МУЗЫКАЛЬНЫЙ ТЕАТР
Л. ГЕНИНА
В. ДЕЛЬМАН
Б. ЯРУСТОВСКИЙ
Д. РОМАДИНОВА
Л. ГЕНИНА
Семь вечеров — семь спектаклей
Богат и славен традициями «Кочубей» украинской оперной культуры — харьковский театр... Ну а его сегодняшний день, его будни, которые в искусстве обязательно и праздники?
Впечатления начинаются с фактов чисто внешних, иногда — на поверку — обманчивых. Скажем, театр частенько пустует. Почему? Впрямь ли разлюбили харьковчане оперу? Ох, не верится. Но это — эмоция; на ней нельзя строить концепции и выводы. А может быть, они, эти требовательные харьковчане, так требовательны, что их привлекают только заезжие «звезды» — Т. Милашкина, 3. Бабий, В. Фирсова, Б. Штоколов? А свои «собственные звезды» уже примелькались, не светят и не греют? Ох, как не верится. Но и это только эмоция. Надо разобраться. Попробую.
2. С точки зрения «простого слушателя»
Убеждена, что в командировках не нужно предварительных бесед с главными — режиссером и дирижером, предварительных встреч с артистами. Вам расскажут о сотнях трудностей — конечно, реальных. Да только «простой слушатель» ничего о них не знает и дела ему до них нет. А ведь для него же — не для рецензентов — существуют театры. И потому посмотрим спектакли, как смотрят их все, у кого выдается свободный вечер...
...Когда Графиня М. Суховольской, непривычно коренастая, не слишком осанистая, откровенно старая, только появляется в Летнем саду под руку с Лизой — и в зрительном зале, и на сцене воцаряется напряжение. Есть, как видно, причины у этой женщины в черно-лиловом одеянии окинуть властно-брезгливым взглядом праздную публику и с великолепной небрежительностью прошествовать мимо. Не то чтоб она знала их — случайных прохожих, болтающихся по аллеям офицеров. Просто — ну, времена! Ну, нравы! Что за манеры! Что за тон!.. Графине вовсе не нужен бал, чтобы почувствовать себя «из другой эпохи». Она чувствует это всегда, и мы понимаем это сразу. Так вот что роднит ее с Германом! — Одиночество.
_________
Окончание. Начало см. в № 5.
Графиня — М. Суховольская.
«Пиковая дама» Чайковского
О как беспомощна она дома, в своей спальне, у камина, над которым висит теперь уже неправдоподобный портрет Венеры Московской. По барской привычке еще раздраженно покрикивает на богаделок («Чего вы тут стоите? Прочь ступайте!»), а голос — голос дрожит и слабеет. Наконец, знаменитая песня. Я не знаю, как это удалось Суховольской, но актриса спела ее, почти не разжимая зубов, почти без динамических нюансов и вместе с тем с идеальной дикцией, а главное, с точным ощущением образности: времени — не вернуться, жизни — не вернуться. Горделивость, появляющаяся в тембре певицы какая-то мертвенная, отраженная; так отражает живой солнечный луч холодный металл. И впервые подумалось, что старинная французская мелодия звучит здесь не только данью прошлому, но и данью наступающему будущему — последней бесстрастной молитвой. Пожалуй, не призрачность и но зловещность, и не чисто человеческое горе старости, а вот этот переход «от всего к ничему» сильнее всего в пении-игре Суховольской...
...Когда мы видим Филиппа II Е. Червонюк а наедине с собой, одного, без пышной придворной свиты — он все-таки остается монархом. Червонюк поет арию, сидя на низкой дворцовой оттоманке с мудрой печалью, но без страха или отчаянья — как и подобает воину и королю. Нигде не подчеркнута чувствительность мягких вердиевских кадансов; ни тени той «провинциальной итальянщины», которую любят подчас выдавать здесь актеры. Голос глубок, но ровен, а если герой и приходит в волнение, то не от смутных предчувствий, а от мыслей мирских, житейских, требующих активного действия. Так внезапно «заиграла» середина арии, обычно терпеливо пропускаемая нашими ушами в ожидании репризы божественной мелодии.
