Выпуск № 10 (335) | 1966 - страница 56

торжимая связывала его с Дебюсси. Она была похожа на ту привязанность-ненависть, которая часто существует между близкими родственниками, обостряясь от постоянного столкновения непримиримо разных недостатков, не уничтожающих, однако, симпатии, порожденной родственной близостью. Они походили на двух братьев, силой жизненных обстоятельств оказавшихся в очень разных условиях: один стал богат, а другой беден; первый настроен благожелательно, но горд своим превосходством и способен дать это почувствовать, второй прячет свою уязвленность под маской шутовства и, чтобы поразвлечь хозяина, платит за гостеприимство балагурством, скрывая боль унижения. Всегда настороже, что не мешает им нежно любить друг друга, они одновременно в лоне музыки братья и соперники.

Человек, особенно великий человек, как правило, явление единичное, неповторимое. Но иногда природа ошибается и использует дважды одно клише. Получается два оттиска разной степени четкости: один очень контрастен, другой расплывчат; в одном все черты рельефны, в другом — стерты и размыты, местами они и совсем не проявились, однако неудачный оттиск в известной степени сохраняет сходство с первым, покоряющим тонкостью рисунка и оттенков. Дебюсси и Сати отмечены печатью одного гения. Натура первого, подобно плодородной почве, взрастила богатые плоды. В душе второго таланту было тесно, он едва пробивался из каменистой почвы, с трудом находя путь к свету, и дал плоды, бедные мякотью, но редкого вкуса, способные привлечь знатоков»¹.

Эрик Сати. 1893 год. Портрет Сюзанны Валадон

Быть может, это превосходство Дебюсси, в котором Сати отдавал себе отчет, и толкнуло последнего на защитную маскировку большинства своих сочинений с помощью юмора и вздорных выходок? Кто знает, как должен был страдать Сати, живя «в тени» Дебюсси, и сколько тайных или плохо скрытых застарелых обид уязвленного самолюбия от-

_________

¹ Louis Lаlоу. La Musique retrouvée. Paris, Plon, 1928, pp. 257–259.

равили его скромные и столь запоздалые жизненные успехи?

Слава пришла к нему посмертно, вернее, он познал ее лишь в самые последние годы своего существования. В вихре современности Сати, как говорит Кокто, «был слишком прост для ушей, привыкших к музыкальным пряностям, — вот в чем его драма. Он не разукрашивает свой гений, не обряжает его в одеяния или драгоценности...»¹

В то время, когда импрессионизм утверждал торжество колорита, такое стремление было предвосхищением радикальной перемены. «Сати, — замечает Кёклен, — никогда не переставал быть провозвестником, свободным, непримиримо независимым застрельщиком нового, его доминирующим свойством было устремляться к новой цели, как только достигнутую им предшествующую цель замечали и лишали прелести новизны его собратья...»². Новатор, как разведчик, по необходимости действующий в одиночку, он в какой-то момент понял недостаточность своей технической подготовки, тем более для него опасной, что самые оригинальные, самые смелые его находки неоднократно объяснялись невежеством: ведь не так уж велика заслуга нарушать запреты правил, которых ты не знаешь. Его шутки в духе тех, что были в ходу у художественной богемы, его провокационные выдумки <...> продуманно абсурдные названия, которые он выбирал для своих пьес, и не менее абсурдные исполнительские указания, которыми он уснащал эти пьесы, раздражали людей положительных. А он между тем постучался в двери Schola и записался на слушание курса контрапункта у Альбера Русселя потому, что он хотел приобрести то, чего ему недоставало. Он был, по свидетельству Русселя и д’Энди, старательным учеником, и оба его учителя сохранили к нему живейшую симпатию. «Насколько мне известно, — замечает Кёклен, — они не были снобами и никогда ни в малейшей степени не покровительствовали мистификациям!» Воистину это так. И пьесы для фортепиано отмечают начало нового периода столь отчетливо, что Корто подразделил весь творческий путь Сати на три этапа.

Первый (с 1886 по 1895 год) Корто называет «периодом мистицизма и средневековых влияний». Его заполняют романсы на стихи Латура, «Стрельчатые своды», три Сарабанды, три «Гимнопедии» (1887), три «Гносьенны» (1890), «Сын звезд», «Перезвоны розы и креста», «Успуд» (1891–1892), «Прелюдия у героических врат неба» и «Месса для бедных» (1894). Второй период — «мистификаций и эксцентричности» — открывается в 1897 году (и заканчивается в 1915), когда Сати сочиняет «Холодные пьесы», состоящие из «Арий, от которых все сбегут» и «Танцев навыворот». Он покидает Монмартр и переселяется в Аркейль на улицу Коши, где живет до самой смерти в приземистом доме «с четырьмя трубами», в предместье, пропитанном запахами дубильных заводов и столь жалком по своему виду, что в нем, по словам Сати, «угадываешь тайное убежище Госпожи Нищеты». Сати носит серый бархатный костюм, внешностью он похож на художника, но он называет себя «джентльменом в вельвете» («velvet gentleman»). В 1899 году он написав «Джека в стойле»¹, которого Мийо оркестровал для Дягилева в 1926 году, и «Женевьеву Брабантскую» — оперу-миниатюру для марионеток. В это же время он пишет песенки и аккомпанирует выступлениям Испа². В 1903 году появляются «Пьесы в форме груши». В 1905 году он поступил в Schola Cantorum, где слушал курсы у Русселя и д'Энди до 1908 года, когда получил диплом, удостоверяющий его познания в контрапункте с оценкой очень хорошо. В том же году будут опубликованы его «Неприятные заметки»: Пастораль, Хорал и Фуга для фортепиано в четыре руки. В 1911 год созданы «Правдивые дряблые прелюдии (для собаки)» и «В лошадиной одежде». Равель и Виньес исполняют их в концертах Независимого музыкального общества, а в Национальном музыкальном обществе Дебюсси дирижирует двумя «Гимнопедиями» в своей оркестровке. В 1913 году Сати сочиняет «Ловушку медузы» — «комедию в одном акте г-на Эрика Сати с музыкой того же господина». Комедия эта будет поставлена только в 1921 году. К тому же, 1913, году относятся «Автоматические Океания», «Засушенные эмбрионы», «Детские пьесы», «Наброски и надоедливые приставания деревянного толстяка», «Понятия в их разном смысле». В следующем, 1914, году, появляются «Поэмы любви» для голоса с фортепиано и «Спорт и развлечения» — цикл миниатюр для фортепиано. Кёклен считает последние лучшими из всех сочинений этого периода, а Корто видит в них «явление особого порядка, в котором запечатлена, бесспорно, с наибольшей непосредственностью капризная изменчивость, присущая натуре этого странного гения»³. Этим миниатюрам чужд дух издевки, и если в них проявляется юмор порой в довольно странной форме, то он

_________

¹ «La Revue musicale» № 214, juin, 1952, p. 17.

² Ibid., pp. 20–21.

¹ «Джек в стойле» — так называется популярная в Англии детская игрушка «с сюрпризом»: в ней из коробочки выскакивает жокей на лошади.

² Венсан Испа (1865–1938) — эстрадный певец, сатирик-юморист, песенки и конферансы которого были полны острых политических намеков.

³ A. Cortot. La Musique française de piano. Paris. Presses universitaires de France, 1948, t. III, p. 251.

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Эрик Сати. 1893 год. Портрет Сюзанны Валадон

Содержание