туар десятка в три, а то и более, народных песен, над которым я поработал ничуть не меньше, чем над классической музыкой.
К сожалению (и это, видимо, закономерно), когда теперь я слушаю свои старые записи народных песен, то мне кажется, что ранее я не все понимал глубоко, и сейчас только они раскрылись мне наиболее полно. Всегда найдешь какое-нибудь место, фразу, которые не удовлетворяют, и хочется это отделать по-другому, тоньше, лучше. Это естественно, конечно. Но важно другое — в самой ранней молодости, когда певец только формируется, не принимать на веру все, что говорят другие, а больше самому слушать, наблюдать, анализировать, сравнивать и таким образом развивать вкус, совершенствовать культуру. Очевидно, это и помогло мне выйти на самостоятельный путь.
Поскольку уже в молодые годы нам приходится создавать вокальные и сценические образы, необходимо уже на студенческой скамье стремиться к выработке мастерства, технической свободы и обязательно необходимо понимание того, как и почему ты делаешь то или другое. Мне часто приходится до сих пор слышать сетования, что в консерватории этому-де не учат. Но консерватории существуют не для того, чтобы всему научить. Да это и невозможно. Здесь многое зависит от самого себя, от своей работоспособности, строгой требовательности к себе, от любознательности и, конечно, от желания и умения «взять» от педагога то, что он может дать. Но никакой педагог не поможет, если ты не обладаешь наблюдательностью, если фантазия дремлет, а память не богата ассоциативными впечатлениями.
Кроме русских, я люблю петь и украинские песни: «Повшй витре на Вкраiну», «Черни брови», «Там-де Ятрань круто вьется», «Одна гора высокая», «Сонце низенько» и другие. В лирике украинских песен меня всегда привлекали непосредственность, удивительная певучесть и задушевность мелодии, широкой, льющейся и величавой, как Днепр в тихую погоду. И голоса украинских певцов так же широки, могучи, заливчаты. Особенно мне по душе песни на слова великого кобзаря Тараса Шевченко. Вот подлинно народный поэт! Словно сам народ говорит его голосом в песнях или он говорит голосом народа, но стихи Шевченко так слились с песней, будто и родились вместе с мелодией, живут

с ней одной жизнью. Украинский язык вообще словно создан для песни, в его звучании уже рождается образ. Украинские песни я пел вначале на Украине — в Киеве и Харькове. Проверяя детали их исполнения с местными поэтами и певцами, я уточнял, поправлял свое произношение, изучал традиции исполнения.
Теперь, когда мне приходится петь эти песни в русских городах, я делаю это смело, зная, что мое исполнение уже «апробировано» на их родине.
Народную песню надо тщательно оберегать от всякого наносного, фальшивого. В этом большая роль принадлежит композиторам, которые ее обрабатывают. У нас много новых превосходных обработок. Но много и плохих, варварски искажающих мелодию, навязывающих чуждую ей гармонию; нередко можно заметить, как под воздействием «стиля» обработки песня лишается плавности, ее спокойное, мерное движение будоражится синкопами. Особенно рьяно происходит, так сказать, «обновление» русской песни с помощью джаза... Например, мне очень не нравится обработка песни «Выхожу один я на дорогу», которая сделана для оркестра им. Осипова. Почти вся она построена на синкопах, и получаются сплошь скачки да рытвины. Как это не подходит к плавной, задумчивой мелодии с ее философской глубиной!
Но здесь, в городе, мы, пожалуй, даже не осознаем, какую несем ответственность за жизнь нашей песни. А кто как не мы, музыканты, композиторы и исполнители, должны сохранить лучшее из песенной сокровищницы и вновь вернуть его народу?
Вновь?! Да, я не оговорился. Часто бывая в деревне — то навещая мать, то выезжая с концертами в подшефные районы, я всегда прислушиваюсь к тому, что поют в народе. И вот уже много лет я не слышу там ни одной старой песни. Моя племянница Галя, большая охотница до песен, говорит, что те песни, которые пели матери и отцы, устарели:
— Чего там тоску нагонять, у нас свои, советские песни, про свою жизнь поем.
