Выпуск № 10 (323) | 1965 - страница 20

Я раздумал идти к Гнесиным, возвратился домой, как раз почтальон принес пакет с печатными экземплярами секстета.

Когда я смотрю на партитуру этого секстета, во мне разгорается желание броситься в сочинение и погрузиться в нем с головою. Какой-то голос повторяет мне слова Танеева, который говорил, чтобы я сочинял, сочинял и таким образом понемногу буду совершенствоваться. А холодный и спокойный разум говорит мне, что я должен продолжать те работы, которые наметил, и не должен соблазняться скорым успехом и должен забыть о желании услышать поскорее аплодисменты <...>

14.

[9 января 1902 г.]
[Москва]

Дорогой друг!

Только что я был у одного товарища. Мы с ним много говорили, и он между прочим спросил, чем я теперь занят и что пишу. Я ему сказал, что много работаю, но когда опять напишу новое сочинение, не знаю. Он сказал мне, что я своими работами напоминаю ему одного... (он назвал имя), и мне захотелось крикнуть ему, чтобы он не смел меня сравнивать с кем-нибудь и что я вовсе не так работаю, как другие, а между тем я продолжал спокойно разговаривать.

Зачем кричать? Это было бы смешно, особенно для того, кто бы знал мои «скромные» желания. А они очень «скромны». Вы знаете их? Вот они. Я не хотел бы лучше владеть формой музыкальной, чем ею владел Бетховен, не хотел бы лучше знать инструментовку, чем ее знают Глазунов и Римский-Корсаков, не хотел бы лучших мотивов слагать, чем их складывает народ, а страсти не хотелось бы меньше вкладывать, чем сколько ее вкладывали Вагнер и Берлиоз; не хотелось бы также меньше поэзии, задумчивости и мечтательности, неги, любви и задушевности вкладывать, чем ее вкладывали Шопен, и Шуман, и Григ, и Свентсен. Нет, нет, нет! Мне бы хотелось, чтобы, кроме всего этого, я мог бы в свою музыку пересаживать тот мир, который все больше и больше растет в моей душе.

Друг мой, подумайте! Если бы Вы окончили уже консерваторию, и Ваше сочинение какое-нибудь было напечатано, и окружающие Вас ждали бы постоянно от Вас чего-нибудь нового в сочинении, и в это время Вам предложили бы поехать в школу, в которой преподают Глазунов, и Бетховен, и Шуман, и Григ, и Вагнер, и много других лучших музыкантов, неужели Вы бы отказались на год или на два поехать туда ? Ну, вот я теперь нахожусь в таком положении. Благодаря своим знаниям я могу учиться у всех и взять у каждого именно, что мне нужно. А когда возьму все, что мне нужно, то брошу их и буду смеяться над ними, как над стариками. Ведь Вы заметили, что ученики часто любят смеяться над своими бывшими учителями, хотя бы последние и принесли в свое время им какую-нибудь пользу. Ну, а пока я ученик, я должен снимать перед ними шапку и чувствовать уважение и трепет.

До свидания, мой друг.

Р. Глиеэр

15.

15 января 1902 г.
Петербург

Дорогой друг!

Вам первой шлю радостный привет из Петербурга, куда я попал, как в какой-нибудь водоворот. Я так страшно устал сегодня, что не в состоянии по порядку и интересно все рассказать. Оставлю до Москвы. Только когда приедешь сюда, видишь, насколько она милее Петербурга. Пусть в ней много пьяных мужиков, толстых купцов, зато в ней не наталкиваешься на каждом шагу на серые, нервные, озабоченные лица, не слышишь об кознях и интригах, которые тут друг другу стараются все строить. Как хорошо быть гостем в Петербурге. Сегодня была генеральная репетиция секстета¹. Я познакомился с Ауэром² и Вержбиловичем³, и мне пришлось много краснесть от комплиментов, которые они мне говорили. Слушайте, какой я хвастун: уже была составлена программа на все квартетные собрания, как Ауэр познакомился с моим секстетом, и, несмотря на это, он изменил программу. Завтра на вечере я, вероятно, увижу всех музыкантов, у которых еще буду и о которых Вам после напишу подробнее <...>

16.

20 января 1902 г.
[Москва]

Два слова об Вашем письме. Всегда, когда я читаю Ваши письма. Ваши рассуждения о характерах и о влиянии этих характеров, всякий раз я представляю себе барышню, не видевшую того, что называют «будничной жизнью», барышню, которой не приходила никогда в голову мысль, что она может остаться когда-нибудь без куска хлеба и ей придется «бороться» с жизнью, барышню, которая жила только

чувством, которая занимается музыкой только для того, чтобы убить время. Вы не сердитесь на меня за эти слова? Помните, Вы как-то в театре сказали, что интересно было бы, чтобы я делился своими мнениями с публикой. Я тогда сказал, что мои мнения только для меня.

