Но как точно характеризует она нынешнее направление «поисков» певицы ... 1
Облегченность замысла — одна из причин, которая мешает нашим эстрадным певцам, даже талантливым, обрести индивидуальность. А иной раз, как показывает пример с Пьехой, ведет к тому, чтобы ее утратить.
Тревожное чувство вызвало и выступление М. Кристалинской. Еще совсем недавно в поисках своей лирической героини она обнаружила явное стремление отойти от приевшихся стандартов. Скромный костюм, неторопливая, негромкая манера высказывания. Складывался характер сдержанный, внутренне содержательный. Две ее настоящие удачи — «Я тебя подожду» и «Город спит» А. Островского и Л. Ошанина — показали, что исполнительница умеет «быть в образе».
Но первый же номер в фестивальной программе насторожил. Как будто все то же и все-таки «не то». И костюм скромный, и пела певица не громче обычного, и по-прежнему желала быть простой и непринужденной. А многое получалось наоборот: простота обернулась манерностью, непринужденность — развязностью. Причины такой метаморфозы просты: поискам внутреннего состояния певица предпочла наигрыш. Ее героиня стала вдруг отчаянно кокетничать, демонстрируя свои душевные качества.
Потеря внутреннего контроля повлекла за собой потерю чувства меры, вкуса. Певица слишком часто «разгуливала» по сцене, слишком много и неудачно разговаривала с публикой («С Геленой Великановой нас связывает долгая и тайная любовь...», «Мне очень стыдно... но я спою эту песню» и т. д. и т. п.), явно злоупотребляла световыми эффектами. Вот сцена (в который раз!) погрузилась во тьму. Одинокий луч высветил Кристалинскую, прислонившуюся к боковой кулисе. Раздались торжественные хоральные аккорды. И когда все мы приготовились услышать нечто значительное, зазвучал примитивный мотивчик песни Б. Окуджавы «Ах, Арбат, мой Арбат, ты мое отечество...» А разве «таинственный» шепоток в песне А. Колкера на слова И. Кашежевой «Опять плывут куда-то корабли» не был лишь внешним эффектом? Наверное, потому он и получился маловыразительным.
И та манера недопевать, «проглатывать» последний слог в отдельных словах, которая очень шла юной героине песенки Островского «Я тебя подожду», подчеркивая ее девчоночий возраст, утратила свежесть, превратилась в штамп, как только певица механически стала переносить ее в другие песни. Не хочется думать, что Кристалинская уже исчерпала себя и потому стала повторяться. Впрочем, такая мысль возникла не только в связи с ее выступлением.
И. Кобзон показал на фестивале большую и во многом интересную программу. Некоторые произведения, например отличную песню О. Фельцмана на текст В. Сергеева «Служи, солдат», он исполнил с подъемом. И все-таки певцу заметно не хватило разнообразия красок. И вокальных (слишком много forte) и актерских. Темперамент, волевой напор — качества сами по себе привлекательные. Но не маловато ли их для полнометражной программы? Тот же недостаток (ограниченность эмоционально-выразительного диапазона) обнаружился и у В. Беседина, и у Л. Барашкова, и у К. Лазаренко. Частенько в подобных случаях говорят, что напрасно, мол, артист или артистка ограничивают себя каким-либо одним жанром. Вот и при обсуждении итогов фестиваля в Министерстве культуры СССР кто-то из выступавших пожурил, например, И. Бржевскую за то, что она поет только лирические песни, а не стремится отражать патриотические чувства и... процессы труда. Мы не склонны присоединяться к таким упрекам.
Дело не в жанре. Ведь даже «процессы труда» (речь идет, по всей вероятности, об отношении человека к труду) могут стать предметом лирического воплощения. А разве мало появляется песен, где сугубо лирические и гражданские мотивы теснейшим образом переплетены (вспомним «На кургане» А. Петрова или «Геологов» А. Пахмутовой, которых, кстати сказать, открыла нам та же Бржевская). Словом, лирика настолько богата всевозможными оттенками чувств, состояний, что сама по себе никак не может объяснить однообразия (или тем паче служить его источником). Другое дело, что из всего этого богатства Бржевская почти ничего не почерпнула.
«А вокруг голубая, голубая тайга», — поет она замирающим от умиления голосом и вскидывает руки с манерно изогнутыми кистями. Ассоциации возникают отнюдь не таежные. Но в таком стиле идет почти вся программа: умилительно-сладкие интонации в голосе, умилительно-слад-
_________
1 Ссылка на мнение рядового слушателя, конечно, не самый сильный аргумент для критиков. И все-таки мы не можем не привести здесь реплику, услышанную нами после концерта «Дружбы» в группе молодежи: «А ребята в первом отделении выступали интересней». Реплика, увы, вполне справедливая. В первом отделении был индивидуальный образ, во втором — привлекательный «типаж», не более.
кая улыбка на лице. И даже сахарная белизна гипюра на платье кажется приторной. Между тем в песнях говорилось про разное: про мужскую дружбу и про женскую верность, про костры на снегу и про тех, кто ищет счастье в пути...
В жизни обычно умиление и восторженность — состояния кратковременные. Когда человек пребывает в них слишком долго, окружающим становится за него неловко. Тем более неловко наблюдать такое на сцене. Мы испытали настоящее облегчение, когда певица вдруг «изменила себе» (или обрела себя?!) и запела просто, по-человечески. В результате далеко не лучшая песня («У омута» Т. Марковой) оставила лучшее впечатление.