И правда, в деревне звучат все хорошие советские песни. Здесь вы услышите И. Дунаевского, Б. Мокроусова, М. Блантера, В. Соловьева-Седого, много частушек. Уклад жизни народа резко изменился. В деревне в каждом доме вы найдете радиоприемник, на крышах увидите частокол телевизионных антенн. Народ с большим доверием относится к искусству, которое передается, транслируется, показывается, но мы, исполнители и авторы, это доверие далеко не всегда оправдываем...
Композиторы и поэты не всегда задумываются над тем, что предлагают народу взамен его старых песен. Даже в хороших лирических песнях, которых, кстати, не так-то много, сейчас все меньше встречаются настоящие чувства, драматические образы и настроения, крупные характеры.
Например, почти совсем исчезла тема неразделенной любви, конечно трактованная не в стиле псевдоцыганской надрывной лирики, а сильно и ярко. Разве всего этого нет в нашей жизни? Разве люди перестали любить, разве у всех одинаково ладно складываются личные отношения?
Я так и слышу задорный голос «лакировщика»: «Ах, видите ли, ему грусть-тоску подавай, а не светлые песни нашей современности». Да нет же! Светлые, радостные песни, конечно, нужны нам прежде всего. Только не надо выдавать за них трескучий набор лозунгов, положенный на не менее трескучую музыку, а скучное, серенькое нытье — за лирику. Такие песни не смогут воспитать чувство народа. Как бы мне хотелось внушить эту мысль нашим поэтам-песенникам! Не случайно в народе родилось так много песен на стихи русских классиков. Какая сила образности, сколько искреннего, задушевного чувства в словах Кольцова, прямо складывающихся в музыку:
Соловьем залетным
Юность пролетела,
Волной в непогоду
Радость прошумела...
А этим летом я с горечью услышал в вагоне «электрички», как пела студенческая молодежь:
Люблю тебя я
До поворота,
А дальше — как
получится...
Такую легковесность, я бы даже сказал, небрежность чувства, к сожалению, вы найдете и в стихах многих наших молодых поэтов.
В деревне хорошо живет сатира. Я как-то услышал там самородные частушки на музыку Дунаевского «Ой, цветет калина». Слова были такие:
Ой, цветет картошка и зеленый лук,
Полюбил картошку колорадский жук.
Он живет, не зная ничего о том,
Что один профессор думает о нем...
И так — пять куплетов, оканчивавшихся вполне благополучно: профессор, конечно, все-таки одолел жука. Частушка на селе сейчас большая сила. Это своеобразный «устный» «Крокодил». Молодежь, особенно девушки, не стесняясь, высмеивают и незадачливого председателя колхоза, и волокиту-агронома, и лентяя тракториста, и «единоличные» настроения некоторых своих односельчан. Под видом простой шутки они продирают «с песочком» так, что даже районные руководители побаиваются попасть на острый язычок деревенских «критиков». Глядишь,
-
Содержание
-
Увеличить
-
Как книга
-
Как текст
-
Сетка
Содержание
- Содержание 6
- Партии дали мы слово 7
- С «Интернационалом» 9
- Томас Манн о кризисе буржуазной культуры 15
- Торжество жизнелюбия 39
- Семь вечеров — семь спектаклей 40
- Революционно-романтическая опера 48
- Поиски продолжаются 52
- Счастливого пути, Баранкин! 58
- После долгого забвения 61
- Из автобиографии 67
- Большое сердце художника 76
- Первая валторна Ленинграда 85
- В классе рояля 88
- Тосканини в студии грамзаписи 91
- Из дневника пленума 95
- Беречь культуру народного пения 102
- Алябьев и башкирская народная музыка 105
- Письма к П. И. Чайковскому 116
- Песни Палеха 123
- Белорусская музыка сегодня 130
- Молдавский юбилейный 133
- Яначек и русская музыка 136
- Друзьям 143
- От друга 146
- Дирижер и опера 147
- Журнал, авторы, читатели 149
- Хроника 152