Искусство Давида Ойстраха — это целый мир, своеобразный и неповторимый, охватывающий множество стилей и эпох. В его огромном репертуаре соседствуют Бах и Барток, Дебюсси, Прокофьев и Шостакович, Григ и Стравинский. Но одна черта его искусства — своеобразный классицизм — представляется основополагающей.

Классицизм в его чистейшем и совершеннейшем виде, живой как жизнь.

Ойстрах-дирижер идет по тому же пути, что и Ойстрах-скрипач. Если первые шаги знаменитого музыканта в новом для него амплуа были весьма осторожны, то сейчас он чувствует себя за дирижерским пультом совершенно свободно. Программу открыл Концерт Баха для двух скрипок и струнного оркестра (17 сентября, концертный зал им. Чайковского). Сольные партии исполнили Игорь и Давид Ойстрахи. Трудно было поверить, что аккомпанировавшая им (без дирижера!) уменьшенная струнная группа оркестра не является постоянно действующим камерным оркестром, годами выступающим со своими солистами,— на таком высоком уровне был ансамбль. Затем Игорь Ойстрах выразительно и проникновенно сыграл Концерт Брамса.

Мастерство Ойстраха-дирижера развернулось во втором отделении. Музыка С. Прокофьева, по-видимому, особенно близка ему. Одна из вершин прокофьевского творчества — партитура Пятой симфонии — дала Ойстраху возможность блистательным образом подтвердить эту близость, это верное ощущение неброской, тихой душевной красоты и целомудренности чувства, в которой отражены самые исконные черты русского национального характера и которой тем самым противопоказаны излишне подчеркнутые внешние проявления повышенной эмоциональности. Единственный недочет в исполнении симфонии Прокофьева — недостаточная выравненность звучания в двух-трех эпизодах второй части и финала.

Прелестно прозвучали две пьесы, исполненные сверх программы,— «Празднества» Дебюсси и Пятый славянский танец Дворжака.

29 сентября Ойстрах продирижировал своей второй, «американской» программой. В центре ее — Вторая симфония Шуберта. Она была написана в 1815 году, когда композитору было всего восемнадцать лет. От каждой страницы партитуры веет юношеской непосредственностью и жизнерадостностью. Вместе с тем буквально на каждой странице сквозь совершенно очевидные влияния Гайдна, Моцарта и раннего Бетховена проступают черты художника другого поколения.

Многогранность этой чудесной и, к сожалению, редко исполняемой у нас симфонии была любовно и внимательно передана Ойстрахом.

В увертюре к опере «Мейстерзингеры» Вагнера следует отметить прежде всего реальное и гармоничное звучание всей богатой и насыщенной полифонии. Дирижер несколько смягчил кульминации, ноудивительно пластичное звучание увертюры в целом, думается, вполне уравновесило «баланс» экспрессии.

Сверх программы «на бис» была поэтично и стремительно сыграна увертюра к опере «Оберон» Вебера, а также Пятнадцатый славянский танец Дворжака.

Солистами в концерте опять-таки выступили Д. Ойстрах, с классическим совершенством исполнявший сольную партию и дирижировавший (в tutti главным образом) оркестром в Четвертом ре-мажорном концерте Моцарта, и И. Ойстрах (концерт Чайковского).

23 сентября концертом оркестр Московской филармонии дирижировал Е. Светланов. Безо всяких преувеличений можно сказать, что открывшая программу Двадцать первая симфония Мясковского в этот вечер пережила свое второе рождение. Это небольшое произведение — одна из вершин творчества замечательного советского симфониста — всегда было ценима музыкантами. В описываемом концерте симфония как бы вся запела, она словно «раскрылась»... Теплый, сочный звук, которым играли струнные, был естественным ответом артистов оркестра на тот эмоциональный посыл, который они получали от дирижера.

Вообще Светланову свойственны прежде всего редкая правдивость, искренность всего, что он делает, полное отсутствие не только нарочитости, но и какой бы то ни была «придуманности». Он очень естествен за пультом. Эти ценные качества помогли Светланову отлично исполнить Пятую симфонию Чайковского. Так, наконец, мы услышали весьма близкий к указанному автором темп вступления к первойчасти.

Как известно, в сочинениях, созданных в тот период, когда Чайковский уже приобрел достаточный опыт дирижера-практика, он особо тщательно обозначал и малейшие изменения темпа и нужный метроном. Во вступлении к первой части Пятой симфонии композитор написал: «Andante, четверть равна 80». До недавнего времени это вступление многие дирижеры исполняли почти вдвое медленнее, чем это предложено автором, доходя до темпа, в котором четверть равна не 80, а 44–48 (что было многократно проверено во время концертного исполнения).

Несколько менее удачно прошла третья часть — Вальс, где у Светланова получилась известная темповая монотония. Сольный эпизод в партии первого фагота здесь явно предполагает большую свободу фразировки, и дирижеру следовало пойти навстречу солисту.

Скрипичный концерт Мендельсона И. Ойстрах сыграл ярко и элегантно. Особо хочется здесь отметить отличное качество штрихов. Коллектив оркестра показал высокие образцы ансамблевой игры во всех программах. Сочность и красота звучания, точность настройки, широкий диапазон оттенков были все время на большой высоте. Все концерты, о которых шла речь, прошли с заслуженным успехом.