Пример с Бржевской доказывает, что избрать определенное амплуа отнюдь не значит еще творчески оправдать его. Лирических исполнительниц у нас хоть пруд пруди. Но многие ли из них задумываются над тем, что лирика требует от певца прежде всего умения глубоко, правдиво передавать разные чувства (а не просто освоить две-три «модные» интонации)? Многие ли стремятся к жизненной, реалистической многогранности индивидуальных образных решений? И не подменяют ли на эстраде в большинстве случаев эту образную многогранность стереотипной «маской»?
У молодой певицы Т. Миансаровой таких «масок» обнаружилось сразу две. Одна из них — некое подобие Элизы Дулиттл, которую лишили душевного обаяния, оставив ей только плохие манеры. Поет она грубовато-крикливо (с хрипотцой, с пустыми белыми нотами наверху), держится с вызовом. Стремясь сделать свое исполнение более броским, певица использует элементы танца, движения, жест, всячески подчеркивает ритм песни. Но броско — это не навязчиво-вульгарно, а у Миансаровой чаще всего получается именно так. (Вспомним хотя бы ее неудачную попытку превратить «Молодежную» И. Дунаевского в некую помесь лихого твиста с разудалой частушкой.) Подобное понимание «эстрадности» характерно для некоторых зарубежных «звезд». Но и на Западе сейчас вкусы изменились.
Другая маска — чувствительная лирическая героиня. И когда в «Песне о тебе» Т. Марковой и Л. Куксо Миансарова решила сделать «объектом» лирических признаний аккомпаниатора и, в полумраке томно изогнувшись, простерла к нему руки, — трудно было понять, откуда взялась в творчестве советской певицы такая мещанская салонность. О вкусе, такте здесь говорить уже не приходится.
А вот в песнях, где речь шла о детях и от имени детей («Пусть всегда будет солнце» А. Островского и «Первые шаги» В. Пожлакова), Миансарова стала совсем иной. Мягче, женственней и куда выразительней.
Попытки найти себя мы ощутили у некоторых других молодых певцов, скажем у М. Суворовой, С. Рахимова или у нашей гостьи — Л. Равницкой из Саратова. К сожалению, пока только попытки. Тут надо сказать еще об одной беде — об отсутствии у многих участников фестиваля настоящего мастерства, а подчас и элементарной сценической техники. Особенно скованно чувствовали себя многие в подтанцовках. Как ни странно, но забывалась простая истина: все, что ты делаешь на эстраде, надо уметь делать! В частности, надо уметь разговаривать с публикой, коль скоро ты взялся вести конферанс, надо уметь не только носить костюм, но и верно его выбрать. Можно ли, скажем, петь про мозолистые руки рабочего человека, про его непоказную трудовую доблесть в таком вычурном с позолотой наряде, как у Н. Дорды? Многие исполнители в ходе программы переодевались. Но, за редким исключением, никто из них не попытался как-то связать смену костюмов с характером программы. Это был опять-таки сугубо формальный акт.
*
Мастерство, культура, вкус эстрадных исполнителей теснейшим образом связаны, разумеется, с тем, что они поют. Иными словами, с проблемой репертуара.
Этой проблемы нам приходилось по ходу статьи касаться не раз. Однако необходимо остановиться на ней специально, тем более, что для некоторых исполнителей она оказалась основной. Мы имеем в виду прежде всего Л. Зыкину. В печати справедливо отмечались достоинства певицы: красивый, грудной, словно проникающий в душу голос (Зыкиной, например, великолепно удаются переходы к тончайшему piano!), благородная, исконно русская манера исполнения. Верно, такой певице вполне под стать героиня, о которой можно сказать словами Некрасова: «Коня на бегу остановит, в горящую избу войдет». И вдруг мы услышали:
Ты ушел и оставил мне сына,
А он тянет ручонки к тебе,
Ты ушел и оставил мне сына,
И за это спасибо тебе.
-
Содержание
-
Увеличить
-
Как книга
-
Как текст
-
Сетка
Содержание
- Содержание 4
- Звезда моя 5
- Новые образы, новые средства 7
- Песни для всех народов 15
- Друзьям однополчанам 19
- Возрожденная традиция 22
- Первая любовь 26
- «Зимний путь» Шуберта 30
- Улыбки Моцарта 37
- Рождение новой оперы 43
- Встречи с мастером 52
- Опыт дирижера 56
- На сцене и эстраде 58
- Прочтение «Хованщины» 65
- Учиться создавать образ 71
- Как порой учат 73
- Интервью с Тоти даль Монте 76
- Оркестры Урала и Сибири 80
- Поиски новых путей 84
- Певцы Севера 86
- «Летувы» 88
- Слушая органистов... 89
- Письма из городов: Симфонические премьеры. Камерные вечера Г. Рождественского 94
- Жанр обязывает 96
- Память о войне 105
- В Эвенкию за песнями 110
- Утверждение правды 114
- Неделя в Брненском театре 127
- У нас в гостях: Советский Союз в моем сердце 134
- Песня о всеобщей стачке 137
- Факты и выводы 139
- Теория в развитии 147
- Новые грамзаписи 149
- Хроника 151