Другое свидетельство «со стороны» не только подтверждает сказанное, но и дополняет его подробностями, живо обрисовывающими облик Бенуа. «Александр Николаевич любил и знал музыку и сам отлично играл на рояле, причем был блестящим импровизатором, — пишет Н. И. Комаровская, близко общавшаяся с ним в послереволюционные годы. На домашних вечерах Бенуа нередко затевались танцы, инициаторами которых были молодые художники — друзья сына Николая. Александра Николаевича усаживали за рояль, и он начинал импровизировать: бурно, темпераментно гремели мазурки, завораживали нежные мелодии вальсов, а тапер, не сходя с места, ухитрялся дирижировать танцами. Вдруг он неожиданно срывается с места, хватает и нахлобучивает себе на голову дамскую шляпку и, вернувшись к роялю, с чисто юношеским задором (а было ему за пятьдесят!) поет игривые французские песенки. Гости не щадят его, и он вынужден без конца бисировать. Уже поздно, но никто не замечает времени, город погружен в непроглядную темень, близка весна — даже днем не всюду проберешься через тающие горы снега. Приходится ждать рассвета. Наконец, простившись с милыми хозяевами, усталые, но веселые, мы расходимся по домам»¹. Это воспоминание о знаменитом живописце крайне интересно. 

Здесь мы должны отвлечься, чтобы познакомиться с женой Альбера — Марией Карловной Бенуа и ее отцом Карлом Ивановичем Киндом, младшая дочь которого, Анна, в 1894 году стала женой Александра Николаевича. В третьем (неизданном) томе своих воспоминаний «Жизнь художника» Бенуа дает в высшей степени интересные и обстоятельные сведения о Карле Ивановиче и его семье².

«Дом Киндов был музыкальным домом; начиная с самого Карла Ивановича — все были музыкальны и все — любители музыки. Карл Иванович олицетворял тип музыканта доброго старого времени. По приезде в конце 1840-х годов из своей родной Саксонии он сразу поступил на службу в дирекцию Петербургских театров в качестве первой скрипки в оперном оркестре, а затем занял место капельмейстера, сначала в Гренадерском полку, а потом во Флотском Экипаже. На этих постах он весь отдался делу обучения музыке иногда и совершенно необтесанных, прямо из деревни прибывших в столицу молодцов, обнаруживая при этом свое как безграничное чувство долга, так и неиссякаемое терпение <...> Полковые оркестры под его управлением славились своей слаженностью и их приглашали в различные театральные антрепризы, как, например, в Летний театр при Зоологическом саде, где ими исполнялись иногда и очень сложные программы. Кроме того, Карл Иванович был вполне культурным музыкантом; он умел играть решительно на всех инструментах, знал теорию музыки на зубок и горел безграничным энтузиазмом к великим композиторам своего отечества. При случае он и сам сочинял то какой-либо вальс или польку, а то и торжественный марш, которые разучивались оркестром гармоник созданной им и возглавляемой "Lieder-tafel" <...> Своим музыкальным образованием дети были обязаны ему, но лишь одна из трех дочерей делала вполне честь своему наставнику — то моя belle soeur Мария, закончившая свое воспитание <...> под руководством знаменитого Лешетицкого — сначала в Петербурге, потом в Вене <...> Старший сын Карла Ивановича — мой дражащий друг Володя был исключительно музыкален, обладал прекрасной музыкальной памятью, не без блеска играл на фортепиано, но ему было далеко до концертной виртуозности <...> Музыка являлась для нас с Атей¹ одним из главных развлечений <...> То Атя и Володя услаждали мой слух, исполняя в четыре руки разные, нам тогда нравившиеся пьесы (например, Рапсодии Листа, "Карнавал" Шумана и "Карнавал" Рубинштейна², то Атя одна играла то, что разучивала под руководством отца, а то и я подносил моей возлюбленной мои фантазии <...> Papá Кинд поощрял наши Musikunterhaltungen, отрываясь от своего обычного занятия (расписания нот по оркестровым партиям), он, одетый в халат, выходил из кабинета и, ласково ухмыляясь, делал свои заключения относительно исполнения или вносил поправки в мои сочинения. Чем-то он мне удивительно напоминал камерного музикуса Мюллера из "Коварства и любви" Шиллера». 

Что же касается самого Карла Ивановича, то на родине, в Саксонии, он принадлежал к семье, в которой «культивировалась» поэзия, и один из его дядей даже прославился как поэт, в особенности как автор либретто оперы «Фрейшютц». Быть может, благодаря наследникам Кинда, осевшим в Петербурге и ставшим русскими подданными, публичная библиотека стала обладателем большого собрания музыкальных рукописей Вебера, в том числе полной партитуры «Оберона», переданной в 1855 году в дар сыном композитора Максом.

_________

¹ Н. И. Комаровская. Виденное и пережитое. Из воспоминаний актрисы. Л. — М., «Искусство», 1965, стр. 190.

² Обширными выписками из третьего тома «Воспоминаний» я обязан дочери художника — Анне Александровне Бенуа-Черкесовой. С ее помощью я имел также возможность дополнить и уточнить мномогие подробности настоящей работы. Пользуюсь возможностью выразить ей свою горячую благодарность.

¹ Атя — Анна Карловна Бенуа, урожденная Кинд.

² Здесь, как и в других случаях, Бенуа говорит о своих музыкальных пристрастиях поры молодости.

