сеанса уборщица привычно и лениво выметает шелуху от семечек. Печальное сходство! Ведь мы в большом столичном театре — театре солнечного жанра, где, кажется, самые стены должны говорить о веселье, музыке, красоте!

ПО ДОЛГУ СЛУЖБЫ

Воскресным утром 21 октября 1956 года в московском Театре оперетты при переполненном зале шла «Марица».

Это было так.

Раздвигая складки занавеса, на сцену вышел человек во фраке. Зал затих. «Что это, уже спектакль, и перед нами актер, которому поручено некое предуведомление публике? — подумали мы. — Вряд ли. У него для этого слишком обыденное выражение лица. Должно быть, сообщение о замене. Кто же заболел?» Но тут же выяснилось, что все в порядке. Просто администрация решила еще раз напомнить, что сегодня роль Тасилло исполнит М. Качалов, а роль Марицы — В. Лебедева, решила еще раз порадовать зрителей предстоящей встречей со «звездами».

...И вот уже замолкли жиденькие звуки увертюры. Оркестр что-то сыграл, но музыки так и не было. Дирижер никак не мог наладить ритм. Знакомые мелодии то-

ропливо и нечисто проговаривались оркестром, а не рождались вновь во всей своей первородной прелести и блеске. А потом открылся занавес, и перед нами возникло то, что должно было изображать потомственное владение графини Марицы.

Бедная графиня! Мы понимаем, почему она так надолго покидала этот прелестный уголок. На сцене, по-видимому, изображается парк и терраса графского дома. Но ни парка, ни дома нет. Есть ветхие вылинявшие холсты с нарисованной парковой перспективой, есть шаткое фанерное сооружение, густо побеленное и разделанное под барокко. В центре сцены у баллюстрады укреплена фигура Венеры. Пониже из нарисованной воды торчат всамделишные камыши. И все это что-то мучительно напоминает. Наконец, вы находите нужную ассоциацию.

Были такие лет двадцать назад (а вероятно, и сейчас где-то есть) у «холодных» фотографов натянутые холсты с шикарными пейзажами. Каждый мог сняться на таком фоне, где одновременно красовались гордые кипарисы, плавали, изогнув шеи, лебеди, бушевало море, возвышались беседки, а вдали белели пики снежных вершин. Примерно то же было и здесь, в столичном театре. И то ли потому, что, когда открывали дверь, весь дом графини дрожал и ходил ходуном, то ли потому, что за дверью этой сразу начинались кулисы, но только невозможно было отрешиться от мысли, что на оборотной стороне этих холстов черной краской написаны служебные номера и что сами холсты — грубые, жалкие, старые — перед спектаклем вытаскивают на сцену с криком «давай! давай!»

Право же, только равнодушные люди могут из спектакля в спектакль предлагать зрителям верить в это обветшалое великолепие. Зачем они это делают? Может быть, они надеются, что все будет оправдано и побеждено непосредственной верой актеров в происходящее, их радостной увлеченностью своим искусством, их волшебной способностью превращать нарисованное дерево в живое, трепещущее, благоуханное?

Ну что ж, тогда простим театру и облупленную Венеру и анилиновый пейзаж. Больше того! Простим ему даже прозрачную розовую канцелярскую ручку, которой пишет в пышном салоне графини Марицы ее управляющий, ту самую ручку из пластмассы, что вы каждый день видите у себя на службе. Простим и черный мужской котелок, вопреки всякой логике висящий на гвоздике в том же салоне, котелок, который, как выяснится дальше, был приготовлен здесь заботливым помрежем лишь в качестве реквизита для одного из танцовальных номеров. Простим все это, если возникнет магия театра.

Но магия не возникает! Декорация все время остается декорацией. И мы видим все так, как оно есть. На сцену выходит хор, одетый в костюмы гостей Марицы. Мы были бы рады назвать их просто гостями графини, действующими лицами спектакля, но перед нами небольшая, скованная в движениях группа хористов, надевших на себя плохо отглаженные фраки и платья «дам высшего света», платья из костюмерной, значащиеся по третьему сроку службы.

Всякий раз, когда происходящее не увлекает ни зрителей, ни самих актеров, когда вышедшие на сцену не живут в образе, а лишь послушно исполняют привычные действия, ты невольно начинаешь как бы со стороны взирать на тех, кто в этот момент ходит, поет, улыбается или выделывает ногами вензеля. И тогда перед тобой оказываются просто загримированные люди — люди молодые, пожилые и даже старые, и ты думаешь о том, сколько лет они этим занимаются, что многие из них скоро уйдут на пенсию. А еще ты думаешь о том, как в сотый раз приходят они в театр, чтобы выйти на сцену гостями Марицы, потом торопливо переодеться и выбежать толпою цыган, затем снова облачиться во фраки и платья и снова с унылой старательностью выполнять свои простейшие функции.

Те, что «разводили» этот спектакль (из программы узнаем: режиссеры Н. Рубан и А. Гедройц), не поставили перед его рядовыми участниками ни одной задачи, которая была бы мало-мальски творческой. Поэтому так неинтересен труд тех, кто занят здесь в массовой сцене. И вот мы видим отсутствующие лица, слышим вяло звучащие голоса, следим за бездушной механикой заученных улыбок. Кто-то рас-

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

ТЕАТРАЛЬНАЯ ДИСКУССИЯ

ОПЕРЕТТА — КАК ОНА ЕСТЬ

В. ШИТОВА, В. САППАК

1.

ПО ДОЛГУ СЛУЖБЫ

Содержание