Мои мнения слишком резки, и я еще слишком молод, чтобы иметь право их высказывать. Мои мнения слишком резки не только относительно музыки, но и относительно самой жизни. Помните, что никого я так резко не сужу, как самого себя, и никого так строго не наказал бы за какой-нибудь дурной поступок, как самого себя.

Собственно говоря настоящей «жизни» я в Вашем существовании не вижу. По-моему, Вам нужно столкнуться с самой тяжелой будничной жизнью или с людьми, которых судьба наградила такой жизнью, чтобы Вы могли понять, что есть люди, которым и в голову не приходило, что сильный характер должен отыскать себе слабый, что слабому нужно бояться сильного и т. п. <...>

17.

[11 февраля 1902 г.]
[Москва]

<...> Только что я пришел домой <...> Хотите, я Вам напишу, что сегодня в 10 часов утра я заехал за Неменовой¹ и вместе с нею поехал на вокзал. Там была наша «труппа» в сборе. Ну полчаса, проведенных в поезде, с разными комическими эпизодами, затем семь верст на лошадях, милые хозяева, фабриканты, прекрасный обед, маленькая репетиция — все это предшествовало спектаклю². Наши юные артисты были в костюмах и под гримом. Я залез в суфлерскую будку и подсказывал певицам слова, которые они боялись спутать, и показывал вступления, чувствовал себя на седьмом небе. Спектакль очень удался. После этого был ужин, не уступавший обеду, прощание, опять семь верст на отличной лошади, опять полчаса железной дороги, опять прощание, и вот я сижу дома, и вот я пишу моему другу, дорогому, прелестному, спящему другу письмо.

<...> В первый год моего знакомства с Сахновским³ я часто от него слышал: «Кто хочет серьезно музыкой заниматься, должен забыть отца и мать». Я с этим никогда не был согласен, а теперь, кажется, и Сахновский отказался от этой мысли. Искусство для меня могло быть дороже всего на свете только тогда, если бы девизом моим могло быть «искусство для искусства». Я выбрал себе другой девиз: искусство для жизни, а жизнь для искусства. Прежде жизнь, а потом искусство. Чем счастливее будет моя жизнь, тем жизнерадостнее будет моя музыка и тем вернее она достигнет своей цели <...>

18.

Среда 2 ночи
[15 февраля 1902 г.]
[Москва]

Дорогой друг!

Вчера мы с Вами говорили о пьянстве, курении, о привычках и страсти. По-моему, всякая привычка может перейти в страсть, если только она имеет возможность развиться. Разумеется, трудно представить, чтобы привычка ходить из угла в угол по комнате перешла бы в страсть. Зато привычка курить, пить, развратничать и т. п. мало-помалу въедается в наш организм, и ее нельзя не назвать страстью.

Когда-то я очень много думал над страстями вообще. В каждом человеке как будто всякая из этих страстей есть в зародыше. Все зависит от того, как обстоятельства будут благоприятствовать развитию той или другой страсти. Уже тогда я решил сконцентрировать все свои страсти в одну и направить их на музыку. Это было лет семь тому назад. В тот год я больше всего над самим собою работал. Я отбрасывал от себя разные азартные игры, которыми увлекались мои товарищи, не входил в их компанию, когда они отправлялись пить в «Петергоф». О водке я могу вот еще что сказать. Я ее ненавижу за то, что она была причиной, по которой моя мать, да и вся наша семья вынесла много позора¹, почти разорилась.

19.

Четверг
[15 февраля 1902 г.]
[Москва]

Дорогой друг! Я пишу Вам каждый день <...> Что писание отнимает время, то Вы не беспокойтесь. Во-первых, я гораздо счастливее, когда напишу Вам две-три своих мысли, а во-вторых, я твердо решил некоторое время не заниматься сочинением. Не думайте, чтобы это было так легко тому, кто привык писать по двенадцать часов в день, для кого когда-то не было ни весны, ни лета, ни осени, ни зимы. Какая страшная, удушливая атмосфера труда, в котором я провел столько лет. Дело в том, что я работал для того, чтобы подготовить себя к сочинению, а не сочиняя, работал. Последнее, хотя иногда бывает и мучительнее, все-таки дает больше удовлетворения. Не

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

14.

15.

16.

17.

18.

19.

Содержание