Выпуск № 5 | 1966 (330)

(В народе слово «изменила» понималось не так прямолинейно, как сейчас. Это обычно значило разлюбила, охладела, потеряла интерес... Но некоторые певцы, и я в том числе, не надеясь, что современная аудитория поймет именно так это слово, вместо «изменила» поют «разлюбила».) Казалось бы, ничего как будто особенного в этой песне нет, а ведь как много композиторов отдали ей дань внимания (как хороша, например, шапоринская обработка!). И действительно, в ней столько характерного для души нашего народа, и так типична ее поэтическая образность, тесно связанная с родной природой! Я очень люблю эту песню с ее щемящей нежной грустью...

А сколько в народе подлинно веселых, шуточных песен, полных искрящегося разудалого юмора! В песне «У ворот, ворот», как и в других, мне всегда хочется показать эту черту русского характера, безграничную широту натуры русского народа, великого и в своем горе, и в своем веселье.

Понятно, что идеалом всегда есть и было для меня шаляпинское исполнение. Я заметил, что когда, например, Шаляпин поет «Прощай радость, жизнь моя», то прежде всего привлекает внимание слушателей к словам, рисует ими картины («Вспомни, вспомни майский день»), вызывая у слушателя определенные зрительные ассоциации. В смысле же ритма, движения его исполнение очень разнообразно. Он поет то замедляя, то ускоряя, то в размеренном темпе, и это обычно помогает певцу укрупнить, сделать более рельефным чувство грусти, тоски, отчаяния, разлуки. Наоборот, песню «Ты взойди, солнце красное» он исполняет в строго выдержанном темпе: ведь это поют бурлаки, тянущие баржу, они идут в ногу, в едином ритме, только тогда в их работе будет слаженность, согласие. В одном месте Шаляпин восклицает, словно кричит тем, кто отстал:

— Эй, тяни канат-то, дьяволы!

Но потом вновь точно возвращается темп, взятый сначала. И грянет на одном могучем дыхании: «Солнце красное».

Примерно так поет и песню «Эй, ухнем!»

А вот в песнях более интимного характера он находит необычайную силу убедительности тем, что достигает разнообразия движения иногда в пределах даже фразы. И все это логично, все объясняется стремлением не к внешнему эффекту (хотя и получается эффектно), а к раскрытию растущего чувства. Когда начинаешь разбираться, почему Шаляпин делает то-то и то-то, всегда найдешь логическое и художественное объяснение этому, поймешь зависимость фразы от изменения чувства.

Правда, в последних зарубежных записях Шаляпина появились какие-то придыхания, говорок вместо пения, излишество выразительных нюансов. Возможно, сказались оторванность гениального певца от родины, от биения ее жизни, влияние белоэмигрантской среды, ее надрывной, слезливой песенной «флоры». Что ж, гений тоже человек, и на него распространяются законы общественного бытия... Это нисколько не умаляет величия Шаляпина, его огромного вклада в мировую культуру.

И вспоминаю об этом я здесь только потому, что некоторые молодые певцы, подражая великому артисту, заимствуют именно эти случайные, не характерные для него черты. Впрочем, как я уже говорил, любое подражание — зло, так как копировать можно лишь внешнюю сторону выражения чувства. А между тем и очень большие певцы иной раз не могут избежать соблазна подражания великому образцу, хотя часто совершенно противоположны ему по своей художественной натуре. Возьмите, к примеру, Бориса Христова — одного из нынешних кумиров Западной Европы и Америки. Он пленяет ровным, бархатным голосом, тембром невероятной красоты, могучим дыханием, кантиленой. Но очень заметное стремление повторить трактовку Шаляпина, его краски, нюансы лишает искусство Христова яркости своей индивидуальности, вносит ощущение чего-то очень противоречивого, чужого ему. Как бы ни хороша была копия, она только копия и поэтому далека от оригинала.

Я глубоко убежден, что каждый талантливый певец должен искать выражения индивидуальности через раскрытие своих данных, своей природной одаренности.

