Из прошлого советской музыки

Р. Глиэр

ПИСЬМА К М. Р. РЕНКВИСТ

Рейнгольд Морицевич Глиэр прожил большую творческую жизнь, богатую самыми разнообразными событиями, встречами, наполненную общественно-художественной деятельностью. Придавая огромное значение личным документам и материалам, Глиэр оставил им самим тщательно систематизированный обширный архив, содержащий около 25 000 единиц хранения. В нем сосредоточены автографы сочинений, законченных или по каким-то причинам оставшихся в эскизах, многочисленные записные книжки, страницы воспоминаний о встречах с Танеевым, Глазуновым, Лядовым, Аренским, Рахманиновым, Скрябиным и другими, двадцать два больших альбома с вырезками из газет и журналов, содержащими рецензии об исполнении произведений Глиэра другими артистами, о его собственных дирижерских выступлениях в концертах в качестве интерпретатора своих и чужих сочинений, сотни программ всевозможных концертов и спектаклей и т. д.

Значительное место в архиве занимает эпистолярное наследие самого Глиэра (отправляя письма, он иногда оставлял для себя копии ) и около трех тысяч писем разных лиц к нему.

Все собранные Глиэром материалы и документы переданы семьей покойного в Государственный Центральный архив литературы и искусства (Москва). Но существует значительная часть писем композитора, которая все еще является личной собственностью адресатов или принадлежит его наследникам. У последних сосредоточено, в частности, более тысячи трехсот писем Глиэра к Марии Робертовне Ренквист, ставшей в 1904 году его женой. Эти письма охватывают более полувека, начиная со времени их знакомства и до последних лет его жизни. Окончив в 1900 году Московскую консерваторию, Глиэр был приглашен педагогом по музыкально-теоретическим предметам в музыкальное училище, учрежденное сестрами Гнесиными. В этом учебном заведении в те годы училась Ренквист по классу фортепиано у Е. Ф. Гнесиной. Здесь в 1901 году состоялось знакомство Глиэра с Ренквист, которое вскоре перешло в глубокую дружбу. Неодолимая потребность в постоянном духовном общении не удовлетворялась, так как приходилось считаться с семейными условностями. И тогда возникло обоюдное решение переписываться втайне от родителей. За первые три года знакомства Глиэр написал Марии Робертовне свыше четырехсот писем. Они представляют собой как бы развернутые дневники, в которых содержится летопись событий повседневной жизни Глиэра и его окружения. Временами письма приобретают то характер воспоминаний о прошлой его жизни в кругу родной семьи, то оттенок философских раздумий. Эти письма дают возможность проникнуть во внутренний мир нравственно чистого, тонко чувствующего, принципиального художника на заре его огромной музыкально-артистической деятельности.

Наконец, несколько слов о порядке публикации. Письма приводятся с купюрами, которые отмечаются многоточиями, заключенными в угловые скобки. Все слова, расшифрованные публикатором, даны нами в квадратных скобках. Даты ряда писем, не проставленные Глиэром, установлены на основе указания почтового штемпеля. Все редакторские даты заключены в квадратные скобки и не оговариваются. Письма датированы по старому стилю.

1.

Многоуважаемая Мария Робертовна!

28 июня 1901 г. [Тимки]

Сегодня я перечел два Ваших последних письма. Я только теперь обратил внимание на миленькую приписку. Вы хотите, чтобы я Вам рассказал, в чем заключаются второй и третий романсы. Первый¹, Вы говорите, приблизительно знаете. Я его тоже знаю только приблизительно. Когда-то, помню, когда ему приходил смертный час, я старался всеми возможными средствами заставить себя забыть его. Я делал с собою то, что стараюсь делать теперь. Хотя теперь это плохо удается. У меня один раз одно настроение, другой — другое, и я тем более жалею, что написал Вам много лишнего в том письме. Второй романс или, собств[енно] говоря, «вторые» (их было несколько) не так интересны, да и тяжело мне теперь все снова возобновлять в своей памяти. Оставимьте это на время. Не выводите никогда никаких «умозаключений» из того, что я говорю или пишу. Мне кажется, что у меня в разговорах и в письмах на каждом шагу — противоречия. Это, может быть, потому, что я, несмотря на свои 26 лет, еще очень мало себя самого знаю, постоянно себя самого убеждаю, самому себе не верю <...>

Почему Вас интересует, где мне живется веселее: в Киеве или в Москве ? Кажется, что в Москве. Хотя про себя сказать — живется, я могу сказать, что вообще мне «живется» только последние два года. Раньше меня можно было только спрашивать, где мне лучше заниматься: в Москве или в Киеве.

Недавно собрались (в Киеве) у меня несколько хороших музыкантов. Мы сыграли квартет² и октет³. Мне вспомнилось квартетное собрание, когда исполняли в Москве октет и когда меня после исполнения «выталкивали» на эстраду.

Доставляют ли мне радость всякие почести и овации. Не знаю, право. Радость доставляет мне то, что я чувствую, как будто бы я начинаю находить дорогу к душе тех, кто слушает мои сочинения. И величайшей радостью будет для меня сознание того, что на чужой душе я сумею играть так, как я играю на своей <...>

2.

19 июля 1901 г.
[Святошино]

<...> Ваше письмо лежит передо мной, и, чтобы не пропустить чего-нибудь, я буду по порядку отвечать на все, что Вас и меня самого интересует. Делаюсь ли я злым и раздражительным, когда сочиняю ? Раздражительным — да, а злым — никогда. И то раздражительным делаюсь только тогда, когда мои нервы начинают капризничать и я не могу с ними справиться. Хотя я отчасти и рад бываю, когда мои нервы развинчиваются. Работа идет гораздо быстрее, и по раздраженным, звучащим нервам как-то легче выливается то, что накопилось в глубине сердца. Как-то мне лишними кажутся тогда слова, и потому я так мало пишу романсов. Хотя еще и другая причина, если не теперь, то раньше была. Я так много лжи видел в словах людей, так много лжи видел во всех сочиненных поэтами песнях¹, что мне неприятно было знакомить свою музу с ними.

Вот и еще одна причина, почему я (может быть) не писал до сих пор оперы. Слишком много в опере искусственного: хотя бы самое пристегивание музыки к тексту. Я сознаюсь, что драму люблю и понимаю гораздо больше, чем оперу. В драме на сцене происходит и все то, что может совершиться в жизни. В опере жизнь как будто бы сливается с искусством, а между тем мне хотелось, чтобы моя жизнь выливалась в искусстве. А впрочем, может быть, я все это вру и причины тут совсем другие. Не хочется только теперь в самом себе рыться. Несколько раз бывало со мною так, что я с удовольствием писал бы оперу, если бы было либретто. Иногда хотелось бы переделать некоторые драмы в оперы, но для этого понадобился бы очень искусный либреттист, а где его взять? Вы замечаете, какое противоречие в том, что я говорю. Оно меня самого очень мучит <...>

3.

25 августа 1901 г.
[Киев]

<...> Знаете, что мне неприятно в Ваших письмах: Вы часто называли меня «многообещающим композитором». В сегодняшнем письме пишете, что мои письма могут впоследствии пригодиться для моей биографии. Одна мысль, что когда-нибудь кто-нибудь будет читать некоторые из моих писем, может отбить у меня охоту теперь писать их. Мне страшно неприятно, когда хотят выпытать, что думает о том или другом

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Из прошлого советской музыки

Р. Глиэр

ПИСЬМА К М. Р. РЕНКВИСТ

1.

2.

3.

Содержание