Червонюк встал. Несколько шагов по сцене. Остановился в нерешительности возле вельможного мраморного бюста. И вдруг на повелительном crescendo выросла фраза, выплеснувшая заветное, мучительное: «Теряет трон король вместе с честью супруга!» Казалось, строптивая испанская кровь бросилась в голову этому человеку, и он, как в свое время другой монарх, готов воскликнуть: «Я царь еще!..» Но лишь пышные и мрачные своды внимают ему, глухое безмолвие вокруг — и вспышка августейшего гнева сменяется вновь одолевающими недобрыми предчувствиями: реприза...
...Когда Евгений Онегин Б. Жайворонка, раздосадованный «мерзкими сплетнями» и всем этим «глупым балом», из ничего, скуки ради затевает «интригу» в доме Лариных, он беспощаден не только к окружающим, но и к себе. «...Я недоволен сам собой... Я слишком пошутил небрежно...» — и в голосе певца, на удивленье красивом, обозначается жесткая интонация, а сузившийся надменный взгляд адресован собственной душе. И если потом он и скажет высокомерно Ленскому: «Довольно! Выслушал я вас. Безумны вы!..» — то ведь больше так, для этикета, а на деле этот Онегин и сам страдает — не от тщательно ли скрываемой зависти к эмоциональной непосредственности друга?.. Но настает и его час. Потерянный, жалкий, счастливый, восклицает он, как когда-то Татьяна: «Пускай погибну я!..» И становится ясным, что светские беседы, и нотация в саду, и ссора, и дуэль — все это еще не настоящий Онегин. Жайворонок поет эти сцены хорошо, однако вполсилы: точность интонирования, красивое пиано, мягкие регистровые переходы, естественность фразировки, но и все. Невозмутим его герой — невозмутим и его голос. И только став «неисправленным чудаком», Онегин обрел голос живой и страстный, непослушный цезурам (кажется, он звенит и в паузах, так мешающих ему сейчас!), не убывающий к кадансам...
...Когда Кармен Л. Поповой стремительно выбегает на сцену... Но нет, это было бы неправдой — сказать, что она покоряет сразу. Актриса, хоть и красива, однако, отнюдь не стройна, а нелепая выходная мизансцена (солдаты, спрашивающие Кармен, когда она полюбит кого-нибудь из них, схватывают ее за руки, словно заранее берут под стражу) поначалу как будто сковывает ее. Это сейчас, вспоминая, как поет Попова, кажется, будто она покоряет сразу.
Прежде всего необычайная свобода интонирования, особенно в низком регистре. Прекрасное ощущение своеобразнейшей ритмической стороны партии. Что ей, Поповой, педантизм дирижерских указаний! Пусть себе другие, если хотят, не сводят глаз с дирижерской палочки, а она и сама велико-
-
Содержание
-
Увеличить
-
Как книга
-
Как текст
-
Сетка
Содержание
- Содержание 4
- Вдохновляющие перспективы 5
- С трибуны теоретической конференции 15
- С трибуны теоретической конференции 18
- С трибуны теоретической конференции 22
- От редакции 25
- Взглядом современника 34
- Романтическая устремленность 39
- Семь вечеров — семь спектаклей 43
- На студенческих спектаклях 55
- «Сказание о граде Китеже» в Большом театре 59
- Купюры и постановочная концепция 61
- Театр на Красной площади 66
- Забытый музыкант 74
- Будить лирическое чувство 78
- Образная речь педагога 83
- Ударные в современном оркестре 86
- Любовь слушателей обязывает 92
- Почему мы не согласны с Борисом Штоколовым? 94
- Двадцать один хор Шебалина 96
- Из дневника концертной жизни 97
- Подводя итоги... 101
- На подъеме 103
- Право слушателя — право художника 106
- Звезды должны быть ярче 107
- Почему пустуют залы? 109
- Композитор — исполнитель — слушатели 112
- Послесловие 118
- Софийский музыкальный 121
- Пламя за Пиренеями 125
- На музыкальной орбите 137
- Вклад в шуманиану 143
- Коротко о книгах 146
- Вышли из печати 148
- Грампластинки 148
- Новые грамзаписи 149
- Хроника 151