Исполнению русских песен я учился не только у Шаляпина. Пленяла своими песнями и Нежданова, которая всегда умела сохранить в них первозданную чистоту напева, его естественность, простоту и вместе с тем мягкую задушевность. Иной раз казалось, что это поет не умудренная опытом и славой маститая певица, а простая русская женщина. Так скромно умела Нежданова «подать» песню, и в этом были неповторимое очарование и глубокая правда. Своеобразно исполняла песни Надежда Андреевна Обухова, пленяя красотой и выразительностью своего голоса, щедростью чувства. Чудесно пела народные песни Елемена Климентьевна Катульская — певица, созданная для концертной эстрады: она владеет секретом создавать рельефные, почти зримые образы-картины не только для сцены, но и на основе самых простых, казалось бы, мелодических рисунков. Очень любил я и исполнение Сергея Стрельцова, который хотя и подавал песни в несколько «сыром» виде, недостаточно отшлифованными мастерством, но неизменно воздействовал чистотой своего красивого и широкого.

подлинно русского по тембру тенора. Особо мне хочется отметить Ивана Скобцова, тоже моего товарища по Большому театру. Он не был «ведущим» в оперных спектаклях, занимая обычно на сцене весьма скромное место, но на эстраде и на радио поистине прославился своими народными песнями. Вот когда мы поняли, как он блестяще владеет голосом, умеет находить самые разнообразные краски: piano у него звучит как дуновение ветерка и рядом мощное forte. Откуда-то взялись широта и красота тембра, благородство звука, которые в опере не проявлялись. Думаю, что его дарование тесно связано именно с глубоким пониманием народной традиции исполнения песни, ощущением народной души.

Больше всего я, конечно, учился у народа, прислушиваясь к бытованию песни, задумываясь над той или иной сложившейся традицией исполнения. Я заметил, например, что крестьяне, особенно женщины, не любят в песне грубых слов.

Еще с детства я помню, что песню «Дуня-тонкопряха» женщины пели не так, как мужчины. Напомню ее слова:

Навстречу Дуне —
Кривой Афанасий:
«Помогай бог Дуне
Рогожу мочити». —
«Кривая ты рожа,
Это не рогожа,
Это все полотна
Мужу на рубашки».

Моя же тетя с подругами вместо слова «кривой» пели «пьяный». На мой вопрос, почему они поют «неправильно», тетя ответила:

— Нехорошо, грешно смеяться над несчастьем. Ведь кривой — это одноглазый человек, и называть его «кривой рожей» значит обидеть, задеть за больное. Это можно сделать только от большой злости. А что же он сделал плохого?

Таких примеров мне встречалось немало. И я стал тоже очень внимателен к словам.

В деревне я подслушал и неповторимо изящный оборот в припеве песни «Про рябинушку».

Э-эх ты, рябинушка моя,
Э-эх ты, кудрявая моя.

Запевала, взмахнув платочком, поднимала голосом «э-эх» высоко, высоко, а затем, плавно спустившись вниз, делала чуть заметную паузу, но не останавливая движения... Это придавало песне удивительную грациозность и своеобразный блеск.

Впоследствии, исполняя «Про рябинушку» с оркестром народных инструментов, я долго бился над этим ритмическим эффектом, но так и не смог заставить оркестрантов воспроизвести его в точности.

В конце концов мне стало особенно приятно сознавать, что люблю песни не только потому, что вырос с ними в деревне, но и потому, что понял их красоту, их поэтическую душу. Я радовался, что люблю то, что истинно ценно в искусстве.

Поступив в Большой театр, я примерно с 1934 года стал уже серьезно пополнять свой песенный репертуар. А в конце тридцатых годов нередко строил на нем свои концерты. Особенно интенсивно шла работа над песней в военные и послевоенные годы, когда я часто выступал с русским народным оркестром под управлением Н. П. Осипова, затем его брата, Д. П. Осипова, или с трио баянистов, секстетом домр. Участвовал в заключительном концерте смотра исполнителей русской песни в 1943 году. За все это время я много перерыл литературы, просмотрел много фольклорных сборников, слушал записи по радио, выспрашивал стариков на деревне. В результате у меня откристаллизовался репер-

«Как ходил, гулял Ванюша»

  • Содержание
  • Увеличить
  • Как книга
  • Как текст
  • Сетка
Личный кабинет