МАСТЕРА ОБ ИСКУССТВЕ И О СЕБЕ

С. Лемешев

Из автобиографии

Песня

Читатель уже знает, что свой песенный «запас» я пополнял с юности. Пел песни и в самодеятельных концертах кавалерийской школы. Но когда я соприкоснулся с классической музыкой, когда в моем репертуаре появились романсы и арии, то к народным песням начал относиться не то что пренебрежительно, но все же как-то свысока, хотя был всего-навсего курсантом военной школы. Мне казалось, даже больше — я был убежден, что скромная песня не может тягаться с композиторским творчеством. Поступив в консерваторию и увлекшись новыми задачами, я было совсем забыл о народной музыке, считая ее для себя уже «пройденным» этапом. Да и в консерватории на первых порах я не встретил сочувственного отношения к песне: очевидно, по инерции дореволюционных лет ее все еще не считали предметом изучения и обучения.

И вдруг на спектаклях Большого театра, в таких операх, как «Руслан и Людмила» Глинки, «Сказка о царе Салтане», «Ночь перед рождеством» Римского-Корсакова, я услышал немало знакомых напевов. Я даже растерялся от охвативших меня противоречивых мыслей, стал задумываться: почему такие великие композиторы «вставляют» народные песни в свою музыку, неужели они сами не могут сочинить мелодий? А если это неспроста?! Когда же я услышал знакомые песни в исполнении Неждановой и Шаляпина, увидел, как слушатели их принимают, то понял, что песни не только не уступают классике, но что их исполнение, пожалуй, не легче, если не труднее иной арии или романса. А я-то считал, что песни может петь каждый, и даже стеснялся их, чтобы не уронить престижа своей «учености»! Со временем мне по-новому раскрылось эстетическое значение народной песни.

Русская песня полна лирической глубины и поэтичности. Народ шлифовал ее веками, и поэтому в ее мелодических и поэтических образах не осталось ничего случайного, поверхностного, дешевого. В красоте ее мелодий откристаллизовались чистые, высокие человеческие чувства, и она требует от певца такой же поэтичности, масштабности и искренности исполнения. Вот почему народная песня не совместима с вульгарной разухабистой манерой, кабацкой «слезой» и разнузданным весельем, которые одно время насаждали на нашей эстраде некоторые «прославленные» певицы. Но песня не терпит и сухости, безразличного, равнодушного исполнения.

Я теперь припоминаю, что почти не было случая, чтобы в юности не заплакал, когда пел песни. Может быть, потому, что я никогда не пел «вообще»; даже когда был один, то обязательно к кому-то адресовался... Ведь в русской песне пейзажи, образы природы всегда соединялись с судьбами людей, с жизнью человека, его душевными переживаниями, а красота мелодии неизбежно поднимала обыденные, казалось бы, чувства на огромную поэтическую высоту. И мне кажется сейчас, что имен-

_________

Продолжение. Начало см.: «Советская музыка» № 11, 1964; № 1, 2, 5, 8, 10, 11, 1965; № 1, 4, 1966.

но песня, впервые пробудившая в моей душе чувство прекрасного, ощущение поэтического начала, породила смутное стремление к какой-то иной, новой, красивой жизни. Ведь с детства окружавшая меня обстановка говорила лишь о нищете, изнурительном, тяжелом труде, голоде... Немало кругом видел я горьких пьянчуг, побоев и драк, и не потому, что люди были плохие, а потому, что жизнь была безрадостна и безжалостна к ним. Вот и топили люди грусть-тоску на дне стакана, а потом вымещали накопившуюся злость на бедных женах и ребятишках. И песня была единственной отдушиной, через которую прорывался человек к каким-то необходимым для него возвышенным чувствам, к мечте о прекрасном.

Во всех тех песнях, которые веками живут в народе или слагаются заново, вы не найдете и намека на сентиментальность, дешевку, грубость и прямолинейность чувств. Это противопоказано песне потому, что она представляет самую распространенную в народе форму поэтического обобщения. Столетиями она была для него единственным проявлением эстетического начала в окружавшей его действительности. Поэтому-то целомудренность, незамутненная чистота чувств отличает почти все народные песни.