«Музыка для струнных» Р. Бунина

Она была впервые исполнена в Большом зале консерватории Московским камерным оркестром (21 сентября, дирижер — Рудольф Баршай) и встречена многочисленной аудиторией с энтузиазмом. Эта четырехчастная пьеса занимает всего около пятнадцати минут. Но как много успевает сказать слушателям композитор за этот небольшой промежуток времени! В «Музыке» Р. Бунина есть и драматизм, и лирика, и едва ли не прежде всего нечто эпическое. Порой вспоминаются здесь «Весна священная» И. Стравинского, «Скифская сюита» С. Прокофьева. Во всяком случае это удивительно русская музыка, сочетающая глубокую старину с острым чувством современности. Музыка разворачивается капризно и прихотливо, ежеминутно меняя свой облик. Импровизационность сочетается в нем с неоспоримой логикой и продуманностью замысла и его выполнения. Особенно богата контрастами и неожиданными переходами первая часть Moderato sostenuto. За ней следуют весьма энергичное Allegro con fuoco и задумчивое Andante. В финале (соn modo) почти безраздельно господствует танцевальность. В отдельных его эпизодах слух неожиданно улавливает ритмы и попевки киргизских и казахских кюев. Композитор умело и тонко использует всевозможные приемы игры на струнных вплоть до col legno (особенно хороши gllssando)), но нигде игра эффектами инструментовки не является у него самоцелью. Все подчинено творческому замыслу! И, несмотря на относительную сложность язьпса, произведение воспринимается легко.

Другая исполненная в концерте «музыка» — «Музыка для камерного оркестра» Г. Свиридова, впервые прозвучавшая в прошлом концертном сезоне, — успела прочно войти в постоянный репертуар Московского камерного оркестра и завоевать любовь слушателей. Прелестная Пятая симфония Шуберта, нежная, улыбчивая и безоблачная, также входит в этот репертуар. Исполнение с каждым разом становится все совершеннее и изящнее.

Украшением отчетной программы было исполнение Зарой Долухановой в сопровождении камерного оркестра мотета Моцарта «Exsultate jubilate», завершающегося знаменитым «Аллилуйя».

Б. Лятохин

Новый камерный ансамбль

Концерт 19 сентября в Малом зале Московской консерватории достоин внимания по крайней мере в двух отношениях: во-первых, наряду с фортепианными трио си бемоль мажор соч. 11 Бетховена и «Памяти великого художника» Чайковского в этот вечер москвичи услышали давно не звучавшее Трио Г. Свиридова (в новой редакции 1955 года); во-вторых, эти произведения исполняли Е. Малинин, Э. Грач и Н. Шаховская, впервые выступившие в таком ансамбле. Надо отдать должное музыкантам: они великолепно воплотили композиторский замысел.

Четыре части Трио имеют программные названия — «Элегия», «Скерцо», «Похоронный марш» и «Идиллия».

Углубленное, несколько сумрачное начало «Элегии» сразу приковало внимание слушателя, хотя элегическое настроение длится недолго, сменяясь интенсивным развитием музыки, насыщенной драматизмом. Восстанавливается оно только в репризе главной темы, завершающей первую часть.

Вторая часть — «Скерцо». Его иногда трактуют как «картину беспечного праздника», «настроение увлекательной игры». В данном же исполнении на вас обрушивается нечто зловещее, разрушительное, где нет места ни шутке, ни юмору. Благодаря такой интерпретации «Скерцо» музыка становится гораздо серьезнее, а значение второй части в драматургии всего цикла намного увеличивается.

Название третьей части — «Похоронный марш» — относится к содержанию музыки, а не к ее жанровой природе, ибо танцевальность здесь гораздо более ощутима, нежели собственно маршевость. В середине части, хотя и слышна приглушенная маршевая поступь, слух отчетливо улавливает танцевальный ритм, в частности отдаленное сходство с «Болеро» Равеля, подчеркиваемое и ориентальным колоритом мелодии. (С другой стороны, в характере этой музыки есть что-то родственное теме второй части Третьего фортепианного концерта С. Прокофьева, также имеющей танцевальный оттенок.) Третья часть, с необычайной чуткостью исполненная ансамблем, произвела очень сильное впечатление.

Как и в предыдущих частях, название «Идиллия» воспринимается очень условно и относится не ко всему финалу, а только к первому разделу сложной трехчастной композиции, повторенному затем не полностью в репризе. Второй раздел финала, очень далекий от «идиллических» настроений, прозвучал резким контрастом к предыдущей музыке. В коде как бы далекое эхо напоминало о «Похоронном марше». Пасторальный характер «идиллических» тем, а также ритмический рисунок заставили вспомнить жигу-финал старинной сюиты. Это обстоятельство, на мой взгляд, весьма существенно для понимания композиторского замысла всего цикла, тем более что интерес Свиридова к старинной

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

«Музыка для струнных» Р. Бунина

Б. Лятохин

Новый камерный ансамбль

Содержание