Ю. Муромцев

После долгого забвения

Большой театр поставил оперу Римского-Корсакова «Сказание о невидимом граде Китеже и деве Февронии». Не будет преувеличением сказать, что исполнилась давнишняя мечта не только музыкантов-профессионалов, но и всех любителей музыки, которым дорого наследие великого русского композитора.

Мы должны быть глубоко благодарны замечательному коллективу Большого театра, который, проведя большую творческую работу, вновь возродил партитуру выдающегося произведения русского оперного искусства и сделал ее достоянием нашего широкого слушателя. Театром создан монументальный патриотический спектакль, в яркой образной форме рассказывающий нам о мужестве и несгибаемой воле русского народа.

Идейно-философское содержание оперы «Сказание о невидимом граде Китеже и деве Февронии» сложно, многопланово, а порой и противоречиво. Несомненно, что наиболее важной стороной идейного содержания оперы для нашего времени является патриотизм русского народа, его борьба против иноземных захватчиков. Однако наряду с этим в «Китеже» ставятся морально-этические проблемы — добра и зла, преступления и возмездия, всепобеждающей и всепрощающей любви, что, видимо, и дало в свое время основание критику Н. Кашкину говорить, что эта опера есть «...мастерское изображение глубоко народных русских воззрений на возвышенные стороны человеческого сознания»¹. Наряду с народно-патриотической идеей и моральноэтическими проблемами значительное место в опере занимают религиозные элементы. Однако это не определяет сущность произведения, а обусловлено прежде всего тем, что в средние века, в силу исторической обстановки, церковь составляла влиятельную сторону жизни и была средоточием письменности, литературы, искусства (претворявшего, в себе элементы народного творчества).

Поэтому естественно, что во многих даже прогрессивных событиях того времени религия была неизбежным фоном, хотя и не определяющим сущность самого явления.

С другой стороны, хорошо известно, как привлекательна была всегда для Римского-Корсакова обрядовая сторона — будь то, по его же словам, «языческая старина» («Снегурочка») или колоритные обряды христианской религии («Китеж»), И характерно то, что во всех случаях у автора обрядовая сторона тесно переплетается с народным творчеством — былинами, колядками, скоморошьими и пастушьими наигрышами, народной песней, народной поэзией. Вряд ли есть основания предполагать, что композитор был по своим религиозным взглядам убежденным христианином, впрочем, как и язычником. Да и сам Римский-Корсаков говорил: «Мои религиозные убеждения довольно условны, тем не менее как художник я искренне восхищаюсь всей обрядовой, так сказать, языческой стороной религии». В этом плане очень интересно и, на наш взгляд, верно высказывание А. Луначарского в его статье «Н. А. Римский-Корсаков» (музыкально-критическая фантазия к двадцатипятилетию со дня рождения)¹: «Вы создали ваш изумительный "Град Китеж". Но, простите меня, Николай Андреевич, я ни одну минуту не верю в действительную глубину религиозных чувств, которые там развертываются. Когда я слушаю "Китеж", я припоминаю одного замечательного знатока и любителя старой русской школы. Он любил не только живопись, он любил всякую басму, финифть, ризы из золота и серебра, раззолоченную деревянную резьбу, и в его коллекции стояли целые маленькие иконостасы, всякие врата, алтари и жертвенники, висели паникадила, прислонялись к углам хоругви, дикирии и трикирии и архиерейские посохи, но человек этот был абсолютным атеистом — не убежденным или фанатичным, а абсолютным, без всякого самомалейшего чувства чего бы то ни было божественного». И то, что в опере по существу занимают большое место пантеистические воззрения на мир, лишенные религиозного аскетизма («А и то ведь бог-то не везде ли», «Милый, как без радости прожить»), является подтверждением того, что собственно религии в опере принадлежит скорее исторически-фоновая и обрядово-декоративная роль.

_________

Постановка оперы Римского-Корсакова «Сказание о невидимом граде Китеже и деве Февронии» в Большом театре — одно из примечательных событий музыкальной жизни нынешнего сезона. Премьера оперы вызвала в среде музыкантов оживленные споры. Публикуя статью Ю. Муромцева, ректора Института им. Гнесиных, редакция предполагает продолжить обсуждение спектакля.

¹ Н. Римский-Корсаков. Исследования. Материалы. Письма, т. 1. М., изд-во АН СССР, 1953, стр. 36.

¹ А. В. Луначарский. Силуэты. М., «Молодая гвардия», 1965.

Феврония — Т. Милашкина

Задачей всякого театра при постановке спектакля является наиболее полное и глубокое раскрытие авторского замысла во всех его аспектах, во всей сложности, а порой и противоречии. Это отнюдь не исключает, а, наоборот, предусматривает современное новое прочтение произведения, что, разумеется, не должно вести к преодолению авторского замысла. Выбор наиболее правильной точки зрения на произведение, верная расстановка «акцентов», тенденция — в лучшем смысле этого слова — подчеркнуть то, что является в нем наиболее важным в условиях современности, — таковы задачи постановочного коллектива.

Как же решают руководители спектакля (режиссер — И. Туманов, художник — В. Рындин, дирижер — Р. Глазуп) эти вопросы? Надо отдать справедливость, что во вступительной статье И. Туманова к буклету правильно изложена задача театра: «...достойно воплотить это величайшее музыкальное произведение на своей сцене ... и вступить в бой с полувековой предостерегающей молвой, взявшей его в плен» (имеется в виду философско-религиозная концепция оперы). К сожалению, в своей творческой практике, в самой постановке оперы театр допускает некоторые просчеты в идейно-художественной трактовке произведения. В ряде эпизодов без достаточного основания подчеркивается именно религиозный элемент, что, на наш взгляд, не только не соответствует сущности произведения, но и противоречит необходимой тенденции к современному прочтению оперы.

Началу спектакля предпослан «второй занавес». Второй занавес в спектакле — это не просто еще одна «красивая одежда» сцены, а театральный эпиграф к спектаклю, олицетворение его основной идеи. Это та точка зрения, которую театр предлагает зрителю, это тот «ключ», в котором решен спектакль. (Вспомним «второй занавес» в опере «Князь Игорь» Ф. Федоровского в Большом театре, на котором был изображен исполненный глубокого чувства патриотизма эпизод битвы русских с половцами.) Что же предпосылают постановщики в качестве такого эпиграфа к «Китежу»? Церковь в виде искусно написанного Успенского собора. Затем, во время вступления к опере — «Похвала пустыне» — собор поднимается, и зрителю через образовавшийся абрис, напоминающий иконный триптих, открывается чаща заволжского леса с Февронией. Таким образом, экспозиция оперы смотрится как бы сквозь церковь, триптих и оклады. Во имя чего это сделано? Чем это обусловлено? Музыка, являющаяся определяющим началом для решения как всего спектакля в целом, так и всех его компонентов, не несет в себе во вступлении ни грана религиозности. Это превосходное, живописное, почти зримое изображение ле-

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Ю. Муромцев

После долгого забвения

Феврония — Т. Милашкина

Содержание