Выпуск № 4 (173) | 1953 - страница 40

гих песнях слова были подписаны под нотами не целиком, а лишь частично. Композитор, видимо, намеревался восполнить эти пробелы без особых затруднений. Однако позднее, когда Балакирев уже не имел возможности сверить подтекстовку с исполнением песен народными певцами, оказалось, что расположить слова песни по догадке значительно труднее, чем он полагал. Это особенно относилось к протяжным песням с их сложным певческим стихом. В результате в трех песнях сборника (№№ 7, 10, 14) Балакиреву так и не удалось правильно расположить слова под нотами (это особенно заметно в песне «Надоели ночи, надоскучили», во второй строфе).

Приведенные выше выписки из волжских тетрадей Щербины, ценные в этнографическом отношении, важны и для выяснения программы собирательской работы Балакирева на Волге, а также для уточнения фактической стороны этой работы — маршрута, места записи песен, исполнителей.

Балакирев и его спутники Щербина и Новосельский в течение июня, июля и августа проехали по Волге на пароходе «Николай Новосельский» от Твери доАстрахани и вернулись на том же пароходе в Нижний Новгород в первых числах сентября. Запись русских народных песен, начатая Балакиревым и Щербиной на пароходе, была продолжена ими в Астрахани, а затем, в первой половине сентября, в Нижнем Новгороде. Щербина поехал из Нижнего снова вниз по Волге в Царицын и оттуда «в землю Войска донского». Балакирев остался в Нижнем, где, возможно, после отъезда Щербины (а быть может, и летом следующего, 1861 года, когда он снова был в Нижнем Новгороде) записал от некоего Николая Сергеевича Алейникова замечательную бурлацкую песню «Эй, ухнем». По сообщению А. Ляпуновой, Алейников был, как и Новосельский, одним из сотрудников волжской пароходной компании «Кавказ и Меркурий». Песня «Эй, ухнем» исполнялась бурлаками обычно при отплытии груженого судна; поэтому ее, видимо, хорошо запомнил Алейников, отправлявший из Нижнего суда и постоянно общавшийся с бурлаками.

Балакирев записывал песни на пароходе, в Астрахани и в Нижнем Новгороде от народных певцов (насколько можно судить по записям Щербины, от мужчин), причем не только от местных, волжских уроженцев, но и от уроженцев других местностей, встреченных им на Волге. В волжских тетрадях Щербины среди певцов упоминаются уроженцы Тамбовской губернии. Певцы из Тульской и Рязанской губерний (песни из этих губерний имеются в сборнике Балакирева) в известных нам тетрадях Щербины не упоминаются. Рукописи Щербины не указывают, таким образом, где записаны Балакиревым песня «Подуй, подуй, непогодушка» (Рязанской губернии) и второй вариант песни «Уж ты, поле» (Тульской губернии).

На основании более поздних данных можно предположить, что песня «Подуй, подуй, непогодушка» записана Балакиревым также на Волге. «Песня эта,— сообщает Н. Лопатин, — поется на Волге, гребцами на судах и лодках». Вариант этой песни, записанный Лопатиным в Задонском уезде Воронежской губернии, он называет «бурлацким», отмечая, что здесь «ярко выступает смешение характера напевов легкого и нежного и вместе тяжелого под шаг бурлацкой лямки… могучесть напева волжской «Непогодушки»,— продолжает Лопатин, — может породить такой вопрос: не создалась, ли эта песня вообще на Волге среди бурлаков, а затем уж не перешла ли в Центральную Россию в семейный быт»¹. Остается неизвестным, где записал Балакирев второй вариант песни «Уж ты, поле». Из астраханских записей в сборнике Балакирева помещен только второй вариант напева «Во лузях», сообщенный не народным певцом, а любителем народного пения — неким Гриневым, о котором пока нe удалось собрать никаких сведений.

Из сорока песен балакиревского сборника на Волге было записано тридцать семь — или тридцать восемь песен, если принять во внимание свидетельство Н. Лопатина о песне «Подуй, подуй, непогодушка». Следовательно, невыясненным остается место записи двух песен: второго варианта напева «Уж ты, поле» (Тульской губернии) и второго варианта напева «А мы просо сеяли» (Псковской губернии). Возможно, что эта последняя песня была

_________

¹ Н. Лопатин, В. Прокунин. Сборник русских народных лирических песен. ч. I, стр. 133 и 134.

записана Балакиревым в Петербурге; ее мог сообщить Балакиреву М. Мусоргский, который был уроженцем Псковской губернии.

Программа собирательской работы Щербины и Балакирева на Волге в 1860 году вырисовывается по волжским тетрадям Щербины вполне определенно. Основная тема этой программы — песни волжских бурлаков. Это видно и из заглавий двух волжских тетрадей Щербины, и из подразделения во второй тетради русских народных песен на бурлацкие и небурлацкие, и из большого числа песенных текстов, отображающих, бурлацкий быт.

В балакиревском сборнике бурлацкая тема отражена отчетливо. Достаточно напомнить впервые записанную Балакиревым классическую бурлацкую песню «Эй, ухнем», которой заканчивается его сборник, а также песни «Полоса ль моя, полосынька» и «А как по лугу», отнесенные Балакиревым к бурлацким.

Сборник Балакирева стал музыкальной публикацией, где образцы бурлацких песен были представлены впервые.

Но бурлацкая тема, как мы это попытаемся показать в следующем очерке, отражена в сборнике Балакирева не только в этих трех песнях, а значительно шире. Тема эта является лейтмотивной для всего труда Балакирева в целом. В подавляющем большинстве обработок бурлацкая тема звучит в пушкинском ее понимании стихийного народного бунтарства. От сборника Балакирева тянутся прямые нити к определенному кругу явлений в русской музыкальной культуре.

Таковы последующие записи и публикации бурлацких песен, осуществленные близким Балакиреву музыкантом Ю. Мельгуновым (одна из песен — «Во всю-то ночку темную» — была позднее обработана для хора С. Рахманиновым); записи бурлацких песен Н. Лопатина и В. Прокунина; фонографическая запись «Дубинушки» Е. Линевой, хоровые обработки этой же песни П. Чеснокова и других; наконец, создание Н. Римским-Корсаковым его «Русской песни для оркестра — Дубинушки» и Глазуновым — «Эй, ухнем».

Не менее значительны связи, идущие от балакиревского сборника к еще более широкому кругу явлений в русской музыкальной классике — к образам народного бунтарства. Образы эти получают развитие в увертюре «Русь» самого Балакирева, в творчестве Мусоргского (сцена под Кромами в «Борисе»), в творчестве Римского-Корсакова (сцены вольницы из «Псковитянки»), у Чайковского (в «Опричнике»).

Значение балакиревского сборника в русской классической музыке можно выразить известными словами Чайковского о «Камаринской» Глинки.

Перефразируя этот крылатый афоризм, можно сказать, что образы народного бунтарства русской классической музыки — все в сборнике Балакирева, «как дуб в жолуде». Это и составит тему следующего очерка.

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Содержание