Выпуск № 10 | 1965 (323)

музыку Средиземноморья. Это уже не тягучий вопль мавров, не темная страсть гитар, а что-то сельское, грубое и веселое, как весь каталонский край»1.

В характеристике арагонской хоты Чапек метко подчеркивает важную особенность музыкального фольклора Испании — единство песни и танца: «Арагонская хота — это песня и танец; песня с трудным кадансом, суровая, дикая, стремительно разбегающаяся и снова тягучая, с ярко выраженным мавританским влиянием, но без завитушек flamenco; каждая строфа соскальзывает в такую протяжную и круто замирающую жалобу. И хота — прелестный танец, стремительный, буйный, с мощным темпом галопа, прорывающимся из округлой и замирающей кантилены»2.

В умении схватить и зрительно-наглядно передать пластику ипанского танца в словесной характеристике, соперничающей своей выразительностью с выразительностью рисунка, отразился дар Чапека-художника. Но не только этим поражает нас чешский писатель. Читая следующие строки, невольно думаешь: написать их мог человек, обладающий не только блестящим литературным мастерством, но глубокими музыкальными познаниями, позволяющими почувствовать самую сущность испанской народной музыки — ее полиритмию: «В отличие от северных танцев испанский танец танцуют не только ноги, а и все выгибающееся тело и особенно щелкающие кастаньетами, легко взмывающие руки, а ноги, почти не отрываясь от земли, притаптывают и выбивают дробь. Я бы сказал, что ноги лишь сопровождают то, что вытанцовывают бедра, плечи, руки, дугою выгибающийся стан, который так и ходит волнами между неистово стучащими кастаньетами и каблучками. Испанский танец — это какая-то необъяснимая и предельная оркестровая слитность острого, отрывистого ритма струн, кастаньет, бубна и каблуков с плавной, тягучей волной танцующего тела. Музыкальное сопровождение и все, что к нему относится, включая вскрикиванья и хлопки, идет в каком-то вихревом такте, то учащающемся, то замирающем, как биенье сердца, но тело танцора при этом ведет, словно на скрипке, какую-то свою, плавную и упоительную, страстную мелодию, она ликует, о чем-то молит и жалуется, подхлестываемая стремительным ритмом...»3.

Путешествуя по Андалусии, Чапек познакомился с ее музыкой, испытавшей влияние цыган (песни и танцы flamenco). «В песнях этих, — писал Чапек, — обычно несчастная любовь, угрозы, ревность и месть... даже и saetas, которые на святой неделе распеваются в Севилье во время крестных ходов, такой же страстный стиль дикого раздолья, как у любовных сегидилий»1.

Внимание писателя неизменно привлекали народные инструменты и особенно, конечно, гитара, которая «звучит совершенно иначе, чем мы это здесь себе представляем; она металлически звякает, как оружие, бряцает воинственно и сурово; она не лепечет, не воркует, не сюсюкает медоточиво, не тренькает, а звенит, как тетива, гулко рокочет, как бубен, гремит, как лист жести; это мужественный, бурный инструмент, и играют на нем молодцы, похожие на разбойников с гор, рвущие струны порывистым резким щипком»2.

В одном из очерков Чапек приводит текст народной песни, в которой отражено отношение испанцев к своему любимому инструменту:

Чтобы спеть тебе о моих муках,
заставил я заговорить свою гитару;
если тебе непонятен язык ее,
не говори, что у тебя есть душа3.

Испанский танец в нашем представлении всегда ассоциируется с кастаньетами. Вот что пишет о них Чапек:

«“Castañuelas” не только музыкальный инструмент, который щелкает, гремит, выводит трели, воркует и журчит (я брал его в руки, и даже просто выбивать им такт очень тяжело), но это еще больше — принадлежность танца, до самых пальцев доводящая его волну, и так же, как и бубен, резко взметывающая руки в прелестную исходную позицию испанских танцев. В звуках castañuelas — целая Черная Африка, с ее неистовой потребностью барабанного ритма. Когда в вихре такого танца среди пронзительных подхлестывающих выкриков и ритмических хлопков трещат кастаньеты, так что чуть не лопается барабанная перепонка, то это, милые мои, такая зажигательная кутерьма, что впору самому вскочить и пуститься в огненный пляс, так это страшно ударяет в ноги и в голову»4.

Рассказывая о своеобразии испанского танца, его характерных позах и движениях, Чапек неизменно подчеркивает благородный стиль народного исполнения. Севильяна, пишет Чапек, это «...красивый танец, когда, подбоченясь одной рукой, другую заносят над головою, выставляя из-под юбочки ножку в легком шажке танца; танец надменный, гордо охорашивающийся и деликатный»5.

_________

1 Там же, стр. 494.

2 Там же, стр. 483.

3 Там же, стр. 477–478.

1 Там же, стр. 479.

2 Там же, стр. 483.

3 Там же, стр. 436.

4 Там же, стр. 479–480.

5 Там же, стр. 481.

В благородной, сдержанной манере исполнения испанских танцев чешский писатель видит отражение лучших народных традиций. В них нет ничего общего с преувеличенным подчеркиванием темперамента, того, что сами испанцы иронически называют «эспаньоладой» и что претит их художественному вкусу. Такое исполнение соответствует удивительно тонкому высказыванию Чапека об испанском танце: «Чертовский и обольстительный танец, но никогда не ослабевает в нем стальная пружина гордости».

«Прогулка в Испанию» — увлекательное путешествие в мир народной музыки, о котором Чапек рассказывает просто, легко и с присущим ему чувством юмора. Эти очерки представляют собой интереснейший материал для всех любящих искусство Испании и по праву могут быть поставлены в один ряд с «Записками» М. Глинки и «Письмами об Испании» В. Боткина.

Профессиональная глубина музыкальных характеристик в «Прогулке в Испанию» вызывает не только чувство восхищения. Хочется познакомиться и с другими «музыкальными» сочинениями Чапека.

С детских лет Карел рос в атмосфере музыки. Глубокая любовь к песням, народным легендам, сказкам передавалась в его семье из поколения в поколение.

«...Наша мама, — вспоминал Чапек, — записывала народные песни, сказки и предания; откуда-то с края света, из Бабушкиной долины1, к нам приходили старики и старухи и пели и рассказывали, усердствуя над горшком похлебки; а папа собирал тогда национальные вышивки, сундуки, керамику: он брал их вместо гонорара, — кое-что из его коллекции и сейчас находится в этнографическом музее; наверное, где-нибудь там же хранятся и мамины записи народных песен и сказок.

Была у нас еще бабушка — мельничиха из Гронова, набожная, мудрая и веселая, словно жаворонок; у нее в запасе всегда было много песенок, присловий, пословиц, поговорок и народного юмора: она являла собой живое воплощение духа и языка на-

_________

1 Живописная местность Северной Чехии.

...Севильяна — танец надменный, гордо охорашивающийся и деликатный...

...Так танцуют в Триане — рабочем предместье Севильи...

  • Содержание
  • Увеличить
  • Как книга
  • Как текст
  • Сетка

Содержание

Личный кабинет