«Красный цветок» Р. Глиэра
В сцене с уличными мальчишками Габович воспевал идею всепрощения и великодушия. В нем было что-то и от чеховского Дымова, и от Мышкина Достоевского.
Так, сочетая скромные внешние формы решения образа (мелкие жесты, чуть суетливые движения) с огромным внутренним интеллектуальным наполнением, раскрывая силы и богатство души отнюдь не «маленького» человека, Габович создавал сложный психологический характер.
«Необыкновенный принц» — так называл своего последнего по счету Принца сам Габович. Ведь до «Золушки» образы всех принцев, которых довелось исполнять артисту, были созданы композиторами прошлых эпох. Прокофьевский же герой не был похож ни на одного своего предшественника. Габович как актер до конца услышал и увидел все то, что вложил Прокофьев в музыку.
...С появлением Габовича на сцену врывалось что-то буйное, чуждое, не соответствующее рамкам придворного этикета. Взбалмошный, своевольный Принц Габовича уже своим поведением высмеивал глупость и жеманство окружающего его мира. «Еще больше король, чем сам король», — так можно было назвать его Принца. С необычайной страстностью он влюблялся в Золушку, с такой же экспансивностью и целеустремленностью искал ее по свету, терпеливо снося все перипетии, легко преодолевая все преграды. В толпе народа Принц Габовича чувствовал себя свободно, непринужденно, но при этом всегда выделялся из массы.
Ломая классические каноны, Габович, однако, никогда не сбивался на гротеск, будучи удивительно органичным в танце. В памяти и по сей день жи-
вут его виртуозный «большой пируэт», «летучее жете» с коротким, каким-то особым приземлением. Динамичный, весь, как ртуть, подвижный, задорный и, как всегда, красивый — таким был в трактовке Габовича его последний по счету Принц.
*
Когда Андрей, скатившись через камин, во всей комичности своего положения оказывался в дамском будуаре, перед ним появлялась Панночка — неповторимая Марина Семенова. В роли Панночки она действительно была так хороша, что помогала Габовичу со всей непосредственностью выразить чувство неловкости, удивления. Пораженный этой обольстительной женщиной, горделивый, надменный Андрей — Габович вдруг становился неловким, потешным. Габович не боялся даже гротесково подчеркивать эту внезапную перемену в герое балета Соловьева-Седого «Тарас Бульба».
Красивый танцовщик с красивыми позами, с хорошей подачей движений, он впервые раскрылся для меня как бесконечно искренний актер, — рассказывает Семенова. В нем была жизненная, я бы даже сказала, плотская правда, и я забывала, что все это происходит на сцене. В течение всего спектакля передо мной был не Габович, а совсем юный, пылкий, страстный Андрей, требующий от меня такого же пылкого и страстного чувства в ответ на свою любовь.
Широта характера гоголевского героя находила выражение в размашистых прыжках, непринужденных жестах, страстности и задоре, на которые так щедр был танцовщик. Звон мечей и раздольная казацкая удаль, как и напевность гоголевской прозы, естественно вошли в жизнеощущение артиста.
На одном из спектаклей после вариации Андрея в сцене сечи из зала вдруг раздалось: «Добре, сынку!»
Вряд ли лучшей оценкой актерской правде Габовича может быть что-нибудь другое, чем эти простые слова, родившиеся в душе, вероятно, гоголевского земляка.
*
Каков же был путь Габовича к этим вершинам творчества? Началом его можно считать партию Владимира в балете Асафьева «Кавказский пленник», поставленном на сцене Большого театра в 1934 году.
— Работа над ролью Владимира так захватила меня, что все остальное в жизни перестало существовать, — писал Михаил Маркович.
Впервые перед молодым артистом были поставлены не только чисто танцевальные, но и актерские задачи создания конкретного сценического образа — сложного, драматического. Надо было не просто воссоздать на сцене образ пушкинского Владимира, а передать самый «дух» поэмы, в танце выразить своеобразие лиры Пушкина. То есть перед Габовичем стояла сложнейшая проблема — «Пушкин в балете». Разрешение ее обязывало к поискам подлинных чувств человека, выраженных с помощью танца, к четкому, логически-последовательному развитию образа. Пушкинская поэма, буквально «пленившая» Габовича, пробудила в артисте способность глубоко проникать в существо своего героя, тонко анализировать природу его характера.
Исполнителю удалось создать образ поэта с горячим умом и пылким сердцем, характер передового человека XIX века. Габович стремился подчеркнуть в своем герое не мотивы страданий, романтической любви к Полине, а столкновение Владимира с враждебной ему действительностью, патриотическую тему.
Вникая в поэтический и философский смысл поэмы, артист стремился создать своеобразную натуру. И ему удалось избежать опасности превратить своего Владимира в Ленского или в Чайльд-Гарольда. В сцене катка вся его фигура излучала молодость, брызжущую жизнерадостность, увлеченность Полиной. В картину бала уже появление Габовича привносило оттенок беспечности и веселья. Узнав об измене Полины, мучаясь от жгучей ревности, Габович, однако, не обращался к каким-либо патетическим жестам. Сосредоточенный, скупой в движениях, подтянутый, напряженный, он покидал сцену, окидывая всех присутствующих полным неподдельной муки взглядом. По силе психологического воздействия эту сцену следует отнести едва ли не к лучшей у артиста.
Трагическими интонациями был освещен у Габовича монолог героя, плененного черкесами, ощутившего цепи на своих руках. Ужас рабства, тоску по свободе, по родине вкладывал артист в свой танец. На помощь ему приходил выразительный, отшлифованный до совершенства жест, богатая мимика и точное внутреннее понимание образа... Через восприятие черкешенки (М. Боголюбской) Габович умел донести до зрителя свой патетический «монолог».
Чем же покорила нас первая большая актерская удача Михаила Марковича?
Владимир в его исполнении был порывистым, нервным, умным, и как-то по-особенному поэтически приподнятым. Никому более из актеров Большого театра не удалось найти иного решения этого образа. Призрак великолепного Владимира — Габовича преследовал всех. Габович так и остался непревзойденным исполнителем роли Владимира.
-
Содержание
-
Увеличить
-
Как книга
-
Как текст
-
Сетка
Содержание
- Содержание 6
- Партии дали мы слово 7
- С «Интернационалом» 9
- Томас Манн о кризисе буржуазной культуры 15
- Торжество жизнелюбия 39
- Семь вечеров — семь спектаклей 40
- Революционно-романтическая опера 48
- Поиски продолжаются 52
- Счастливого пути, Баранкин! 58
- После долгого забвения 61
- Из автобиографии 67
- Большое сердце художника 76
- Первая валторна Ленинграда 85
- В классе рояля 88
- Тосканини в студии грамзаписи 91
- Из дневника пленума 95
- Беречь культуру народного пения 102
- Алябьев и башкирская народная музыка 105
- Письма к П. И. Чайковскому 116
- Песни Палеха 123
- Белорусская музыка сегодня 130
- Молдавский юбилейный 133
- Яначек и русская музыка 136
- Друзьям 143
- От друга 146
- Дирижер и опера 147
- Журнал, авторы, читатели 149
- Хроника 152