Вниз по Волге-реке, с Нижня Новгорода Снаряжен стружок, как стрела, летит.
Как на том на стружке, на снаряженном,
Удалых гребцов сорок два сидят!

Не каких-нибудь, а удалых именно! Это уже характеристика, которая распространяется и на героя песни. Один из них пригорюнился, страдает от безответной любви, а без любви и жизни ему не надо. Вот и просит он товарищей:

Киньте, бросьте меня в Волгу-матушку,
Утопите вы в ней грусть-тоску мою...

Здесь не те чувства, что у опричника Грязного: «...красавицу на тройку и пошел!» Нет, у героя народной песни чувство настолько возвышенное, что он руки готов наложить на себя: ему нужна взаимная любовь, а не насилие. Так в песне создается идеал большого, всепоглощающего чувства, драматически обостренного неудачей, безответностью... Песня сгущает переживания народа, я бы сказал, конденсирует опыт его ума и сердца. И поэтому исполнитель должен очень многое думать, передумать, вспомнить, прежде чем дать простор своей фантазии.

Возьмем к примеру известную песню:

Ах, Настасья, ах, Настасья,
Отворяй-ка ворота,
Отворяй-ка ворота,
Повстречай-ка молодца...

В эту песню некоторые исполнители привносят развязность, разухабистость. И получается, что Настасья должна встретить не молодца, а какого-то разгулявшегося хама. А ведь герой песни совсем не такой. Настасья отвечает:

Я бы рада отворила,
Буйный ветер в лицо бьет.
Частый дождичек сечет,
Ретивое сердце мрет...

И музыка лирическая... Настасья в конце концов откроет ворота, но у такой девушки и молодец должен быть ее достоин. Поэтому его первую фразу надо петь мягко, ясным тембром, чтобы в словах чувствовалась любовь и чистота отношения к своей избраннице. Он скромен, но в музыке есть широта русского характера, свойственное герою народной песни «удальство». Это все и надо передавать в своем пении.

Опыт мне подсказал, что как только правильно определяешь исходную мысль-чувство, так и голос сам настраивается, приобретает соответствующие краски, светлеет тембр. Песни народные сейчас стали петь многие, но, к сожалению, привкус эстрадности нередко искажает ее образы, опошляет содержание песни.

Вот «Песня бобыля» на слова Никитина. Ее тоже иной раз поют на манер разухабистой плясовой. А ведь это горькая песня! В ней отражены переживания человека, которого нищета и одиночество толкают к бесшабашному разгулу; это удаль от отчаяния:

Уж ты плачь ли, не плачь —
Слез никто не видит,
Оробей, затоскуй —
Курица обидит.
Уж ты сыт ли, не сыт —
Шути, улыбайся,
Причешись, распахнись,
В печаль не вдавайся.

Все ведь здесь овеяно горькой иронией, тоской одиночества, печальной улыбкой от сознания неизбежности судьбы.

Одна фраза только имеет прямое значение:

Сторонись, богачи,
Беднота гуляет!

Этот протест, неприятие жизни типичны были в прошлом для русской бедноты. Это вызов, даже угроза...

Одна из самых любимых в народе лирических песен — «Ничто в полюшке не колышется». Русская по складу, по необыкновенной плавности мелодии, по искренности, лирической «грустинке». Сколько в ней сочувствия к герою песни — деревенскому пастуху!

Ничто в полюшке не колышется,
Только грустный напев где-то слышится.
Напевал там пастушок песнь унылую.
Он в той песне вспоминал свою милую.
Как напала на меня грусть жестокая.
Изменила, видно, мне черноокая...

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

МАСТЕРА ОБ ИСКУССТВЕ И О СЕБЕ

С. Лемешев

Из автобиографии

Песня

Содержание