Мария Карловна родилась 27 декабря 1855 (8 января 1856) года. Она была даровитой пианисткой, питавшей, по словам Бенуа, «какой-то трепетный культ к "настоящей", к серьезной музыке». В 1877 году она блестяще, с золотой медалью, окончила Петербургскую консерваторию по классу Ф. О. Лешетицкого и отдалась концертной деятельности. За год до окончания она вышла замуж за Альбера Николаевича, но брак их оказался несчастливым. Альбер Николаевич был человеком весьма влюбчивым. Мария Карловна долго и терпеливо относилась к увлечениям мужа, но в 1889 году они разошлись. 

В моей монографии о С. И. Танееве¹ имеются такие строки: «Как известно, Танеев прожил всю жизнь холостым. Надежда на семейное счастье, почти близкая к осуществлению в 1886 году, рухнула под влиянием многих причин, о которых преждевременно еще рассказывать». 

Теперь с разрешения родных мы можем сказать, что женщина, которой Танеев был страстно увлечен, быть может, единственный раз в жизни, была Мария Карловна. В 1886 году Мария Карловна, окончательно разуверившись в возможности продолжать совместную жизнь с мужем, готовилась соединить свою судьбу с Танеевым. И хотя Альбер Николаевич дал согласие на развод, брак с Танеевым расстроился — возможно, из-за формальных трудностей. Возникли и другие осложнения, связанные с судьбой четырех детей Марии Карловны². Встал вопрос и о переезде ее в Москву, на чем Танеев, по-видимому, настаивал. Окончательно разорвав с Альбером Николаевичем, Мария Карловна в середине 1890-х годов вышла замуж за ииженера-технолога Бориса Аркадьевича Эфрона. В 1896 году она начала педагогическую деятельность в Петербургской консерватории, а в 1899 году была удостоена звания профессора. В этой должности она проработала до мая 1901 года. М. К. Бенуа-Эфрон скончалась 22 июля (4 авгугуста) 1909 года в Олилла (Финляндия). 

Мария Карловна была удивительно хороша собой, когда Репин, приятельствовавший с Альбером Николаевичем, пожелал в 1887 году написать ее портрет, сеансы, вспоминает Александр Бенуа в некрологе, посвященном Репину, происходили «в зале Альберовой квартиры, приходившейся как раз над нашей, и мне стоило лишь подняться по лестнице, чтобы оказаться там. Репин посадил Марию Карловну за рояль, выбрал для нее белое вечернее платье и придумал позу, очень для нее характерную — с несколько откинутой назад головой и приподнятыми над клавишами руками. Сразу из-под истинно волшебной кисти мастера стала выявляться поставленная им себе красочная задача. Чуть ли не в первые же часы им была «промазана» черная полированная масса инструмента и с предельной виртуозностью на белизне голой руки намечен бархатный, расшитый блестками браслет, как бы закрепивший и подчеркнувший благородный аккорд всей композиции. Портрет после первых же сеансов обещал выйти одним из самых прекрасных, но моя belle soeur уехала в концертное турне, работа была отложена на осень, осенью опять что-то помешало, и картина осталась неоконченной, а затем о ней вовсе забыли. Но те часы, которые я проводил, боясь шелохнуться, за спиной у Репина, когда из-под его кисти на полотне загорелись жизнью глаза, заиграла улыбка на влажных губах, когда засветилась матовая белизна кожи, оттененная черной бархаткой, эти часы остались в моей памяти как самые сладостные. Я, обыкновенно чересчур подвижной и шумливый, сидел, притаив дыхание, и только испытывал беспредельное блаженство оттого, что вижу самую магию процесса живописного творчества, не знавшую у Репина ни колебания, ни "раскаяний", ни робости. При этом в манере работы Репина не было ничего хлесткого, никакого щегольства. Писал он необычайно просто, почти методично, без показной "бравуры" и как-то "сосредоточенно-уютно", весь поглощенный вниманием к натуре и не вступая в разговоры со своей моделью»¹.

Возвратимся, однако, к основной теме нашего повествования.

Углубляясь в воспоминания прошлого, Бенуа питается осмыслить ход своего музыкального развития.

Чуткая и даровитая натура юноши находила удовлетворение своим музыкальным запросам. Пусть впечатления, полученные им в пору молодости, были в значительной степени случайны — воздействие их было ощутимо, а подчас и сильно. Все слышимое неизменно вызывало у него активную и почти всегда осознанную реакцию, в особенности тогда, когда оно отвечало его индивидуальным склонностям.

Будучи нередким гостем итальянской оперы (у семьи Бенуа была даже абонементная ложа в Большом театре), он хорошо знал тогдашний оперный репертуар и переслушал многих прославлен корифеев оперного театра — Мазини, Котоньи, Эутам

_________

¹ Г. Бернандт. С. И. Танеев. М. — Л, Музгиз, 1950, стр. 236.

² Старшая дочь — Мария Альбертовна (род. 7(19) ноября 1876, ум. 19 декабря 1958 в Чикаго) — в 1897 году вышла замуж за композитора Н. Н. Черепнина; сын — Альберт Альбертович (1878–1921) был женат на певице Марии Николаевне Кузнецовой, дочери художника, написавшего в 1893 году в Одессе известный портрет Чайковского.

¹ А. Бенуа. Могучий талант. «Литература и жизнь» № 115, 1960 от 28 сентября. Портрет М. К. Бенуа работы Репина находится ныне в квартире-музее И. И. Бродского в Ленинграде.